Кровь Моего Монстра - Рина Кент

Кирилл поднимает руку.

— Ты маленькая...

Я закрываю глаза, ожидая, что он ударит меня за дерзость.

Я жду и жду.

И жду...

Но удара не происходит.

Когда я снова открываю их, он смотрит на меня так, словно хочет перерезать мне горло, но его руки по обе стороны от него.

— Пять минут, а потом мы уходим.

— Хорошо!

Я вскакиваю, улыбаясь, но улыбка вскоре исчезает, когда она сталкивается с его полным безразличием.

Чертов тиран.

Я подхватываю свою винтовку и бегу в направлении дома, обдумывая слова, которые я нацарапаю на записке.

«Спасибо тебе за все (за исключением иголок). Если у меня будет возможность, я приду еще раз за уроками кулинарии и...»

Мои ноги останавливаются, когда я дохожу до заднего двора. Тишина.

Долгая, властная тишина. Никакой возни с дровами. Не слышно голоса Нади.

Это жуткая тишина.

Что-то не так.

— Ложись! — кричит Кирилл, когда кто-то открывает огонь в нашу сторону.

Глава 13

Кирилл

Мои инстинкты никогда меня не подводили.

Поэтому, когда я принял решение убираться отсюда на хрен, я сделал это не произвольно. Это чрезвычайная ситуация — побег — это необходимость, а не вариант.

Однако Саша не прислушалась к голосу разума и настояла на возвращении к старой паре. Решение, которое привело нас прямо в центр этого дерьма.

Трое вооруженных людей в противогазах открывают огонь, а затем расходятся, как только мы подходим к дому.

Самое важное то, что стреляли изнутри дома.

Но самое страшное, что они в противогазах, а это значит, что в деле замешано какое-то химическое оружие.

На мой крик Саша опускается на землю за деревом, но глаза у нее недобрые, а винтовка держится неустойчиво.

Наверное, она обдумывает в уме все, о чем я только что подумал, и придумывает самый худший из возможных сценариев.

У двух пожилых людей нет никаких шансов перед лицом террористов с огнестрельным и химическим оружием.

Когда я был с Николасом на рынке и почувствовал на себе пристальный взгляд, именно такого поворота событий я боялся больше всего. Я сразу же прервал поездку и настоял на том, чтобы мы вернулись в дом, но, возможно, и это не было правильным решением.

— Липовская, — зову я авторитетным тоном, но это едва привлекает ее внимание. — Саша!

Она дергается, ее глаза увеличиваются в размерах, когда они возвращаются ко мне.

Я останавливаюсь позади нее, обращая внимание на ее хаотичную реакцию.

— Ты здесь?

Она кивает один раз.

— Надя и Николас, они... они...

— Мы должны избавиться от этих людей, чтобы иметь возможность найти их. Мне нужно, чтобы ты прикрыла меня, чтобы я мог войти внутрь. Ты сможешь это сделать?

— Да, сэр.

— Мне нужна твоя голова в игре, солдат.

Ее подбородок медленно, едва заметно поднимается, прежде чем она кивает с ощутимой решимостью.

— Сэр, да, сэр.

Она прислоняется к стволу дерева, а я проскальзываю вокруг дома, используя стену как камуфляж. Я не должен доверять ей, потому что она вряд ли прикроет меня в данных обстоятельствах, но я доверяю.

Потому что вот в чем дело с Сашей. Она лучше всего работает под давлением, и хотя она беспокоится о пожилой паре, она не допустит ошибки, которая будет стоить им жизни.

Конечно, пока я уверенно двигаюсь в направлении дома, она снимает одного из мужчин.

Мои движения легки, уверенны и не вызывают ни малейших сомнений. Она отличный стрелок и не допустит никаких просчетов. По крайней мере, не тогда, когда дело дойдет до этого.

Когда добираюсь до входа, я убиваю человека в черном на месте. Однако меня беспокоит одна вещь. Я не могу найти второго. Учитывая бездействие Саши, она, вероятно, тоже не может.

Тем не менее, я продолжаю использовать стену как прикрытие и продвигаюсь к дому. Как только я вхожу внутрь, то задерживаю дыхание. Я могу выдержать пять минут, этого должно хватить, чтобы найти Надю и Николаса...

Мои движения замирают посреди зеленой гостиной, затуманенной газом.

Два тела лежат друг над другом на полу, под ними образовалась лужа крови.

Я бросаюсь к ним и проверяю пульс. По мере того, как идут секунды, окончательность ситуации бьет меня по голове, как ублюдка.

Даже в последние мгновения они держатся за руки и прислоняются друг к другу.

Глаза Нади закатываются назад, показывая больше белого, чем радужки. Глаза ее мужа, однако, смотрят в никуда, полностью лишенные той жизни, свидетелем которой я был всего час назад.

Я закрываю их глаза, потеряв дар речи. Они верили в божественное существо и доброту, так что, надеюсь, это существо сейчас заботится о них.

Сзади меня раздается шорох, а затем призрачный шепот.

— Нет....

Я оборачиваюсь и вижу Сашу, стоящую на пороге, в противогазе и с другой маской, которую она, вероятно, сняла с наших жертв.

Прямо за ней появляется тень движения, и я, не колеблясь, поднимаю винтовку и стреляю ему между глаз.

Она не оглядывается, даже не думает о своей неосторожности, которая чуть не убила ее только что.

Вместо этого она забегает внутрь и падает на землю, посреди всей этой крови, не заботясь о том, что ее одежда пропитана ею.

— Надя... Николас... очнись... — ее голос дрожит, как и руки, когда она хватает медсестру за запястье. — Нет... нет...

Я выхватываю у нее из рук свободную маску и пристегиваю ее к лицу, затем делаю щедрый вдох.

— Они мертвы. Нам нужно идти.

Ее голова дергается в мою сторону, и я могу поклясться, что она собирается направить на меня свою винтовку.

— И это все? Они мертвы, и нам нужно уходить? Что за ... что ты за бесчувственный монстр? Эти люди спасли наши жизни, когда не нужно было, и теперь они мертвы из-за этого. Они мертвы, Кирилл!

— Если ты не пошевелишься, ты тоже умрешь, и все их усилия будут напрасны. Вставай. Сейчас же.

— Нет. — Она качает головой, голос наполнен хрупкостью, которую я никогда раньше не слышал.

Это не столько слабость, сколько ярость против этой слабости, смешанная с намеком на саморазрушение.

— Они... они такие из-за нас. Эти люди, они здесь ради нас, а не ради них, и мы... мы...

Я хватаю ее за здоровую руку и притягиваю к себе так быстро и сильно, что она ошеломленно замолкает. Она прижимается к моей груди, и я трясу ее для пущей убедительности.

— Слушай меня и слушай хорошо, Саша. Если мы не уйдем прямо сейчас, мы можем