Снегурочка для олигарха (СИ) - Бессмертная Майя

Мужчина выглядит спокойным, и я решаю ему ничего не говорить про Павла Ивановича. Надеюсь, Александров не собирается увозить Максима Максимовича в лес и там пытать его, заставляя признаться, какие нас с ним связывают отношения.

Хотя, может, я фильмов насмотрелась?

Вспомнив в очередной раз слова бабули о том, что вокруг одни бандиты и маньяки, я вздыхаю. Она, конечно, была права. Или, это просто мне так повезло встретиться с Павлом Ивановичем? Но, я надеюсь, что Пашка всё же, не такой опасный тип, каким его все считают и каким он хочет казаться.

— Доброе утро.

Я подхожу к автомобилю и громко здороваюсь с адвокатом, который, кажется, не замечает моего присутствия, мурлыкая себе под нос какую-то незатейливую мелодию.

И точно.

Мужчина дёргается от неожиданности, поворачивает корпус в мою сторону. Но его руки завершают действие — счищают щёткой снег. И, огромная толща пушистого снега летит прямо в меня.

Естественно, отпрыгнуть я не успеваю (не зря по физкультуре у меня, всегда была слабая тройка). Лицо, шарф, пальто — всё усыпано ворохом искрящегося снега.

Взвизгиваю, ощутив колючий снег на своих щеках и подбородке. Чёрт возьми! Я провела у туалетного столика не менее получаса, тщательно накладывая макияж, как учил меня Лерчик. И была так довольна полученным результатом. А теперь…

Теперь я похожа на снежную бабу! И тушь, небось, размазалась.

— Ой, простите.

Адвокат кидается ко мне, и начинает с усердием отряхивать моё пальто. Я же с трудом разлепляю глаза, и отплёвываюсь. Хорошее начало дня, ничего не скажешь. Мне хочется разреветься от обиды, но я закусываю губу — сейчас не время показывать свои женские слабости. Да и Максим Максимович абсолютно чужой мне человек. Нужно взять себя в руки.

— Ничего страшного.

Помрачнев, я забираюсь на переднее сидение автомобиля, и осматриваю свою физиономию в зеркальце. Кожа покраснела, конечно, но, вроде бы, выгляжу нормально. Смахнув с ресничек остатки снега, и аккуратно убрав комочки туши под глазами, я навешиваю на своё лицо приятную улыбочку.

Максим Максимович, смущаясь и извиняясь ещё раз за произошедшее, заводит мотор автомобиля. В дороге мы не произносим ни слова — я слишком расстроена, а мужчина, очевидно, чувствуя свою вину, решает не приставать ко мне с расспросами.

Наконец, мы останавливаемся у полицейского участка, и адвокат первым толкает тяжёлую входную дверь. В нос сразу бьёт какой-то неприятный запах. Может, так пахнет безысходность и отчаяние?

— Мы хотим составить заявление о пропаже человека. Куда обратиться?

Молодой паренёк в форме испуганно указывает нам на коридор:

— Кабинет сто два, там капитан Самойлов сидит, у него, наверное.

Илларионов кивает и направляется по указанному коридору, в поисках нужного кабинета. Я семеню сзади, стараясь не отстать. Наконец, Максим Максимович стучит в дверь, с покосившейся табличкой «102».

— Капитан Самойлов? Добрый день. Я — адвокат Анастасии Игоревны, мы пришли написать заявление о пропаже её сына, Долгова Марата Дмитриевича.

Толстяк, сидящий за столом, сморщивается — наверняка, ему не хочется отрываться от еды. На столе, перед капитаном, стоит банка с жирными шпротами в масле, и лежит кусочек чёрного хлеба.

— Ну, проходите, конечно.

Самойлов тяжело вздыхает, отодвинув от себя нехитрый обед. Ничего удивительного, что капитан обладает формой шара — при таком неправильном питании это совсем неудивительно.

Спустя минут двадцать мы, наконец, полностью пропахнув шпротами, выходим из полицейского участка. После написания заявления, я дала толстяку отсканировать фотографию Марата, описав мальчика. Потом ещё долго объясняла ему, кто я такая и кем прихожусь сыну. И, наконец, недовольно крякнув, полицейский принял заявление.

— Вы же понимаете, что прошло уже очень много времени! Нужно было обращаться в течение сорока восьми часов, тогда раскрываемость — семьдесят процентов. В вашем же случае это, скорее всего, висяк.

