Софи Джексон - Унция надежды

Макс удивлялся себе. Точнее, тому, с какой легкостью он рассказал то, о чем предпочитал молчать. Самое удивительное, эти признания не сделали его беззащитнее. А ведь он плохо знал Грейс. Тем поразительнее, что он раскрылся перед полузнакомой женщиной. Грейс молчала, однако слушала его с полным вниманием. Еще в баре он заметил, что она всегда внимательно его слушает.

– Это же здорово, – наконец сказала она. – У вас есть мощное средство самовыражения.

Они вернулись в пансионат, поднялись на второй этаж и остановились возле дверей своих номеров, вновь ощущая вчерашнюю неловкость.

– Я сегодня потрясающе провела время, – призналась Грейс, открывая дверь. – Спасибо, Макс.

– Мне тоже понравилось, – ответил Макс, ничуть не кривя душой.

– Надо будет повторить нашу пробежку.

– Обязательно.

– Так, может, завтра?

– А почему бы нет? Завтра и повторим.

Глава 14

Их пробежка повторилась не только назавтра, но и послезавтра, и все последующие дни. Вот уже две недели подряд они бегали либо днем, когда Макс возвращался с работы, либо рано утром, перед сменой Грейс. Маршрут пробежек не менялся: по лесным тропкам до речки и вдоль берега. Грейс продолжала делать снимки. Естественно, они много разговаривали, однако старались не касаться слишком глубоких или серьезных тем. Обычный легкий треп, беззлобные шутки, забавные истории.

Постепенно Грейс узнала, что Макс почти безвылазно жил в Нью-Йорке. Узнала она и о предстоящей в конце лета свадьбе его лучшего друга, где Максу отводилась почетная роль шафера. Оказывается, он любил машины, имел собственную автомастерскую, играл на акустической гитаре и увлекался рок-музыкой. Невзирая на его скромность по части собственных талантов, Макс хорошо разбирался в красках и разных техниках живописи. Грейс узнала, что его родителей уже нет в живых, однако удерживалась от расспросов, когда они умерли. Была еще одна тема, которой они не касались, – реабилитационный центр. Правда, из разговоров Макса она знала имя его психотерапевта, а о своем попечителе Тейте он много рассказывал сам.

С тех пор как он постучался к ней с извинениями, Грейс все больше узнавала о светлой стороне личности Макса О’Хейра. Он реже бывал в мрачном, напряженном состоянии, зато стал гораздо чаще улыбаться, порой без всякого повода. Грейс понравилось его смешить. Звуки его смеха напоминали теплое объятие, поэтому она находила любую причину, чтобы вызвать его смех. Когда Макс смеялся, он заметно молодел, ненадолго освобождаясь от груза прошлого.

В отличие от мужчин, с которыми ее сталкивала жизнь после бывшего мужа, рядом с Максом она не испытывала страха. Наоборот, в его присутствии чувствовала себя на удивление защищенной. Конечно, она помнила тот жуткий вечер, когда он хлестал бурбон. Но чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее Грейс убеждалась: такое поведение не характерно для Макса. Оно явилось результатом срыва. Что-что, а резкие колебания в настроении зависимых людей она знала очень хорошо, равно как и непредсказуемость подобных ситуаций. Если они с Максом хотят стать друзьями, она должна быть готова к таким «сюрпризам».

Возможно, желание получше узнать Макса тоже было из разряда ее сумасбродств. Кай ей так и сказал, когда во время телефонного разговора с братом она упомянула о соседе по пансионату. Возможно, она мазохистка, которой нужны страдания и терзания. Здравомыслящий Кай не понимал, зачем ей дружба с бывшим наркоманом, пусть и прошедшим реабилитацию. Грейс пропускала слова брата мимо ушей. Она не хотела признаваться, что Макс ей нравится. Обаятельный, остроумный и, главное, честный человек.

До вселения Грейс в ее обновленный дом оставались считаные недели. Грейс вела фотолетопись, начиная со дня покупки. Однажды, делая очередные снимки изменений, Грейс поймала себя на том, что внимательно наблюдает за движениями Макса. На пробежках он двигался совсем по-другому. Там он был предельно целеустремлен и сосредоточен, там она любовалась движениями его сильных рук и ног. Работая в бригаде дяди, Макс держался расслабленнее. Его движения становились легче, изящнее. Вдобавок они были невероятно сексуальными.

Заметив, что Грейс на него смотрит, он слегка качнул головой. Этот жест, уже знакомый, всегда заставлял ее улыбаться. Чувствовалось, Макс видел в ней не только спутницу по пробежкам, однако на людях никогда не переступал незримую черту. Грейс это нравилось. Ей было приятно сознавать, что она знает и другую сторону Макса. У них была общая жизненная грань, принадлежащая только им. Это Грейс тоже нравилось. Они не делали секрета из своих пробежек, но и не говорили о них. Узнав, что они каждый день удаляются в лес, люди непременно подумают что-то грязное, низкое и гадкое, испортив хрупкую лесную идиллию.

– Какая чудесная у вас улыбка, – сказал помощник шерифа Йейтс, принимая от Грейс кружку с пивом. – И кому же она предназначена?

Грейс пожала плечами:

– А разве нельзя улыбаться просто так? Моя жизнь наладилась. Работы в доме близки к завершению. У меня появились замечательные друзья.

Помощник шерифа кивнул и отхлебнул пива, украсив пеной усы.

– И, наверное, самый замечательный из них – этот О’Хейр. Я на прошлой неделе видел вас обоих в кафе.

– В обаянии ему не откажешь, – сказала Грейс, надеясь, что на этом все кончится.

– И не только в обаянии, – послышался хрипловатый женский голос из дальнего угла. – Он такой горячий. Того и гляди обожжет. Жду не дождусь, когда у нас с ним будет вторая серия.

Голос принадлежал блондинке, с которой Макс ушел в тот памятный вечер. Завладев вниманием посетителей, блондинка подошла к стойке и уселась на свободный табурет, упершись локтями в стенку. Ярко-красная помада, которой она щедро накрасила губы, портила ей лицо. Усевшись, блондинка улыбнулась Грейс. Точнее, злорадно ухмыльнулась, отчего Грейс молча застыла. Затем блондинка приподняла свои налитые сиськи, наполовину выпирающие из облегающей кофточки, и покачала ими, позволяя сидящим у стойки мужчинам вдоволь наглядеться на ее богатство. Джинсы на блондинке были еще более облегающими. Она была воплощением темных страстей и необузданного секса. Эта женщина обладала всем, чего не было и никогда не будет у Грейс.

– Фей, ты неисправима, – нахмурился Йейтс. – Ничего обаятельного в этом парне нет. Я ему не доверяю и тебе не советую с ним связываться.

Но Грейс не слышала слов помощника шерифа.

Она изо всех сил выгоняла из головы прочно засевшую там картину: пьяный Макс выходит из бара, обнимая грудастую блондинку. Грейс вдруг захлестнула ревность. Ей стало стыдно. Она склонилась над раковиной, открыла воду и, делая вид, что моет кружки, глотала воздух. Ревность Грейс была довольно странной. Она не ревновала Макса к Фей. Никоим образом. Грейс не сомневалась: в прошлом у него было полным-полно женщин. Таким мужчинам, как Макс, не требовалось прилагать усилия. Женщины к ним липли сами.