Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
Рассекаем просторы федеральной трассы в терапевтической тишине.
Думаю о том, что произошло. Знакомство с отцом в восемнадцать — это событие. Знакомство с отцом-наркоманом — событие на всю жизнь.
Чеканутая с виду крепкий орешек, зачетно застыла камнем. Но я знаю, что чуть позже откат её доломает. Сейчас рано, в ней идет перестройка, этот процесс долгий.
У каждой семьи свои скелеты в шкафу, не мне о них рассуждать, но, кажется, Шахназаряны этим поступком способствовали расколу в доме. Лус будет требовать ответы, ведь эта ночная вылазка — тайный способ проверить инфу, которую она без сомнений получила буквально перед поездкой. Наверняка случайно. Вряд ли бы кто-то с ходу сообщил о таком спустя столько лет. Ей нужно было нечто, на что сможет опираться в разговоре. И увидеть воочию человека, всю жизнь считавшегося мертвым, это точно беспроигрышный аргумент.
История пахнет пиздец как плохо.
Я со своими скелетами уже давно сплю в обнимку, приучен к этому мазохизму с детства, а вот Лусинэ придется туго. Она девочка эмоциональная. И с характером. Для неё, как и для любого, впрочем, — это удар под дых. Запрещенный прием, блядь, отправляющий в нокаут.
И мне её очень жаль. Как бы ни было, ни один ребенок не заслуживает подобной ебучей участи.
Добираемся к коттеджному сектору аккурат к пробивающемуся рассвету. Горизонт начинает слабо светлеть.
Торможу напротив нужных ворот и глушу мотор. Какое-то время сидим в привычной уже тишине под утренний щебет птиц и редкий лай собак.
Широкая темная полоса на небе постепенно тает.
И внезапно Лус решительно выходит. Я — за ней. Подхожу и останавливаюсь в метре. Встречаемся глазами, и я четко знаю, что она скажет.
— У нас ничего не получится. Прости.
В её голосе так много отчаяния и мучительной растерянности, что нутро затапливает новым приходом жалости. Или сочувствия. Хер его, что это за чувство, без понятия.
Но оно побуждает притянуть девчонку за руку и прижать к себе. Ощущая, как тут же цепляется ко мне. Крепко-крепко. В грудь сопит дробно. И дрожит бесперебойно.
— Прости, Барс. Я не смогу. Правда.
Это шепчет чуть позже, отстраняясь. Смело заглядывает в глаза, готовая принять мою злость и обвинения. А их нет. Сука, да у неё жизнь трещит, рвется. Какие договоренности, какие планы? Всё к ебеням.
Сам рассматриваю доверчиво распахнутые желтые глаза-монеты, прощаясь.
Признаю′, что наше общение зажигало. Лето было интересным, пусть и сложным. Наяривал проблемы с ней только так. Мы более-менее узнали друг друга, когда Лус была в роли Вики, наш словесный спарринг был уколом удовольствия. Азарт брал, как хотелось её прижучить. А потом уже допер, что сотрудничать правильнее. Даже после всех выкинутых фокусов. Дружба нам обоим была выгодна. Но теперь… увы.
Ясно, почему дед Сурен не собирался выпускать внучку из-под своего крыла. Боялся за неё основательно. Настолько, что дошло до абсурда. Хотел выдать замуж и продолжать два года держать при себе, пока я якобы не вернусь в город. Это было его условием, странным, но исполнимым. Мой дедушка дал ему гарантию, не подозревая, что никто возвращаться не собирается.
У нас вышло почти индийское кино.
Барсег-старший тронулся на желании скорее меня окольцевать. Считает это панацеей. Искренне считает. Нашел девушку из хорошей семьи и максимально непохожую на мою мать. Страх повторения сценария. Я понимаю. Вот правда. Столько дерьма пережить с собственным сыном, потом остаться с внуком на руках и с каждым годом бояться, что тот вырастет таким же, как его отец, бездарно закончивший жизнь в аварии вхлам пьяным. В двадцать пять.
Наши семьи имели свои мотивы, которые удачно наслоились в ходе переговоров. Я согласился на этот шаг, чтобы выиграть время. Лус — и вовсе не имела выбора. Завертелось месиво, взаимное стремление кинуть вторую сторону. И всё закончилось тем, что взаимодействовать выгоднее. Но не выгорело.
