Владимир Лорченков - Свингующие пары
Чего только эти гребанные монахи с нами не делали, сказал Диего, хохотнув.
Ты хочешь сказать… сказала Алиса, расширив чуть глаза.
Нет, в том-то и дело, что Прямо никто ничего подобного не просил, сказал Диего.
И вообще о том разговоров не было, сказал он.
Просто горячие раскрасневшиеся задницы мальчиков, после розог, сказал он.
Там к нам никто пальцем не притронулся, в ТОМ самом смысле, сказал он.
Но они заложили в нас мины, они заложили в нас бомбы, сказал он, глотнув виски.
Подержал во рту, пополоскал, побулькал в горле, почмокал, посвистывая, и даже уронил капельку себе на воротничок. Лида покачала головой, Диего рассмеялся, всем своим видом показывая, что смакует виски нарочито, специально для жены, которой не нравится этот отработанный до мелочей номер. Последние отблески солнца от крыши погасли, и мы теперь сидели на террасе темными силуэтами, не торопясь включать свет.
Ей богу, половина ребят из нашего выпуска стала дипломированными педиками, сказал Диего.
Все они были словно запрограммированы трахаться в зад, сказал он.
Эка невидаль, сказала хищно Алиса.
О, милая, конечно же, я имею в виду, с мужчинами, воскликнул Диего.
Порка… сказала с отвращением Алиса.
Средневековье какое-то, сказала она, вызвав мое легкое неудовольствие.
Он просто вас пугает и пытается впечатлить, сказала вдруг Лида.
Потому что вы ему понравились, сказала она.
И потом, порка это очень сексуально, сказал я, вступив в начинающийся бой на поле Лиды, горделиво поправив сбрую, и подняв копье с флажком.
Я чувствовал себя отважным бойцом, вышедшим на турнир ради прекрасной дамы, любовь к которой он скрывал до сих пор, а вот теперь решил открыть тайну всему миру. Может быть даже, быть поверженным ради любви. В ушах у меня звучали победные стоны горнов. Диего понимающе улыбнулся. Неужели он догадывается, подумал я. Но, к счастью, в тот момент это выглядело как понимающая улыбка мужа, который позволил вам обладать своей женой в обмен на вашу, и принимает вашу горячность за юношескую влюбленность и поспешность новичка в свинге. А уж Диего на нем свинью съел.
Такую же чувствительную к трюфелям, как и моя Алиса.
Не слушайте вы его, садиста клятого, сказала, рассмеявшись, Алиса.
Ему бы только мучить кого-то, да хлестать, в том или ином смысле, сказала она.
Присмотрись к нему внимательно, Диего, сказала она, и может быть, узнаешь в нем кого-то из тех монахов, что пристрастили вас пороться в задницу.
Мы были на «ты» с тех пор, как они впервые зашли к нам в дом.
Когда Алиса выпивала, то становилась груба и шероховата, как поваленное ветром, и не отёсанное дровосеками дерево. Я похлопал ее по руке. Алиса снова рассмеялась, и погладила меня. Я думал, что уже не любил ее, но слезы выступили у меня на глазах. Скажи она в тот момент – давай продержимся еще раунд, милый, – и я бы служил ей, как собака. Но было уже поздно, очень, и мы зашли так далеко, как никогда не случалось. Лида уже вросла в меня, как раковая опухоль, а я – в нее, и распустил сотней рыболовных крючков своей раздувшийся член, и вывернул наизнанку ее розовую пизду. Я теперь носил ее горделиво, как ацтекский принц – мантию из перьев птичек-колибри. Пизда Лиды была моим трофеем, она всегда висела у меня на руке. Даже сейчас, когда на руке у меня сидела ворковавшая Алиса, а Лида, потупившись, наливала виски Диего и мне. Ну и, конечно, Алисе. Сама Лида пила немного, да и разговаривала столько же. Молчаливая глупая корова, говорила про нее Алиса. Может быть, – думаю я сейчас, – она и была права. А моя любовь к Лиде была всего лишь чарами – теми самыми, которые лишили мою жену бдительности, и раскрыли ее пятку для смертельного удара.
Который нанес, почему-то, именно я.
Нет, все же, разве порка не сексуально, сказал я, развеселившись, почему-то.
Алиса зажгла свет. Специальные фонарики по периметру, которые делали нашу террасу похожей на плывущий в ночном океане китайский кораблик, где старый ростовщик и его семья хотят принести в жертву Дракону Воды бумажные денежки, ароматические палочки и тому подобную чепуху, преисполненную уважения к предкам. Уважения, которое ничего не стоит. Но выглядело это очень красиво, и я преисполнился гордости за жену, столько сил отдавшую преображению нашего дома. В обычные дни ее страсть разрушать, создавать, переделывать и обустраивать, меня бесила. В дни же приемов гостей я был горд. Внезапно я вдруг понял, что она чувствует, глядя на меня и мои книги. Мы подобрали друг друга только для выходов в свет, подумал я. Но не дал плохому настроению возобладать над собой.
Что делает женщину настоящей женщиной, сказал я.
Только умение подчиниться, а самое главное, желание сделать это, сказал я.
Одно без другого немыслимо, сказала Лида, и Алиса посмотрела на нее с легким презрением и нескрываемым торжеством. Лида частенько отпускала реплики с опозданием, и любила повторять сказанное, выделяя, почему-то, самое банальное и совершенно очевидное. В такие моменты мы все со временем научились делать вид, будто ничего не случилось.
Это само собой, милочка, сказала Алиса покровительственно.
Он, черт побери, прав, сказал Диего, и поднял стакан.
Мы поддержали. Алиса сглотнула чуть-чуть, и облизала губы. Она была хороша, и в этот момент все мы – даже Лида, – любовались ей. В моей жене не было доброты, милосердия, снисходительности, сочувствия, нежности. Но в ней были класс и порода.
В Алисе столько породы, сказал Диего восхищённо.
Мы были уже вдвоем, когда он говорил это. Лида и Алиса вышли на кухню, моя жена готовила все для чайной церемонии, – нашей церемонии, ничего общего со всеми существующими доныне не имеющей, отчасти это походило на попойку бродяг, отчасти, на ведьмовской шабаш, – а мы с Диего курили сигары. Он вечно таскал с собой коробку с шикарными сигарами, и плевать ему было, что я давно бросил курить. Это же не в затяжку, смеясь, сказал он. Я смотрел, как серый пепел медленно пожирает сигару. Мы были совершенно расслаблены, хотя и раскраснелись и все испытывали такое ощущение, будто мимо нас пронесся грузовик, лишь обдавший нас волной воздуха. Но он никого не сбил, и мы, – ошарашенных дети, – громко смеемся в канаве у дороги. Чересчур громко смеемся. Пытаясь смехом отогнать испуг. В это время на террасу вернулись Алиса и Лида с подносом, чайником и чашечками. Они переоделись, но их более домашние наряды не выглядели вызывающе. Мы все прекрасно знали, что этот вечер не получит продолжения. Никакого свинга. Так уж получилось с первой же нашей встречи вчетвером. Этот островок, – посреди затопленного леса, – оставался нашим пристанищем. Мы не договаривались об этом, просто заключили молчаливый союз. Алиса поставила поднос на пол, и улыбнулась мне поощрительно.
