Барбара Хэдворт - Дорогами мечты
Может, виновата несчастная любовь?
«Хотя, должна признаться, я никогда не считала, что мне поможет религия, когда мы с Полем расстались», — честно признавалась себе Фиона.
Она не успела пробыть в Кодлингшелле и нескольких часов, как миссис Дюран предупредила ее:
— Конни будет лезть из кожи вон, чтобы сделать тебя такой же религиозной фанатичкой, как и она. Просто скажи, чтобы она заткнулась, едва начнет свою религиозную пропаганду.
Но, к своему удивлению, Фиона поняла, что сама заставляет Конни говорить о вере. Это не означало, что она искала утешения в церкви, как не пыталась это сделать после мучительного разрыва с Полем де Мари. Что поразило ее больше всего — то счастье, которое Конни находила в религии.
Конни выглядит такой непреклонной иногда, раздумывала Фиона. Пусть обрушится мир на голову, даже это не поколеблет ее убеждения, что, как только она расстанется с жизнью, ее ждет царство небесное; и с каждой жертвой, с каждым добрым поступком в этом мире ее небесное облако будет все более мягким и розовым. Конни даже была рада оказаться слепой, поскольку это поможет ей наверняка войти в Царство Божие. Что ж, если бы мы могли поменяться местами, я бы с радостью променяла свое облако, если оно вообще существует, на зрение Конни в этой жизни.
Но сегодня она так упала духом, что даже мысли о дочери миссис Дюран и ее религиозной лихорадке не могли развеять тоску Фионы. Конни ушла сразу после ленча к жене викария, чтобы помочь той сортировать подношения для благотворительной распродажи. Миссис Дюран, которая вела себя мудро, словно Фиона не была ни гостьей, требующей развлекать ее, и ни инвалидом, которому нужно постоянное внимание, ушла к соседям играть в бридж. Ни ту, ни другую не ждали до чая, поэтому одна из приходящих служанок, Герти, пообещала, что принесет Фионе поднос с едой перед тем, как уйти.
— Сегодня днем по радио пьеса и танцевальная музыка, — жизнерадостно заявила миссис Дюран перед уходом. — Я настроила радио на нужную станцию. Все, что тебе нужно, — лишь включить его, Фиона, голубушка.
Но Фиона намеревалась сидеть в большом, обитом ситцем кресле до тех пор, пока не вернутся миссис Дюран или Конни, упрямо отказываясь бороться с недугом. Она не хочет больше слышать фальшивых похвал тому, как отлично она себя держит. Если слепота отныне ее удел, она и пальцем не шевельнет, чтобы помочь себе сделать сносной жизнь.
Доктор Лоррингэм написал личному врачу миссис Дюран и ее старинному другу в Волверхэмптон, подробно рассказав о болезни Фионы. Однажды он навестил ее. Но был упрямо неразговорчив о шансах на возвращение зрения. Подражая Лоррингэму, он твердил, что только время покажет истину. А тем временем Фионе не нужно слишком беспокоиться. Фиона успела возненавидеть его мидлендский акцент с твердым «г».
«Я не обязана оставаться здесь, — твердила она себе, испытывая ностальгию по своей безликой палате в клинике — такой, как она помнила ее, с бледными стенами, гигиенической мебелью из светлого дерева и высокой больничной кроватью. — Это была последняя комната, которую я видела, и я хочу вернуться туда».
Чтобы не оскорбить миссис Дюран, которая так добра к ней, Фиона должна убедить доктора Лоррингэма, чтобы тот написал или позвонил и сказал, что пациентка нужна ему для обследования, или придумал что-нибудь в этом роде.
«Я должна позвонить ему, когда дома никого не будет», — планировала Фиона. Но потом поняла, что, хотя знала о двух телефонах в доме — одном в спальне миссис Дюран, а другом в холле, — она понятия не имела, где именно они располагаются. Фиона пользовалась телефоном только один раз, когда звонила Фреду на следующий день после его возвращения в Лондон. Тогда она позволила Конни подвести себя к аппарату, не пытаясь запомнить место его расположения. У нее началась паника, похолодело в груди.
Невозможно даже просто позвонить без посторонней помощи! Она попала в ловушку, словно ее заперли в холодном темном склепе. Фиона начала судорожно подсчитывать, сколько времени прошло с того дня, когда Бобби расстался с ней на пороге клиники. Почти месяц! Точно она не могла сказать, так как не знала, какое сегодня число. Она припомнила, как раньше, если кто-нибудь звонил ей и приглашал куда-нибудь, она говорила: «Подождите минутку. Я должна посмотреть, что у меня записано на сегодня. Какое сегодня число? Никогда не запоминаю». Затем, сверившись по записной книжке, весело отвечала: «Двадцатого? Кажется, я буду свободна».
Вот еще одна вещь, о которой нужно думать, если ты слепой: спрашивать каждое утро, какое сегодня число, а затем стараться не забыть, поскольку ты не сможешь просто свериться с газетой или дневником! Ты не сможешь ничего увидеть!
Ее уши, уже чутко откликающиеся на каждый звук, уловили какие-то шорохи в холле. Возможно, это женщина, которая должна принести чай. Фиона напустила на себя вежливый вид, хотя втайне молила, чтобы Герти не сочла своим долгом остаться с ней и поболтать!
Фиона не знала, что у Герти сестра, слепая от рождения. Женщина лишь поставила поднос на удобном расстоянии и коротко сказала:
— Я налила вам чай, мисс, здесь также тосты и пирог. Через некоторое время я вернусь, чтобы налить вам еще чашечку.
Без всякого аппетита покусывая свой тост, Фиона на это раз почувствовала потребность в компании. Когда Герти вернулась и вновь наполнила ей чашку ароматным напитком, она стала задавать вопросы, которые до болезни ей бы и в голову не пришло задавать незнакомой женщине, не говоря уже о чужих слугах.
— Ты замужем, Герти? — спросила она, и, когда Герти ответила, что да, замужем, Фионе захотелось узнать, есть ли у нее дети. И какого возраста. По голосу Герти она поняла, что это женщина средних лет.
— У меня три дочери, мисс, — гордо ответила Герти. — Все счастливы замужем, могу с радостью сказать.
— А твой муж еще жив? — поинтересовалась Фиона.
— О да, мисс. Но с ним большие проблемы. Видите ли, он упал и сильно повредил спину — он работал на стройке — пятнадцать лет назад и с тех пор не ходит, кроме того, беднягу мучают сильные боли, — вздохнула Герти.
Фиона почувствовала, что завидует бедняге. С какой радостью она обменяла бы свои ноги в обмен на зрение! Вслух же ослепшая молодая женщина проговорила самым своим надменно-снисходительным тоном, как называл это Фред:
— Мне жаль слышать такое, Герти. Должно быть, это очень усложнило твою жизнь.
— О, мы неплохо справляемся, — бодро возразила Герти. — Пока я здорова и сильна, чтобы ходить на работу, ни он, ни я не будем обузой для дочек. Я могу еще что-нибудь сделать для вас, мисс?