Самойлов недовольно скривился, поставив под заявлением печать. Максим Максимович рубанул ладонью воздух:

— Начинайте оперативно-розыскные мероприятия, нечего тут нас пугать. Анастасия Игоревна не виновата в том, что Марата не начали искать ранее. Да, она является кровной матерью мальчика, но не живёт с ним — у Марата были приёмные родители и бабушка.

Толстый полицейский кивнул, и пообещал связаться со мной или Илларионовым, как только ему станет что-нибудь известно.

Вывалившись из полицейского участка на улицу, я не могу надышаться. А говорят, что воздух в Москве очень загрязнён! Да после нахождения в кабинете капитана Самойлова даже воздух возле мусороперерабатывающего завода мне покажется чистейшим!

А просто, может, так пахнет свобода?

На улице идёт мокрый снег. Ну вот, опять вскоре толща под ногами превратится в грязную кашу. В этом году зимы, похоже, совсем не будет — снег то падает, то снова тает. Адвокат смахивает перчаткой насыпавшийся на лобовое стекло снег, и слегка поворачивается ко мне:

— Я сейчас поеду к Боголюбовым. Больше чем уверен, что они что-то знают о местонахождении Марата, но скрывают это. Поедете со мной?

Киваю.

— У меня всё равно больше нет никаких зацепок. Но, если вы считаете, что они могли и соврать — конечно, стоит порасспрашивать их ещё раз.

— Садитесь.

Адвокат кивает на автомобиль, и, подергав дворники — не примёрзли ли к стеклу, садится за руль. Меня не надо приглашать дважды, тем более, что речь идёт о поисках моего сына.

Внедорожник мужчины, мягко шурша шинами, отъезжает от полицейского участка. Я наблюдаю за адвокатом из-под полуопущенных ресниц. Интересно, у него есть семья? За всё то время, что Илларионов находился рядом, ему ни разу никто не позвонил. А ведь сейчас праздники — люди постоянно созваниваются с родными, близкими и знакомыми. Ходят друг к другу в гости, обмениваются подарками.

Максим Максимович же спокойно взялся за моё дело, все праздники он работает на меня, а его телефон молчит. Неужели, он так одинок?

В это так трудно поверить.

Даже Аринка вчера звонила из Парижа, куда, наконец, улетела вместе с Романом Аркадьевичем.

— Как вы думаете, Анастасия, Марат примет вас? Будет относиться к вам, как к матери?

Илларионов решает, наконец, заговорить со мной, пока мы стоим на светофоре, мучительно ожидая зелёного сигнала. При этих словах у меня по телу бежит волна дрожи — это тот самый вопрос, который я боюсь задать сама себе.

— Я не знаю. Я понимаю, что мне придётся долго работать над тем, чтобы Марат смог мне доверять.

— А его отец?

При упоминании о Пашке у меня в висках начинают стучать молоточки. Я не сказала адвокату, что ребёнок родился в результате изнасилования — посчитала это лишней информацией.

— Его отец ничего не знает о его рождении. Он даже не в курсе, что я была беременна.

Максим Максимович удручённо кивает, включая поворотник.

— Понятно. Типичная ситуация. Поиграл с девчонкой — и переметнулся к другой.

Я сжимаю губы. Не собираюсь с мужчиной обсуждать поведение Пашки и всю ту ситуацию, произошедшую десять лет назад. Уж она его точно не касается.

И вообще, мне кажется, что адвокат начинает переходить границу отношений заказчик — исполнитель, пытаясь залезть мне в душу и подружиться. Этого никак нельзя допустить.

Тут у меня в кармане раздаётся вибросигнал мобильного телефона — я отключила звук, когда была в полицейском участке. И вот, теперь, мобильный тихонько вибрировал, касаясь через подкладку пальто моего бедра.

Павел Иванович.

Бросаю беглый взгляд на своего водителя — он всецело занят дорогой. Ладно, разговор с Пашкой отвлечёт меня о том невесёлом разговоре, который начал Илларионов.

— Снегурочка, а ты где? Я хотел пригласить тебя на обед, подъехал к подъезду, а тебя нет дома. Как это понимать?

— Ты опять вошёл в мою квартиру без спроса?

Я взрываюсь, и еле сдерживаюсь, чтобы не заорать неприличными словами.