Старики преследовали благие цели, мы — просто преследовали личные цели, исходя из своих амбиций.
И вот… гонка за целями накрылась, игроков спихнули с дистанции ебаные непреодолимые обстоятельства.
Напоследок невесомо целую бывшую невесту в лоб, разрывая наш снулый зрительный контакт:
— Ты справишься, чекануш.
И сматываюсь собирать манатки.
После того… как сообщу деду, что не оправдал его ожиданий…
27. Барс
Два с половиной месяца спустя…
Мадлером[1] толку′ дольки цитрусовых вместе с мятой. К полученной кашице добавляю жидкие ингредиенты, отчасти пользуясь джиггером[2]. Активно трясу шейкер, ловко подбрасывая и демонстрируя парочку маневров, за которыми наблюдают посетители у барной стойки. За полтора месяца работы научился мелким трюкам, развлекаю народ умениями, пока коктейль внутри цилиндра доходит до нужной кондиции. После чего быстро разливаю по харрикейн-бокалам со льдом, и завершающий штрих — украшение веселыми трубочками.
Подталкиваю выпивку улыбающимся девушкам, механически лыбясь в ответ. Привычно поддерживаю ненавязчивое дамское внимание.
И тут же забываю о подружках, завлекающе посасывающих свои напитки. Вечер пятницы всегда напряженный, ни минутки на отдых. Я именно этого и хотел, когда устраивался сюда. Движения в руках, четкости в мыслях, сосредоточенности в действиях.
Заказов много, голову почти не поднимаю, все лица сливаются. Музыка гремит, танцпол динамично штырит, слух ловит только названия из меню, что бросают клиенты, пытаясь перекричать песни.
— Опа! Тавердиев… Тадиревдиев… Тари…
— Таривердиев! — наконец-то помогают чуваку произнести правильный вариант.
Стреляю глазами в подошедшую компашку. Не самая приятная биомасса, учились на пару курсов ниже меня. Золотые детки, кучкуются по интересам, выглядят дорого, ведут себя дешево. Всё как обычно.
— Народ столько месяцев мусолил, как ты оформил профессора в нокаут, — глумится первый, у которого язык заплетается. Они явно уже подшофе, но этот самый поддатый.
— Больше не обсуждают? — бросаю равнодушно, когда на секунду в зале становится тише между сменой композиций.
Продолжаю разливать алкоголь в порядке очереди.
— Не-а, событие выжило свой срок годности, — ржут над понятной только им шуткой. — Жаль, что тебя выперли…
— Звезда потока теперь сияет ночью!
И снова идиотский пьяный смех.
Принимаю их заказ. Парни еще пару-тройку раз пытаются вызвать меня на диалог, но я игнорирую. Внешне исполняю полное спокойствие, а внутри давлю разворачивающийся тайфун. Кружит смесь зависти, отвращения и дикой апатии.
Смотрю на этих куражистых мудаков: по килограмму золота на шее и запястье, тачки из салонов, карточки наверняка с невъебенным лимитом. И, блядь, не понимаю, почему? Почему эти отбросы на вершине жизни с рождения? Что со мной не так? Что у меня за карма такая — расплачиваться за грехи родителей? Дед ведь всегда располагал достаточными финансами, но выдавал их с унизительным подозрением. Был бы скрягой — базару ноль, но эта фича действовала только в отношении меня. Чтоб не повторял судьбу его избалованного отпрыска.
А теперь и вовсе я сам по себе. Больше никаких лавэ.
Третий месяц, как не общаюсь с дедушкой.
Вот как в конце сентября заявился утром домой после поездки с Лус, сказав, что ничего не получится исправить, и я уезжаю, так и не разговариваем.
Напоследок Барсег-старший окатил меня разочарованным взглядом и выдал:
— Ты хуже, чем я думал.
— Даже хуже, чем он? — не остался в долгу, понимающе хмыкая.
Бабушку жалко было. Плакала и плакала, бедная.
— Я буду тебе звонить. Каждый день. Обещаю.
Обнял ее крепко и свалил в закат. Слово держу, звонки регулярные.
Бывает. Разногласия поколений. Моя гордость и амбиции, дедовское упрямство и уверенность в собственной правоте. Я устал, пиздец как устал. Всё свое существование отрабатывать чужие косяки.
