Галина Артемьева - Фата на дереве
– А вы не могли бы к моему агенту обратиться? – с надеждой спросила Неля, предположив, что – а вдруг – к ней обращаются по деловому вопросу. – Он как раз вон стоит, я вас представлю.
– Нет, – вздохнула женщина. – Мне бы именно с вами поговорить. Недолго. По личному делу.
– Ну, давайте отойдем, – согласилась недоумевающая Неля.
– Лучше бы, чтоб никто не помешал… Может быть, в кафе напротив зайдем? Там есть укромные уголки. Можно спокойно поговорить.
Предчувствие какой-то надвигающейся дряни так и накрыло Нельку. Она, ни о чем не расспрашивая незнакомку, согласилась пойти в кафе напротив.
Они уселись за столик. Заказали кофе.
– Вы курите? – спросила женщина.
– Нет, – ответила Неля.
– Я тоже не курю.
Принесли кофе.
Они обе отпили из своих чашечек.
В воздухе пахло грозой.
Реально.
– Неля, – произнесла наконец женщина. – Я не представилась. Меня Марина зовут. И я жена Саши.
– Какого Саши? – не поняла Нелька.
– Саши, с которым у вас роман.
Нелька оцепенела от ужаса. Такое чувство она уже испытывала один раз в жизни. Это произошло в тот момент, когда мамы не стало. Вот только что она еще дышала. Только что можно было на что-то надеяться, но… Но даже надежда пока еще оставалась: вдруг ей просто показалось? Вдруг мама просто дышит теперь совсем неслышно? Ей не хотелось узнавать правду тогда. Вот она и сидела рядом, оцепенев, не чувствуя своего тела, рук, ног. И не желая ничего чувствовать.
Долго так сидела, пока не привыкла к мысли, что все – надежды больше нет никакой. Мамы нет. Она ушла. Надо жить теперь без надежды, без маминой любви…
Тут она вдруг вспомнила, что мама же как раз предупреждала: «Бойся, когда все слишком сладко, слишком хорошо… Не верь, когда все без сучка, без задоринки. Боком выйдет!»
И как это она забыла про этот пункт маминой жизненной программы?
Все помнила, а это забыла.
Расслабилась. От успехов голова кругом пошла…
Однако вдруг мелькнула надежда. Вдруг Неля все-таки не так поняла эту несчастную женщину? Вдруг она просто сумасшедшая? А вот надо сейчас набрать Сашу и сказать, что рядом с ней, Нелькой, сидит его жена. И пусть Саша захохочет своим прекрасным открытым смехом.
И после этого можно будет встать и спокойно, с достоинством свалить. И никогда больше с психованными не соглашаться коммуницировать.
Но оцепенение не давало сделать даже такую простую вещь, как позвонить мужу Саше.
Сумасшедшая между тем собралась с силами и заговорила:
– Я сама не своя. Простите. Так вышло. Не знаю, что теперь будет. Саша уехал и взял случайно мой компьютер. У нас одинаковые. Он торопился, опаздывал и перепутал. А я открыла, мне почту свою надо было посмотреть. Ну а там… фото ваши с ним… Я почему-то случайно кликнула на фото…
И там…
Женщина стала задыхаться. Не плакать, не всхлипывать, а именно задыхаться. Нелька знала, когда так бывает. Это случается, если слез больше не остается.
Знала она и о том, что за фото увидела женщина. Саша иногда фотографировал особые моменты их близости. Ему так хотелось, чтобы потом, когда они в разулке, смотреть и вспоминать, как это все у них происходило. Пока они не стали мужем и женой, Неля ему фотографировать не разрешала, чувствуя жгучий стыд. А потом стыд прошел… Да – стыд прошел, а фотки на приятную память остались. Они иногда даже вместе их разглядывали…
В общем, едва переводя дух, порой косноязычно и сбивчиво, но все-таки поведала Марина обо всем, что узнала из Сашиных документов в лэп-топе.
Там у Саши, помимо всего прочего, хранились и Нелькины письма с признаниями в любви к мужу, и ее график съемок, передвижений. Все адреса, телефоны…
И тут женщина Марина, по ее словам, совсем потеряла голову, бросила все на свете и полетела в Париж, чтобы попасть на этот вот фуршет, чтобы поговорить, объяснить.
– А как вы докажете, что жена – вы? – догадалась спросить Неля.
Женщина засуетилась, порылась в сумке и предъявила Сашин внутренний паспорт.
– Вот штамп о браке. Вот свидетельство о браке – посмотрите. А вот в моем паспорте, видите, тут дети вписаны – это наши с Сашей дети. Видите, фамилия его, отчество…
Нелька смотрела внимательно. Она уже перестала быть разнеженной мягкой кошечкой. Она была той, прежней, одинокой и разумной сиротой, которой полагалось держать ухо востро.
Оказалось, что в браке Саша состоит 14 лет. В законном браке со штампом, который так унижает и убивает любовь.
Уже хорошо.
Детей Саша отковал немало. Четыре штуки.
Вот она где, гинекология-то, скрывалась! Куда уж тут без нее!
О чем-то очень хотелось спросить…
Мысль ускользала, но Нелька все же выхватила ее из недр памяти.
– А свекровь? Он говорил, что у него ревнивая мама…
– Свекровь – это свекровь. Вполне нормальная свекровь. Очень хорошая бабушка нашим детям. Она, кстати, с ними сейчас осталась. Я ж внезапно… Поднялась и полетела.
– А зачем вы летели? Что вы лично от меня в данном случае хотите? – жестко спросила Неля.
– Я… просто… прошу… пощадить. Там вы всюду пишете ему «муж»… Но у него дети… Они очень хорошие. Любят его. О себе не прошу. Я… Я давно чувствовала… Но дети… Как без него… Я не выживу…
Вот в это Нелька поверила. Эту паскудную тему она проходила на собственной шкуре. Когда папаша ее голимый свалил к своей козлодранке. Причем, что интересно, козлодранка не пожалела ни Нельку, ни уж тем более Нелькину маму. И мама действительно не выжила. Точь-в-точь как эта. Марина. Она уже и сейчас выглядит как нормальная доходяга, несмотря на свои дивные шмотки и аксессуары.
Нелька встряхнула головой и улыбнулась.
– Вы не волнуйтесь. От меня зла ни вам, ни детям вашим не будет. Живите со своим Сашей как сможете. Мы с ним больше не увидимся. Обещаю.
Женщина поверила.
В глазах ее, до этого пустых и мертвых, словно затеплился какой-то живой огонек.
Нелька залпом допила кофе из чашечки и заметила кольцо на своей руке. Такое любимое, привычное кольцо…
Она стащила его с пальца и сунула в ладонь Марины.
– Вот. Отдайте ему. Это будет правильно. Он все поймет. Не рыпнется. И еще. Можете мне пообещать? Уничтожьте там, в его компе, все фото и письма мои. Это важно. Вам так будет спокойнее. И мне.
– Обещаю, – кивнула Марина. – Мы сейчас вместе…
Она выудила из сумки компьютер, включила его…
Все следы Нелькиного счастья исчезали на глазах.
К концу их тщательной работы и духа от прошлого не осталось.
Как не осталось в Нелькиной голове и малейшей мысли о том, что оно, это недавнее прошлое, числилось когда-то счастливым.
В сухом остатке имелся лишь жгучий стыд и жуткая душевная боль.