Дерзкие. Будешь должна - Катерина Пелевина
— Ты сама ответила на свой вопрос. Я жду. Счётчик выставлен.
Блиииин… Как же я его ненавижу, а…Просто терпеть не могу. Придурок…Он же не сделает? Не сделает так? Кого я обманываю??? Конечно сделает. И это минимум…Надо ещё Андрею позвонить, уверена, что он его избил…И всему виной только я. Как же хочется исчезнуть отсюда, растворившись в воздухе… Был бы у меня телепорт, цены бы ему не было!
— Три минуты, Катя.
— Ненавижу тебя! Ненавижу и хочу, чтобы ты…Чтобы ты…
— Сдох?
— ААААААААААААА! — кричу в окно. Ноздри раздуваются от злости, глядя на его ухмылку, которую хочу стереть с лица земли раз и навсегда. Ухожу вглубь здания. До коридора. Что теперь делать? Куда бежать? Он всё равно вернёт меня, как и обещал. Всё равно заставит. И даже если я сейчас убегу, то недалеко. А пострадает ни в чём неповинный человек — хозяин моего автосервиса, который и так пошёл на уступку, взяв студентку на шестичасовой рабочий день, а ещё другие люди, которые лишатся работы…Блин!
Выхожу к нему через минуту с белым флагом. Смотрю на него, и непонятное чувство в груди. Он уже не улыбается. Просто тянет мне эти цветы, а мне и брать их не хочется, но я всё равно беру. Единственное, что меня сейчас может успокоить это приятный запах полураскрывшихся белоснежных бутонов. Внутри всё плачет и изворачивается. Будто агония уже. От боли и отчаяния в предсмертных конвульсиях сгораю. Прямо перед ним.
— Садись в машину, — тянет он, на что я молча ухожу, глядя на встревоженного до усрачки Кира. Сажусь внутрь салона, пока Глеб нервно ходит по парковке и курит.
— Как ты? — спрашивает его друг, глядя на меня с водительского сиденья.
— А это имеет значение?
— Можешь не верить, но у него к тебе настоящее. Я-то вижу. Пусть он ведёт себя…
— По-идиотски. По-быдлячьи. По-ублюдски, Кир!
— Пусть так. Но он за тебя любого землю жрать заставит.
— А мне это не нужно, Кир! Я не хочу этого. И ненавижу его всё сильнее. Он втянул меня…Втянул в какой-то криминал! Вот скажи…Да к чёрту!
— Успокойся. Будешь что-то? У меня тут…Есть вода…Энергетик. Жвачка?
— Ничего не хочу, спасибо, — отворачиваюсь к окну.
— На вот, — Кир тянет мне плед, снятый со своего кресла. Видимо, он согревал им Соню. Этот парень нравится мне намного больше. Он спокойный, добрый и заботливый. Он другой. Он бы никогда с ней так не поступил. Не приставил бы к ней член, пытаясь изнасиловать, не угрожал бы, не говорил все те гадости…
Слёзы тут же текут из глаз. Заворачиваюсь в пушистую ткань и не могу успокоиться.
— Не плачь. Глеб не выносит… — он замолкает, потому что соседняя со мной дверь открывается. Плевать мне на то, что он не выносит. С какой стати я должна давить в себе эмоции?!
Не успеваю и пикнуть, как меня прижимает к себе горячее тело. Жмёт так, что впору задохнуться.
— Двигай, Кир.
Парень молча заводит авто, и мы уезжаем оттуда. Почти всю дорогу я прислушиваюсь в дыхание Глеба. Злой, но не говорит ни слова. Широкие ладони сжимают меня. Одной он держит моё плечо, вторая лежит на моём колене. Не дёргаюсь, потому что не хочу конфликтов при Кире. Он и так не заслужил выслушивать всё это. Видеть наши постоянные перепалки. Кому будет приятно?
Вижу знакомый дом, и машина останавливается.
— Спасибо, брат, — кидает Глеб вскользь, а я просто смотрю. Он выходит из машины, пока я копошусь с пледом, чтобы отдать его Киру, а потом дверь открывается и меня внаглую сгребают на руки вместе с букетом.
Молчу. Просто молчу. Он несёт меня в дом, а я понимаю, что от осознания этого мне становится легче. Что он нашёл. Что вернул. Что я снова здесь. И я не понимаю, как это может быть правдой? Этот жестокий зверь делает с моими чувствами, что захочет, а я терплю. Вынуждена терпеть, потому что его нереально приручить. Ему нереально объяснить, что я — тоже человек, а не собственность. Что у меня есть свои чувства и свои страхи.
Глеб даже не разувается. Несёт меня как есть на второй этаж и молчит. А потом заносит меня в мою комнату, кладёт на кровать. Отодвигается. Садится рядом на край и громко дышит, не касаясь меня. Пока я стаскиваю с себя кроссовки. Я так не могу. Лежать на кровати в обуви. Что ещё за дикость?
Мне кажется, он снова насмехается надо мной из-за этого. Потому что наблюдает за мной. В комнате горит только торшер, но даже так я вижу всё, что нужно. Все его эмоции на лице написаны. Голубые глаза неожиданно перестают быть стеклянными как раньше. Будто с них временно сняли защиту и теперь я могу увидеть, как внутри плещутся волны отчаяния.
— Ты никогда не оставишь меня в покое, да? — спрашиваю шёпотом, а он мотает головой.
— Оставлю. Когда умру.
Мне не нравится этот ответ. Не знаю почему. И я не знаю, хочу ли чтобы он меня оставлял. Не знаю, что чувствую к нему. Это какой-то расширенный спектр эмоций. Это не просто, и переварить всё это — тоже не просто.
У меня были парни. Но ни один из них не вёл себя так. От него же я чувствую просто необузданную, дикую энергетику. Силу, способную снести всё на своём пути, словно для него вообще не существует никаких преград. Чтобы он мне не говорил в итоге так и происходит. Сказал, буду жить с ним — живу. Сказал, что вернет меня в этот дом до семи утра — так время половина седьмого… Сказал, что будет у меня первым…И, видимо, так и будет.
Склоняю голову в бок на подушку и сквозь ткань слышу собственное сердце. Оно плещется по грудной клетке. Тонет. Захлёбывается. Его больше ничего там не фиксирует. Оно просто как бабочка в банке, которая отчаянно стучит своими крыльями по стеклу, мечтая выбраться. Мечтая взлететь, упорхать далеко-далеко, одержимая мыслью о воздухе, о
