Саманта Янг - Город моей любви

И он проявил доброту и понимание.

Я резко отодвинулась, выпустив Кэма, но его руки по-прежнему легонько сжимали мои плечи. Пока не в силах встретиться с ним взглядом, я посмотрела влево, и мое внимание привлекло какое-то движение. Вдох застрял у меня в горле, когда я подняла голову и увидела Коула, стоящего на лестнице. Глубокие складки пересекали его лоб, а глаза были полны сочувствия.

Руки Кэма массировали мои плечи, успокаивая, и я больше не могла избегать его взгляда. Наши глаза встретились, и меня захлестнуло валом противоречивых чувств.

Унижение.

Стыд.

Злость.

Благодарность.

Тревога.

Страх.

— Извини, — пробормотала я, снова переведя взгляд на Коула. — Я лучше заведу Коула домой.

— Нет.

В изумлении я снова подняла глаза на Кэма, а он помотал головой мне в ответ. Его лицо было встревоженным и усталым, но решительным.

— Пойдем ко мне. Я напою тебя кофе.

— Мне нужно поговорить с Коулом.

Мой маленький брат стал свидетелем того, как я набросилась на нашу мать. Я с ужасом представляла, что он, наверное, теперь обо мне думает, и мне нужно было как-то объясниться.

— Ты можешь поговорить с Коулом попозже. Сначала тебе надо выделить минутку для себя.

Я представила Коула одного в квартире с матерью, и у меня в животе все перевернулось.

— Он не пойдет туда без меня.

— Вот. — Кэм наконец выпустил меня и вытащил из заднего кармана джинсов бумажник. Я настороженно смотрела, как он вытаскивает двадцатифунтовую банкноту и вручает ее Коулу. — Как думаешь, ты можешь позвонить каким-нибудь приятелям и сходить с ними в кино в торговый центр «Омни»?

Пронизывая Кэма суровым взором, Коул спустился к нам, и его уверенный и ответственный вид совершенно меня ошеломил. Каждый день становился для него еще одним шагом к зрелости — особенно такие дни. К Кэму он подошел со взглядом, полным понимания и мужества, и аккуратно взял банкноту.

— Да, я могу это сделать.

— Но…

Коул оборвал мой протест, покачав головой, словно родитель ребенку. Я захлопнула рот — скорее от удивления — и со смесью гордости и тревоги смотрела, как он сощурился на Кэма:

— Я могу тебе ее доверить?

Кэм глубоко вздохнул, но ответил Коулу как равному:

— Понимаю, я заслужил, но обещаю, что с этого момента буду обращаться с твоей сестрой со всем уважением, которого она достойна.

Этот обмен репликами привел меня в полное замешательство. Мое ошеломленное состояние тоже не помогало понять, что между ними происходит, и, возможно, именно поэтому я позволила Коулу взять деньги, которые, как я знала, Кэму нужны, и выйти из дома. И потому же разрешила Кэму увести себя в его квартиру.

Она, как и наша, сдавалась внаем и при всем нейтральном оформлении нуждалась в ремонте. Мебель Кэма была практична и удобна, о стиле никто особенно не задумывался. Исключение составляли огромный черный замшевый диван и такое же кресло. Меня усадили на диван, и я тупо молчала, разглядывая гостиную, все еще загроможденную коробками.

— Чай? Кофе?

Я помотала головой:

— Воды, пожалуйста.

Когда Кэм вернулся со стаканом воды и чашкой кофе для себя и уселся в кресло напротив, мое сердце пустилось вскачь.

Что я здесь делаю? Почему Кэм так внезапно переменился ко мне?

Чего он хочет? Мне бы лучше вернуться домой и заняться расхлебыванием последствий.

— Джо. — Его низкий хрипловатый голос заставил меня опустить подбородок. До сих пор я смотрела в потолок и даже этого не сознавала. Взглянув на Кэма, я тут же ощутила напряжение во всем теле. Его глаза изучали мое лицо, как будто он отчаянно хотел заглянуть вглубь меня и вскрыть все мои тайны. У меня перехватило дыхание от пристальности его взгляда. — Что за ад происходит в твоей жизни, Джо? Как ты туда попала?

Пузырек горького смеха сорвался с моих губ, и я покачала головой:

— Я не доверяю тебе, Кэмерон, так с какой стати должна что-то рассказывать?

Участие на его лице сменилось сожалением, и было невозможно не поверить этим глазам, полным искреннего раскаяния.

— Справедливо. И я даже не могу начать тебе рассказывать, каким дерьмом себя чувствую и как мне чудовищно стыдно за то, что я наорал на тебя по поводу Коула. Парень спустился, чтобы вправить мне мозги. — От блеска его внезапной покаянной усмешки мое сердце забилось еще быстрее. — Честное слово, я думал, он мне по морде надает.

Для моих ушей это звучало не слишком радостно. Кэм, должно быть, это почувствовал, потому что тут же прекратил смеяться.

— Тебе никогда не придется беспокоиться о том, как бы этот мальчик в тебе не разочаровался. Он любит тебя до чертиков. И того, что мы видели в кухне, тебе нечего стыдиться. Ты была матерью, защищающей своего ребенка. Потому что для него ты и есть больше мать, чем сестра. Теперь я это понимаю. — Кэм тяжело вздохнул. — Я ужасно сожалею о том, как разговаривал с тобой. Дерьмово тебе было вот так узнать, что твоя мать бьет Коула.

Я уставилась в пол, не в силах произнести ни слова. Отвечать на его извинения мне не хотелось, в том числе и потому, что вредная часть меня думала: «Отлично. Я рада, что ты чувствуешь себя последним дерьмом».

— Тебе нужно кому-то выговориться. Там, на лестнице, так получилось, поскольку ты держала все в себе бог знает сколько месяцев… Или лет? Джо, пожалуйста, поговори со мной.

Вместо ответа я выпила глоток воды. Мои пальцы дрожали — уж не знаю, от адреналина или моего страха раскрыться перед Кэмом.

— Ладно. — Движение привлекло мой взгляд, снова куда-то уползший. Кэм наклонился вперед в своем кресле, его лицо выглядело более открытым и искренним, чем мне до сих пор доводилось видеть. — Может, тебе будет легче, если ты побольше узнаешь обо мне.

Я невесело фыркнула:

— Что? Ты в прошлой жизни был психотерапевтом?

Кэм скорчил рожу:

— Вот в таком меня еще никогда не обвиняли. Знаешь, обычно женщины просили меня рассказать о себе. А первая, о ком интересно услышать мне, тут же затыкает мне рот. Не слишком лестно для моего эго.

Он примирительно улыбнулся, и я припомнила момент, когда впервые увидела его. Тогда Кэм уговаривал Бекку, а я подумала, что сделала бы все, о чем меня просят с такой улыбкой.

Забавно, как все может измениться за какую-то пару недель.

Кэм заметил, как потемнели мои глаза, и тоже погрустнел:

— Ладно, Джо, спроси меня о чем-нибудь. О чем угодно, что хочешь знать.

Я подняла бровь: «О чем угодно?» Значит ли это, что он действительно хочет мне помочь? Ладно, я знаю способ это выяснить. Мой взгляд упал на татуировку на его руке — на ту, где черные затейливые буквы гласили: «Будь Каледонией».