Будет больно, моя девочка (СИ) - Мария Николаевна Высоцкая
У Мейхера, Рената, блондина и темноволосой девчонки браслеты тоже белые.
— Мне не нужно, — сжимаю ладонь в кулак, а потом вообще сую руки в карманы тренча.
— Дай сюда, — влезает блондин, отбирая у Рената этот чертов браслет. — Нормально объяснять надо. Короче, если еще раз решишь к нам заглянуть, то, естественно, как зритель, — снова сует мне эту штуку. — А, в «Медиуме» и «Рокфе» тоже сработает.
Моргаю. Если не ошибаюсь, «Рокфе» — что-то вроде клуба или бара. Очень дорого и пафосно. Получается, там тоже вот так играют?
Неосознанно взгляд тянется к Мейхеру.
Арс упирается пяткой в диван, закинув руку на колено. Сталкиваемся взглядами. Мейхер особых эмоций не выражает, но смотрит на происходящее явно заинтересованно. На губах едва различимый намек на улыбку.
— Я, кстати, Велий. Можно просто Вэл, — тарахтит блондин у меня над ухом.
— Майя, — выдаю на автомате.
— Да мы все уже в курсе. Кстати, ты сегодня выиграла. Номер свой продиктуй.
— Зачем?
— Выигрыш скину.
— Деньги? — пялюсь на него как на инопланетянина.
— Ну, естественно, — смеется, — не конфеты же.
— Мне не нужно, — отворачиваюсь.
Вылавливаю взглядом в толпе Ритку. Она с парнями тут. Их не тронули. Выходит, Лизкин план никому по вкусу не пришелся? Она же хотела над ними поиздеваться здесь, разве не об этом писала Арсу, когда его телефон был у меня?
— Окей, — блондин переводит растерянный взгляд на Рената. Тот кивает. Зато вот Лиза скоро за нож схватится. Ее все происходящее очень нервирует. Она так на меня пялится, словно вот-вот на части раздерет.
Плевать. Снова смотрю на Арса.
Сказать ему про вещи или нет?
Решаю все же сказать. Делаю шаг ближе, наклоняюсь, чтобы не орать, а сердце в этот момент сжимается. В груди формируется чувство пропасти. Если сравнивать, то похоже на то, когда машина налетает на небольшой ухаб и на пару секунд застывает в невесомости.
— Я оставила твою обувь и куртку там, в ванной.
Мейхер кивает. Отталкиваюсь ладонью от ручки дивана и ухожу. Бреду к двери, через скопление людей, которые мне улыбаются и выкрикивают что-то вроде: «Ты крутая».
На улице проверяю время. Без пятнадцати двенадцать. Папиной машины поблизости не вижу. Но решаю подождать здесь.
— Ты куда? — голос Мейхера за спиной звучит больше чем неожиданно.
— Домой, — отвечаю, не поворачиваясь к нему. Но он сам огибает меня по кругу и замирает перед лицом.
— Время еще детское.
— Мне разрешили до двенадцати. Родители уже едут. Я просто решила подождать их здесь.
— Родители? Зачем? — Мейхер сводит брови к переносице, словно я сказала что-то невероятно странное.
— Забрать, чтобы я ночью не шарилась по такси, — жму плечами.
— Понятно.
Арс заторможенно кивает, не меняя выражения лица. Лоб и брови все еще нахмурены.
* * *
Смотрю на дорогу. Именно оттуда заедет папа.
Говорить с Мейхером у меня нет никакого желания. Даже видеть его выше моих сил. Я никогда в жизни больше не пойду ни на одну вечеринку, на которой будет он, что бы кому ни угрожало.
Сегодня я чуть не сошла с ума. Мне было страшно. Очень страшно. Смогу ли я уснуть этой ночью, после всего, большой вопрос. Я переоценила свои силы. Себя переоценила. Раньше казалось, что вокруг нет ничего ужасного, ужасного настолько, что становится трудно дышать и ты думаешь лишь о том, останешься ли ты целой.
Сегодня это со мной случилось. Меня скинули с неба на землю жестко и больно. Показали, что мир вокруг гораздо опаснее, чем я себе представляю. Громко заявили, что справедливости нет и часто прав тот, кто сильнее.
Они поиздевались надо мной, а потом с улыбками на лицах восхищались тем, что я выстояла.
В глазах снова встают слезы. Сглатываю горечь, осевшую на языке, и опускаю голову. Приходится снова делать над собой усилие, чтобы не расплакаться.
От самой себя ведь тоже тошно. Вместо того чтобы устроить там скандал, высказать им все в лицо, я молчала. Я слушала, смотрела и молчала. Потому что страх засел где-то глубоко в груди. Я впервые в жизни испугалась говорить правду. Обвинять. Испугалась. Я была там одна. Эта игра — их большое развлечение, о котором не рассказывают дома.
Если они вот так играют, по согласию или без, то как же подавляют чужой протест? Это не школа, где куча камер, это огромный особняк, с сотней людей, упивающихся происходящим.
На что все они будут готовы?
Крепко сжимаю сумку в руках, притиснув ее к груди.
Если честно, надеюсь, что Арсений уйдет. Зачем он вообще за мной вышел — понятия не имею. Хотя, думаю, решил припугнуть. Он хочет, чтобы я держала рот на замке. Вся его любезность сегодня была не больше чем уловкой. Никому здесь невыгодно, чтобы я болтала.
Переступаю с ноги на ногу. Его присутствие нервирует. Молчание — тоже.
Перетряхивает. Когда же приедет папа?! Время уже идет на секунды.
— Я ничего не расскажу родителям, не буду жаловаться, — говорю, наконец взглянув на него. — Можешь тут не стоять.
— Хорошо. Спасибо.
— Пожалуйста, — произношу не без издевки.
Мейхер ухмыляется, а потом его лицо приобретает такое странное выражение…
Я его никогда не видела. Стоит уносить ноги? Он что-то задумал?
Вздрагиваю от прикосновения. Мейхер обхватывает мою ладонь, сжатую в кулак, медленно ее раскрывает и кладет поверх цепочку.
Тут же касаюсь пальцами шеи.
— В карман сунул, забыл отдать.
— Не трогай меня, — аккуратно высвобождаю руку. — За цепочку спасибо. Но больше никогда меня не трогай, не подходи и не разговаривай. Никогда.
В глаза бьет свет фар. Папа приехал. Можно выдохнуть, но я не могу. Тело зажато. Я вся один сплошной комок нервов. Сейчас мне как никогда нужно расслабиться, улыбаться, быть бодрой и активной, чтобы родители ничего не заподозрили.
Я, наверное, могу им пожаловаться о произошедшем, но, если честно, боюсь последствий. Вот и вся моя тяга к справедливости. Я просто поджала хвост. Как же за себя стыдно.
Я знаю своего папу, он взрывной. Устроит скандал, разборки. Но что, если из-за меня и пострадает? На что готов отец Мейхера ради того, чтобы прикрыть сына? Нужно быть реалисткой и включить наконец-то голову.
Сжимаю цепочку в кулак и быстрым шагом иду к машине.
Меня потряхивает. Слезы вот-вот прокатятся по щекам. Всхлипываю. Незаметно смахиваю скользнувшую по лицу каплю и запрыгиваю на заднее сиденье.
— Что за парень? — с ходу спрашивает папа. Он смотрит в лобовое стекло, прямо на Мейхера.
— Одноклассник. У меня от музыки голова разболелась, я вышла вас сюда дождаться. Он