Это не любовь (СИ) - Шолохова Елена

– Я не нашла одежду, – смущённо пояснила она, заметив, как в первый миг Анварес уставился на её ноги, как сразу потемнел его взгляд, как затем он поспешно отвернулся.

– Я… сложил твои вещи в прихожей, – глухо сказал он. – Пойду готовить…

 75

Присоединилась она к нему спустя несколько минут, уже полностью одетая. Но возникшей на мгновение лёгкости теперь как не бывало.

Юлька буквально чувствовала кожей, как сильно он напряжён. Видела это по его чересчур сосредоточенным движениям, по неестественно прямой спине, по ускользающему взгляду.

– Помочь? – спросила она.

Он, не глядя, качнул головой:

– Я уже почти всё.

На плите шкварчала сковорода с яичницей.

Анварес пытался намазать на ломтики батона масло, но замороженное в камень оно лишь ломалось, а хлеб крошился. Анварес недовольно хмурился.

– Надо ошпарить стакан кипятком и накрыть кусок масла. Всего на минуту, и оно станет мягким.

Он бросил на неё быстрый взгляд, в котором промелькнуло лёгкое удивление.

– Мама так делала, – зачем-то пояснила Юлька.

Он отступил на шаг от стола, жестом указав, мол, действуй, раз такой знаток.

Юлька с готовностью взяла широкую кружку, плеснула в неё из чайника кипяток. Когда стенки нагрелись – вылила воду в раковину и накрыла масло кружкой.

Спустя минуту подняла с таким выражением лица, с каким иллюзионист демонстрирует невообразимо сложный фокус. Хотя масло и впрямь размякло и легко заскользило по батону.

Анварес ей улыбнулся. Второй раз за час – это достижение!

Довольная, Юлька вернулась на место, наблюдая за его дальнейшими манипуляциями. Вдруг подумалось – сидеть бы вот так, рядом с ним, и сидеть. И больше ничего не надо. Как бы счастлива она была!

Однако от еды – хотя и съела-то всего ничего – неожиданно стало дурно. Накатила слабость, к горлу подступила тошнота. Её даже покачнуло, так, что пришлось привалиться к стене, чтобы не соскользнуть со стула на пол.

Анварес сразу обеспокоился, посмотрел внимательно и тревожно. Стал допытываться, где плохо, как плохо. Затем велел ей пойти прилечь.

Юлька для вида поупиралась, но в конце концов послушно прошлёпала в спальню, ликуя в душе. Не хотелось ей уходить от него, и всё тут.

76

Проснулась Юлька уже затемно. Долго не могла понять, где находится и сколько сейчас времени. Голова, казалось, превратилась в огромный чугунный шар. Мысли путались, и любое движение давалось с великим трудом.

Превозмогая боль и слабость, она приподнялась на локтях. Это усилие отозвалось новой вспышкой боли, и без того сковавшей голову точно раскалённым стальным обручем.

Юлька успела лишь мельком оглядеть комнату, освещённую тусклым бра, и обессиленно вновь рухнула на подушку с горестным сиплым полустоном.

Комнату она узнала, точнее, вспомнила. Как и всё остальное. Она всё ещё у Анвареса. Правда, ей так плохо, что даже сил не осталось ни удивляться, ни радоваться.

Очевидно, сказалась прогулка по морозу прошлой ночью.

«Вот чёрт», – выругалась Юлька мысленно.

Надо же как не повезло! Болеть Юлька с детства ненавидела, а ещё больше – лечиться. Сутками лежать без дела, изнывая от тоски; принимать горстями таблетки, которые глотать у неё почему-то никак не получалось и приходилось разжёвывать. Все эти полоскания, уколы, закапывания – это же просто пытки.

Дверь отворилась, и в проёме возник его силуэт. Юлька зачем-то закрыла глаза, притворилась, будто спит.

Анварес пару секунд постоял на пороге, потом подошёл ближе. Присел на край постели, тронул её лоб ладонью. На прикроватную тумбочку поставил стакан – видимо, принёс попить. Некоторое время он просто сидел рядом, затем тяжело вздохнул и вышел из комнаты.

Юлька тотчас открыла глаза. Зачем притворялась спящей – сама не знала. Впрочем, вскоре она снова уснула.

Ну а в следующий раз её разбудила внезапная вспышка света. Юлька разлепила пылающие веки, но свет неприятно резанул по глазам, и она зажмурилась. Увидеть она ничего не успела, но слышала, что в комнате толпились посторонние люди.

