Лорейн Заго Розенталь - И снова о любви
— Ну, что скажешь? — спросила Саммер.
Папа внизу смотрел воскресный матч «Никс». Мама уехала к Эвелин помогать ухаживать за Шейном — он подхватил ветрянку. По крайней мере я думала, что она уехала по этой причине. С начала моего изгнания из Куинса поток информации оттуда превратился в тоненький ручеек.
В последнее время я не раздвигала занавески, чтобы не видеть унылую лужайку. Однако у Саммер хватило нахальства отдернуть штору, чтобы похвастаться красной розой — татуировкой на лодыжке, сделанной во время их с Кейси поездки в Ки-Уэст на весенних каникулах.
— Прикольно, — кисло сказала я.
Татуировка и в самом деле была клевая, но меня одолевала такая тоска, что скрыть это не получалось.
— На лепестках наши инициалы, — сказала она, указывая на витиеватые буквы «С» и «К». — Правда, романтично?
Кейси остался во Флориде еще на несколько дней, и я знала, что Саммер пришла ко мне только потому, что без него умирала со скуки. В последнее время мы с ней встречались лишь по утрам в «мерседесе» Джефа, и вести разговоры о романтике у меня не было настроения. Уже несколько недель прошло после поездки в Рокфеллер-центр, а Блейк так и не позвонил — хотя бы, чтобы посмотреть мои рисунки.
— Да, — выдавила я.
— А букву «К» я перебью, если мы разбежимся.
Я прищурилась:
— Зачем тогда делать тату, если вы собрались разбегаться?
— Ари, — произнесла Саммер рассудительным тоном, как опытный психиатр. — Шансы, что мы с Кейси счастливо проживем вместе всю жизнь, очень невелики. Ведь так? К тому же я не собираюсь довольствоваться первым встречным. Мне нужен опыт. Решиться на татуировку — это тоже чего-то стоит.
Я внимательно посмотрела на розу на ее ноге, представила, как острой иглой под кожу вводят красные чернила, затем черные и зеленые.
— Больно, наверное? — предположила я.
— Сексом заниматься в первый раз тоже больно, но меня это не остановило.
Я вздохнула. Подумаешь, новость.
— Знаю. Ты рассказывала об этом уже раз пятьдесят.
Она уселась на кровать.
— Ну, просто чтобы ты знала, если у тебя все-таки появится парень.
Я выдвинула стул и села, подавленная и угрюмая.
— Да… Надеюсь, это произойдет до того, как я вся покроюсь морщинами и у меня вырастет горб.
Саммер ахнула и прикрыла рот рукой.
— Прости, Ари, я не это имела в виду. Вечно я ляпну… Я хотела сказать «когда». Когда у тебя появится парень.
Какая разница?!
Глядя, как она застегивает сапоги, я думала о татуировке. О грязных иглах, о СПИДе, о людях в больничных изоляторах, которые чахнут от язв, покрывающих каждый дюйм тела. И уже собиралась спросить, предприняли ли в салоне необходимые меры предосторожности, когда она сменила тему:
— Эта Рейчел Эллис — еще большая стерва, чем ее дочь. «На сцене справа, на сцене слева», — передразнила она Рейчел. — Но моя мать пылинки с нее сдувает — она же нашла нам нового заказчика. Какую-то адвокатскую контору.
— «Эллис и Хаммел», ты имеешь в виду?
Она кивнула:
— Начнем обслуживать их деловые встречи уже с конца весны. Кажется, это в Эмпайр-стейт-билдинг.
Девяносто восьмой этаж, подумала я. И тут же занервничала — Саммер может встретить там Блейка, а вдруг ему захочется подыскать еще одну крашеную блондинку взамен той первой, из Джорджии? Я не конкурентка Саммер Саймон. Лучше бы она не давала мне визитку «Расскажи друзьям» — от нее одни неприятности.
Саммер ушла, и я с облегчением вздохнула. На пороге она столкнулась с мамой — та приехала с пакетом, наполненным зефирными утятами, желейными бобами и яйцами. Вечером мы красили их на кухне.
Бросив желтую таблетку из пасхального набора в чашку со смесью воды и уксуса, я наблюдала, как она шипит. Я уже сделала десяток яиц и собиралась раскрашивать второй. Мама всегда дарила Кирану огромную пасхальную корзину, а в этот раз нужно было готовить еще одну — для Шейна, хотя тому не исполнилось и года, и зубы у него только начали прорезаться.
— Шейну лучше? — спросила я, рисуя мордочку кролика на розовом яйце.
— Да, — сказала мама. — Он в порядке.
В эту секунду я выводила усики и остановилась, потому что ее голос прозвучал странно. Словно она что-то пыталась от меня утаить.
— Что ж, — произнесла я в надежде, что мое изгнание в праздники закончится, — на следующей неделе я его увижу.
— Ариадна, — пробормотала мама, — видишь ли, в чем дело…
Так я узнала, что не еду на Пасху в Куинс. Мама вела себя так, словно в этом не было ничего страшного — подумаешь, разок не съезжу. Эвелин похудела на одиннадцать фунтов с моего дня рождения, у нее чудесный психиатр, и все мы желаем ей выздоровления, не так ли?
Мама опять выступала в роли инспектора манежа. Я кивнула и вновь принялась за рисование, потому что больше не хотела говорить об Эвелин. Да и что толку? Пожалуйся я, что даже мама меня ни во что не ставит, — и буду выглядеть избалованной, капризной неженкой. Мне было не до желейных бобов и крашеных яиц, но я все же выложила их в пасхальные корзинки для Кирана и Шейна. Мальчики не виноваты в том, что у них такая эгоистичная мать.
* * *В понедельник я пожаловалась Ли, что отмечать Пасху мне придется в одиночестве. Ничего другого не оставалось. Поговорить с мамой я не могла, к отцу никогда не обращалась, а Саммер было некогда. Теперь она редко обедала в Холлистере, Кейси всегда забирал ее после занятий, и она постоянно ходила на встречи с методистами — уговаривала разрешить ей посещать дополнительные уроки следующей осенью, чтобы окончить школу в январе, а не в июне. Ли собиралась уезжать, и Саммер, возможно, тоже, хотя мне казалось, что она и так уже отдалилась от меня. «Какая тебе разница, обедаю я в кафетерии или нет? — заявила Саммер на прошлой неделе. — У тебя есть Ли».
— Понятно, — сказала Ли, сидя за одной партой со мной на планерке перед уроками.
Я удивилась, что она пришла так рано. Футболки «SUNY Oswego» я не видела на ней уже несколько недель. Сегодня она слегка подкрасила губы, надела блузку из белого кружевного шитья и цепочку с амулетом-стрелкой. Утро было солнечным, и она выглядела куда веселее меня.
— Тогда приходи на Пасху к нам.
— Не хочу навязываться, — ответила я.
Она принялась теребить амулет.
— Не говори глупости. Ты вовсе не навязываешься. У нас полно еды… Соберется вся семья. Я правда хочу, чтобы ты пришла. Даже пришлю за тобой машину. Приходи, а?
В ее голосе проскользнуло отчаяние. Она сидела близко ко мне со смешанным выражением надежды и печали на лице, и я кивнула только для того, чтобы ей не пришлось больше упрашивать. И потому, что знала, каково это — быть непопулярной, и как важно иметь хотя бы одну подругу, а еще потому, что вся семья Ли включала и Блейка.
