Кэрри Браун - И всё равно люби
Повод, по которому она звонила – какой-то глупый вопрос про дом, – как наконец догадалась Рут, был просто предлогом. На самом деле ей просто хотелось поговорить, расспросить Рут о людях в школе, о том, как лучше ладить с вспыльчивым секретарем приемной комиссии, о том, как отблагодарить собравшегося на пенсию техника из команды обслуживающего персонала, многие годы проработавшего в Дерри, и о том, что думает Рут об идее открыть книжный клуб для родителей. После этого первого разговора Китти звонила Рут почти так же часто, как Чарли звонил Питеру, и Рут то и дело ловила себя на том, что за ужином делится с Питером событиями из жизни семейства Финнеев: сынишка вдруг стал плохо слышать, и они ездят на диагностику, Китти встречалась с попечителем, Китти что-то обсуждала с педагогом.
– А ты знаешь, что ее любимая книжка – «Мидлмарч»? – спросила она Питера. – Как и у меня. И что она тоже играет на пианино?
– Ох, Рут, мне так не хватает тебя здесь, – сказала ей однажды Китти. – Так здорово было бы вместе.
На глаза Рут навернулись слезы.
– Я приеду. Обязательно навещу вас. Сразу, как только Питеру станет получше.
«Да, я многому научилась у доктора Веннинг, – размышляла Рут, складывая постиранное белье на столе и время от времени бросая взгляд на Питера, сидевшего с книжкой на залитой солнцем террасе. – Боль и красота так часто оказываются неразрывно сплетенными. Радость и печаль приходят и уходят, обязательно, в каждой жизни, – баланс качнется то в одну сторону, то в другую, точно как автомобиль на скользкой дороге. Фокус в том, чтобы как-то удержаться и не скатиться под откос в особо трудных местах».
– Рут, а тебе никогда не казалось, что порой наша жизнь будто замирает где-то в глуши, не двигаясь ни туда и ни сюда? – спросила ее однажды доктор Веннинг.
Они сидели в концертном зале в Йеле, дожидаясь начала представления. Музыканты в оркестре настраивали инструменты.
– Как будто мы заблудились, забрели в дикий первобытный край, – продолжала Веннинг. – Далеко-далеко от берега, от ярких портовых огней, от гавани с кораблями – сегодня здесь, завтра там, от беспокойного города с этим его миллионом фонариков, – доктор Веннинг выразительно обвела рукой ярко освещенный зал, – и от яблок, выставленных на обочине на продажу, и от стука печатных машинок – он ведь повсюду тебя преследует – ток-ток-ток-ток-ток.
Рут всем корпусом развернулась к доктору Веннинг. Какое длинное высказывание, целая речь – она ведь никогда не говорит так долго.
– Глушь… Иногда она как пустыня, Рут, – продолжала Веннинг, разглядывая причудливый потолок – изогнутые карнизы и золоченые звезды. – А иногда как лес. И деревья так тесно склоняются друг к другу, что мы не можем разглядеть за ними тропинки, только темень и пустота, куда ни глянь. Мы не знаем, куда свернуть. Тут нельзя остаться жить, глушь – не такое место, где можно поселиться. И потому инстинкт толкает нас дальше, вперед, куда-то идти. И наконец, после долгих скитаний, если ты не сдашься, ты наконец выбираешься, находишь выход из этих глухих дебрей. Так оно устроено. Это было промежуточное плато, переход из одного состояния в другое.
Кто-то чуть тронул Рут за плечо – подняв глаза, она увидела человека, который показывал на свободные сиденья сразу за ними. Рут поджала ноги, уступая ему дорогу, и прижала к животу большую сумку доктора Веннинг.
– Ох, что-то меня понесло, – осеклась та, когда незнакомец прошел на свое место. – Ты же меня знаешь. Знаешь эту мою страсть к метафорам. Мне надо было стать поэтом. И все-таки, – продолжила она, как будто Рут собиралась ее перебить, – в этих странствиях по глухим местам нам нужен спутник. Друг, который пойдет с тобой рядом.
Она наклонилась и нежно похлопала Рут по руке.
– Все в порядке, дорогая, – успокоила она. – Музыка сейчас начнется.
После того как доктор Веннинг умерла, Рут было очень трудно представить – как пытался предложить ей Питер, – что она где-то рядом. Но иногда у нее получалось: сначала ширма, перегораживавшая палату, в которой лежал мистер Мицотакис, потом сигаретный дым, потом яркая кожица апельсинов и их запах – такой сладкий и сильный, а потом шорох огромных крыльев и колыхание воздуха у самой щеки.
Глава 6
Через год после удара, когда речь Питера почти полностью восстановилась – только правая сторона лица немного отставала да правая нога чуть подволакивалась, – они отправились в небольшой отельчик неподалеку отпраздновать его выздоровление. Рут вела машину, Питер подремывал рядом в пассажирском кресле.
Выбираясь из машины, Питер протянул ей руку и улыбнулся своей новой чуть скошенной улыбкой.
Местечко оказалось в точности, как она себе его представляла, – премиленьким: вкусная еда, хороший выбор вина, в ванной крошечные баночки шампуня и прочие мелкие радости. Рут отворачивала крышки и довольно нюхала одну за другой.
На другой день они взяли напрокат лодку и поехали к озеру. Стояла осень, берег отражался в яркой полоске воды. Они мерно поплюхали веслами часок, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Когда они вернулись на лодочную станцию, перед ними тоже возвращала лодку другая пара, гораздо их моложе. Женщина была очень привлекательной – миниатюрной, аккуратной. Рут – как всегда, самая высокая дама в комнате, с большой грудью, оттягивавшей плечи вперед, – всегда завидовала таким.
Да, ей всегда хотелось быть крошечной худощавой блондинкой.
Соседка оказалась именно такой: блондинка, волосы элегантно окрашены и подстрижены. На ней были узкие черные шорты вроде тех, что надевают велосипедисты.
Когда они причалили к берегу, Питер – джентльмен, сколько ни возражай, – выбрался из лодки первым и придерживал ее для Рут.
«Настоящее львиное сердце», – восхищенно шептала ему Рут иногда.
Сейчас Рут заметила, что хорошенькая блондинка поглядывает на Питера – он все еще привлекателен, крупные черты лица, серебряные пряди по-мальчишечьи падают на лоб.
Питер протянул ей руку. Он вспотел, под мышками на серой футболке обозначились влажные круги. Крепко взял Рут за руку, она сжала его руку в ответ. С минуту лодка раскачивалась под ней, и ей показалось, сейчас она свалится. Тяжелая она стала, растолстела совсем в последнее время. Ну да, просидела целый год рядом с Питером, играла с ним в карты, помогая ему разработать пальцы. Только вот она не умела просто так играть – стоило ей сесть за карты, как ее сразу тянуло погрызть каких-нибудь орешков.
– Ох, ну я и разжирнела, – пожаловалась она ему накануне, вытираясь после горячей ванны и разглядывая себя в зеркале, стараясь поскорей отвести взгляд.