– Юля, – узнала голос Анвареса и вновь приоткрыла глаза.

Она хотела ответить, но губы спеклись и вырвался какой-то мычащий стон.

– Вот, садитесь, – Это уже он сказал явно кому-то другому. – А вы можете сесть сюда.

Чужой мужской голос раздался совсем рядом.

– Слышите меня, милая девушка? – Мужчина был пожилой, совсем седой, морщинистый. Пахло от него дешёвым табаком и морозной свежестью. На шее поверх синей форменной куртки болтался стетоскоп. Он сдвинул маску вниз и наклонился ближе.

Юльку раздражал яркий свет, раздражали суета, громкие звуки, чужие люди и их запахи. Она поискала глазами Анвареса, поймала его взгляд и успокоилась. Хотя сам он выглядел очень встревоженным.

Пока врач слушал её и осматривал, Анварес отвечал на вопросы женщины, в такой же громоздкой синей куртке с серыми полосками. Видимо, медсестра. Она сидела в кресле и заполняла на весу какие-то бумаги.

– Полиса нет, – ответил он. – Разве для оказания помощи нужен полис?

– Если потребуется госпитализация, то – да, конечно. И полис, и паспорт.

– В больницу не поеду, – просипела Юлька, глядя на Анвареса, будто это он решает. – Ни за что.

– Что с ней? – обратился он к врачу.

– А она вам кем приходится? – тот задал ему встречный вопрос.

– Это... моя девушка.

– Ну… у вашей девушки ничего особо страшного пока нет. Главное, не запустить. Горло красное, но хрипов нет. Чем лечиться? Тёплое обильное питьё, постельный режим. Горло полоскать раствором фурацилина. Нос промывать аквамарисом, закапывать мирамистином. Внутрь принимать «Кагоцел»…

Юлька перестала его слушать. Она ликовала, захлёбываясь эмоциями. Анварес назвал её своей девушкой!

В первый миг она решила, что ослышалась, что подточенный болезнью разум шутит над ней так глупо и жестоко. Но нет – врач повторил те же слова. Обращаясь к Анваресу, назвал её, Юльку, его девушкой.

И Анварес слушал, согласно кивая, потом серьёзно так сказал:

– Вы мне теперь всё это запишите понятным почерком: что, сколько и когда давать, потому что я ничего не запомнил.

– … если температура поднимется выше тридцати восьми, тогда давайте жаропонижающее, – продолжал доктор.

Теперь уж больше он её не раздражал, ничуть. Наоборот. И старый врач, и медсестра с ворохом бумажек, и слепящая лампа над головой, и звуки, и запахи – и вообще всё казалось прекрасным и удивительным. Ей даже сразу легче стало. Хотя, раз такое дело, она бы согласилась и болеть, и лечиться, и лежать, сколько понадобится…

77

С Ларисой едва не вышло жуткого промаха. Нет, это совсем не то слово. Оно слишком слабое и невыразительное. Это был бы не промах, это была бы катастрофа…

Лариса позвонила ему в начале второго. Анварес долго не мог понять спросонья, откуда исходит этот назойливый гул. Затем сообразил – звонит телефон, переведённый в беззвучный виброрежим. И это была Лариса.

Анварес, покосившись на крепко спящую Юльку, вышел из спальни и только потом ответил.

– Саш, ты ещё не выехал? – спросила Лариса.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чём она. А когда понял – ему чуть дурно не стало. Как он мог забыть о том, что должен проводить Ларису на поезд? Как вообще возможно такое? Ведь он никогда ничего не забывал, и если уж что-то обещал, то успокоиться не мог, пока не выполнит. А тут совершенно вылетело из головы. И если бы Лариса сама не позвонила, то… даже подумать страшно. Никак от себя он такого свинства не ожидал.

– Нет ещё, скоро выхожу.

Второпях собрался и помчался в Академгородок, уповая на то, что в субботу дороги будут свободными. Повезло, успел.

До вокзала ехали в полном молчании.

Периферийным зрением Анварес видел, что Лариса на него поглядывает, но смотрел строго на дорогу, не смея взглянуть ей в глаза. Сложно сказать, что сильнее его угнетало – стыд или чувство вины. И не только из-за того, что забыл про Ларису. Ещё острее его терзало то, что он её, получается, обманывает. Предаёт. Это казалось чудовищным и гнусным – ехать сейчас с Ларисой после того, как провёл ночь с другой. Таким он сам себе был противен.