Кассандра Брук - Со всей любовью
Том предупредил, чтобы я ожидала встретить человека сдержанного, ученого, англичанина до мозга костей, очень респектабельного и очень женатого. Так с какой стати, спросила я, такой человек заинтересован в издании «Членистографии» и более того – готов предложить мне солидный аванс за мои иллюстрации? Том засмеялся. «Тебе следует понять Сэма», – сказал он и поведал мне следующую историю.
Сэмюэл Джонсон организовал небольшое издательство лет семь-восемь назад, специализировавшееся на издании старомодных книжиц о деревенском фольклоре и разных местных обычаях – ну вроде тех, которые тебе предлагают в сувенирных лавочках Национального треста по охране памятников старины – вместе с вышитыми полотенцами и восковыми свечами. В один прекрасный день литературный агент, благословенна будь его память, предложил ему рукопись из наследия древней и давно забытой почтенной романистки. Сэм был последним шансом – после его отказа рукописи предстояло вернуться в лоно горюющей семьи. Называлось произведение «Уильям приезжает в город» и представляло собой историю викторианского сиротки, который сбегает в Лондон, где его привечают-обманывают-эксплуатируют разные дамы, в чьих домах он ищет работы. «Помесь Диккенса и Дика Виттингтона», – как выразился Том.
Ну а коммерческий директор Сэма – старинный собутыльник Тома. Распространение книг о местных винах и дербиширских модах уже почти его доконало, но, когда половина издательств уже стоит в очереди за пособиями по безработице, деваться ему было некуда. Приходилось выкручиваться, даже когда это означало необходимость дать профессионально заключения об Уильяме, который приехал в город. Он застонал, выпил тройную дозу шотландского виски и прочел рукопись за десять минут. И в эти десять минут у него родилась идея. Для постфрейдовских ушей эта слезливая и невинная история содержала обертона, одновременно и юмористичные и очень-очень двусмысленные – это явно была книга о подростковых фантазиях и приобщению к сексуальности. Он рекомендовал Сэму дать роману более броское название «Яма для Уильяма» и снабдить его иллюстрациями в соответствующей постфрейдовской манере. Ну, Сэму он все это высказал несколько иначе, но иллюстратор был найден, в положенное время роман вышел под новым названием, и через пару недель приключения юного Уильяма в разных ямах стали культовой книгой. Она оставалась в списке бестселлеров три года, была переведена на тринадцать языков и принесла несметные богатства Сэму и наследникам почтенной романистки.
«Видишь ли, – объяснил Том, – Сэм – живое доказательство аксиомы, что у издателей это всегда дело случая».
«Но иллюстрации? – сказала я. – Их-то он должен бы понять, верно? Ведь не может он быть настолько наивным».
Том снова засмеялся.
«Есть еще кое-что, чего я тебе про Сэма не сказал. Он слеп как крот. Все, что на расстоянии вытянутой руки, для него пятно или марево. Он до сих пор считает, что «Яма для Уильяма» – литературный шедевр, и отсюда его успех как классического английского произведения. Примерно так же фабрикант мог бы составить миллионное состояние на детских воздушных шариках, не сознавая, что они – лучшие презервативы в продаже. В издательском деле всегда так».
Мораль же истории, заверил он меня, сводится к тому, что коммерческий директор с тех пор ищет еще одну беспроигрышную ставку. И считает, что «Членистография» – самое оно «при условии, что мы сумеем протащить ее под носом у Сэма».
«Вот именно, Том, – сказала я. – А мои иллюстрации? Ты видел их. Они же похабны донельзя».
«Ерунда, – ответил Том. – Тебе просто надо не допускать его до них на расстояние вытянутой руки».
Ну, я действительно не знала, что мне делать. Он должен был приехать вечером в субботу, когда я вернусь от Цина. Предыдущее воскресенье и все последующие вечера и половину ночей я работала над рисунками, чтобы показать ему, исходя из убеждения, что на издательском поприще он – эквивалент Кевина, короля порнофильмов. А меня ожидала встреча с полуслепым воплощением невинного простодушия.
Том только пожелал мне всего наилучшего и вручил рецепты к акварелям, над которыми я работала. «Ну, удачи тебе», – сказал он.
Рут, милая, ты только представь себе ситуацию! Иллюстрировала я: 1) «Креветки Soixante-Neuf», 2) Венериды под Хересом и 3) «Омар НА Подстилке С Эстрагоном». Чтобы не перетруждать твоего воображения, скажу, что первая прямолинейно непристойная, вторая тоже, хотя и не столь прямолинейно, а третья изображает халифа Омара (не совсем не похожего на Гарри), возлежащего на пышной одалиске (не совсем не похожей на Ах-махн-ду).
Понимаешь мое положение.
В дверь позвонили, я мгновенно спрятала «Креветки Soixante-Neuf» в ящик – даже слепой сразу бы разобрал, что там происходит. Вошел некто нервный, сутулый, в темно-сером костюме, съёженный внутри. Ну прямо младший библиотекарь (извини!). Волосы на макушке у него заметно поредели, зато на запястьях более чем компенсировали это. Он из тех мужчин, которые, бреясь, обязательно порежутся. И не раз. Его щеки облепляли волоконца ваты. Улыбка больше смахивала на судорогу, чем на улыбку. Рукопожатие оказалось костлявым и холодным. Было трудно вообразить, что он способен кого-нибудь довести до оргазма, даже себя. Возможно, женой и детьми он обзавелся по близорукости.
Я успокоила его чашечкой чая, не сомневаясь, что предложение чего-нибудь покрепче вывело бы его из равновесия.
«Мы все, в большинстве, захвачены вашей идеей, – начал он, и я наградила его улыбкой принцессы Ди. – Последние годы мы добились значительного успеха с книгой на популярную, но серьезную тему, – продолжал он, держа чашку перед собой, как священник – Святые дары. – Мой коммерческий директор заверил меня, что в ракообразных и моллюсках есть свое обаяние. Ваша задача, разумеется, будет заключаться в том, чтобы выявлять и подчеркивать это обаяние. – Он пронзительно взглянул на меня, но, вспомнив, что сообщил мне Том о его зрении, я поняла, что вряд ли он меня вообще видит. Он поставил чашечку и доверительно наклонился вперед. – Насколько я понял от мистера Бренда, вы в этой области работали на международном уровне».
Я побелела. Что Том ему наговорил? Я перебрала в уме мои главные живописные достижения. Одно панно для комнаты моего сына. Еще одно для сортира моей матери. Еще одно для соседа дальше по улице. Два дурацких заказа для американских нефтяных магнатов. Еще более дурацкий для Кевина. И один отмененный заказ для индийского игрока в поло. Вот и все. Достаточно ли для международной репутации? Спасти меня могла только водка с тоником, и я налила себе стакан, как могла осторожнее в надежде, что Сэм сочтет мой напиток минеральной водой.