Гремучая смесь (СИ) - Озолс Агата
— А давай без подробностей, — попросила я.
— Ты еще и ханжа, — сказала гостья снисходительно. — Ну да ладно, без подробностей, так без подробностей. Спустя четыре года я забеременела. Мой муж решил, что я достаточно созрела для того, что бы стать матерью.
— Ты родила Иму?
— Да. Я родила ребенка — альбиноса. Я принесла в семью мужа проклятие. Его родители готовы были меня уничтожить, но он запретил меня трогать. А спустя неделю после родов, мне сообщили, что мой сын умер.
— Как умер?
— Обыкновенно.
— Подожди, так ты была уверена, что Иму нет в живых? — догадалась я. — Как долго?
— Долго. Я узнала о том, что ребенок жив, после смерти мужа.
— Твой муж умер?
— Да, — ответила она с гордостью.
— Уж не хочешь ли ты сказать….
— Нет, — перебила меня Аданна, — к его смерти я не причастна. Он просто перестарался с возбуждающими средствами.
— У него были проблемы?
— После того, как я восстановилась, он решил завести еще детей. Я не хотела. Рождение ребенка — альбиноса это генетический сбой. Я не готова была рискнуть еще раз.
— И что же ты сделала?
— Да ничего особенного. Просто стала подкармливать дорогого супруга разными травками, убивающими мужскую силу. Он ничего не мог. Но очень хотел. Если уж не заниматься сексом, то хотя бы смотреть на секс. И он нашел выход. Стал подкладывать меня под других мужчин. И смотреть, как меня имеют.
— И ты согласилась на такое?
Она посмотрела на меня с жалостью, как на неразумное дитя.
— Глупая белая мышка, ты живешь в совершенно ином мире. У нас здесь все по-другому. Я пробовала обратиться к родителям, но они не захотели меня слушать. А когда я сказала мужу, что не буду этим заниматься, он запер меня и неделю не кормил. Ты знаешь, как это: голодать целых семь дней? И я подумала, что секс это еще не самое страшное. Тем более что те мужчины, которых мой муж приводил ко мне, старались быть нежными и доставляли мне удовольствие. А этот жирный боров все смотрел, смотрел и никак не мог насмотреться. Потом ему в голову пришла мысль пить возбуждающие средства. Он ведь был не старый, всего пятьдесят лет. Но они не действовали! Еще бы, я исправно подливала настои ему в утренний чай. Никакой мужской силы! И однажды он переборщил, принял очень большую дозу. Сердечко не выдержало, и я осталась вдовой. Прекрасный финал!
Я смотрела на Аданну во все глаза. Господи, это все неправда. Такого не бывает. Мы живем в двадцать первом веке, сейчас отцы не продают дочерей, мужья не насилуют жен, а те их не травят. Хотя. Что мы можем знать о том, что твориться за закрытыми дверьми спален?
— Как ты узнала, что твой сын жив?
— Отец сказал. После торжественных похорон позвал к себе и рассказал, что ребенок жив и находится в лагере для детей — альбиносов в другой стране.
— А ты?
— Я? Ты что, правда, думаешь, что я какой-то монстр? — Аданна пристально посмотрела на меня. — А ведь действительно думаешь. Чистенькая мышка. Какой бы он ни был, это мой сын. И я захотела его забрать. Но отец был против. Пришлось договариваться.
— Его ты тоже поила травками?
— Осуждаешь? Да кто ты такая?
— Не осуждаю, — сказала я правду. — Как я могу тебя осуждать? Ты ведь права, я живу в совершенно другом мире.
— Отца пришлось долго уговаривать. В итоге мы пришли к соглашению. Он мне сказал, где живет Иму, я пообещала быть хорошей дочерью и оказывать ему некоторую поддержку. Потом он нашел Африканца. Дальше ты знаешь.
— Зачем ты отдала ребенка Африканцу? — не могла не спросить я.
Аданна грустно усмехнулась
— Я так ждала его, так мечтала о встрече, — ответила она задумчиво. — Представляла себе, как мы будем жить вместе. Не здесь, тут для Иму жизни не будет. Я сразу поняла, что его нужно отправлять в Европу. Но я бы поехала с ним. Или, если отец был бы против моего переезда, приезжала так часто, как могла.
— Надо думать, твои планы поменялись?
— Я не люблю своего сына, — прямо ответила Аданна. — И не знаю, смогу ли полюбить. Я смотрю на него и вижу совершенно чужого мне ребенка. И никаких эмоций он во мне не вызывает. Иму это понял сразу, я чуть позже. Поэтому решила, что до отъезда мальчик поживет у Африканца, тем более что Иван почти ровесник Иму. Зачем мучить ребенка и мучиться самой? Так что не смей осуждать меня, воспитательница.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Мне нечего было ей ответить. Я посмотрела на бассейн, где резвились мальчики, на Александра, сидящего у бортика и наблюдающего за детскими играми. Как я могу осуждать эту женщину? Да, она мне категорически не нравится. Но что я знаю о ней? И какое право имею ее судить?
— Ты еще поплачь, — сказала Аданна насмешливо.
И эта фраза разом перечеркнула появившиеся было добрые чувства к ней.
— Ты зачем мне все это рассказала? — спросила прямо.
— Не знаю, — ответила она беззаботно. — Захотелось. Я никому об этом не рассказывала, ты первая. Так что цени, белая мышка.
Она поднялась и пошла в сторону бассейна.
— И кстати, — кинула через плечо, — я подумываю выйти замуж за твоего хозяина.
21.
— Папа, — услышал за спиной Африканец, — у меня к тебе серьезный разговор.
— Тогда пойдем в кабинет, — предложил сыну, — если разговор действительно серьезный.
Ванька кивнул в подтверждение своих слов.
Пашка пропустил сына вперед и стал подниматься за ним по лестнице. И когда он только успел вырасти? Еще совсем недавно ползал по ковру, мочил подгузники и радостно пускал слюни при виде папы. А сейчас вот уже, пожалуйста, «серьезный разговор».
Они вошли в кабинет, Ванька сел в кресло, Пешка устроился напротив.
— Я тебя слушаю, — сказал сыну.
Мальчишка помялся немного, потом вдохнул глубоко, как перед прыжком на глубину, и выдал решительно:
— Тебе Катюша нравится?
Ну, вот и приехали! На самом деле, для Африканца этот вопрос сына неожиданностью не стал. Видя, как замечательно Ванька поладил с воспитательницей, как привязался к ней за столь недолгое время, Родимцев понимал: рано или поздно, но у сына появится мысль оставить Катю в семье на, так сказать, постоянной основе. Ребенку нужна мать, это тоже не было секретом для Пашки. Нужна, конечно. Да где же ее взять? Не может же Африканец жениться просто для того, что бы у Ваньки была полноценная семья! Нет, в принципе, ради сына, Пашка мог бы так поступить, но он совершенно точно знал, что такая женитьба, по расчету, никому не принесет счастья. Ни ему, ни сыну.
А сын продолжал:
— Она красивая, умная, добрая, много знает и хорошо готовит.
— Ты считаешь, что для женитьбы этого достаточно? — спросил Африканец.
— Она меня любит! — выдвинул Ванька железный аргумент.
«Любит», — мысленно согласился Родимцев. В том, что наемная воспитательница искренне привязалась к его сыну, Пашка ни секунды не сомневался. Да это было видно невооруженным глазом. Пусть Катерина не профессиональный педагог, но Ванька стал для нее родным. Она заботилась о мальчике, оберегала, любила. Наверное, именно так и относятся мамы к своим детям. Наверное, так делала бы и Имени, если бы была жива.
— Вань, для женитьбы этого мало, увы.
— Я понимаю, — согласился мальчик, — поэтому и спрашиваю: она тебе нравится? Только честно.
— Нравится, — ответил Африканец.
— Очень?
Пашка задумался. Катерина ему нравилась, возможно, даже больше, чем это было позволительно в их ситуации. Нет, точно больше. Если бы Африканец решил жениться по расчету, чтобы у них была полноценная семья, то выбор пал бы на воспитательницу. Тут Ванька прав: красивая, умная, добрая. И ребенка любит. Вот только мало этого для того, что бы стать женой. Африканец был уверен — одного «нравится» для семьи недостаточно. Должно быть что-то еще. Любовь, единение душ, что-то, что заставляет сердце биться быстрее, что делает другого человека близким, важным, единственным. Ну и страсть, естественно, никто не отменял. Некстати вспомнилось, как обнимал воспитательницу ночью. «Ну, с этим у нас полный порядок», — хмыкнул про себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})