Ирина Лобановская - Медовый месяц
Володя прекрасно знал, что Варя его не любит. А что, разве не так? Знал, и еще как знал!
Варя начала потихоньку раздражаться. Он достаточно безмятежно принял ее жертву и посчитал, что это вполне нормальное явление. Ничего из ряда вон выходящего. Ситуация довольно обычная, и все будет идти так, как должно. Жертвенность — в характере русского человека. Володя отнесся к ее равнодушию идиллически бесстрастно, принял за основу свою собственную любовь, поставил во главу угла свое собственное чувство. Значит… значит, Варя ему ничего не должна и ничем не обязана. И вообще… Если уж она и была ему чем-то когда-то обязана… Нет, Варя не забыла о том, кто ее вылечил. В общем-то спас… Но она отплатила тем, что вышла за него замуж. Отплатила?.. Словно отомстила… Звучало почти одинаково…
Варя окончательно запуталась в себе, в своих отношениях с мужем, со всем окружающим миром и… махнула на все рукой. Пусть живет как хочет — и весь мир, и Володя Гребениченко, Вовочка Расчесочка… А она будет жить сама по себе. Самый оптимальный и единственно правильный вариант в их непростой ситуации. А признаваться, каяться и рвать все сразу… Нет, это тоже неосмотрительно и чересчур поспешно.
У Вари не оказалось подруг, и посоветоваться ей было не с кем. Мать всегда существовала вдали от нее, наособицу. Единственная приятельница Лида, выскочив замуж и став инженером, тоже отстранилась и пропала. Да и вряд ли Варя смогла бы доверить кому-то свои семейные тайны. Правильнее их держать при себе, чтобы не нарваться на предательство, сплетни и грубость.
Пусть все остается по-прежнему. Пока… До поры до времени… Да и деваться Варе некуда. Возвращаться домой не хотелось. Тем более, что все коты и цветочки перекочевали сюда и неплохо прижились на Никольской, ныне именуемой революционной улицей 25 Октября. А Алекс… Еще неизвестно, вернется ли он когда-нибудь… Да и вообще… Он непонятный, смутный, загадочный… Зачем она ему? А он ей?..
Варя встала и поплелась в ванную. Володя пристально посмотрел ей вслед и снова уткнулся в книгу…
Он тоже оказался в странной, неожиданной растерянности.
Володя ничего не понимал… И понимал абсолютно все. Но не хотел понимать. Всеми силами сопротивлялся страшной догадке. И так же спрашивал себя, как Варя, — а почему он вовремя не подумал о том, что произойдет, если жена случайно встретит свою любовь? На свой счет он не обольщался. И его некрасивость тут ни при чем. Просто — нет, и все… И сделать с этим ничего невозможно.
Наступающая на пятки ночь его тоже пугала. Именно она — откровение и прозрачность. Именно она всегда — страх и чистота. Именно она — тоска и счастье. День замазывает, заслоняет, затирает собой, своими делами, суетой, беготней все беды и все радости. Он затушевывает нюансы, подлинное и правдивое. День лжет. Он обманщик по натуре. Ночь честнее, прямее и куда откровеннее. А потому страшнее и счастливее. Нежнее и пристрастнее. Объективнее и жестче. И мягче одновременно.
Володя все это прекрасно понимал. И потому очень боялся густеющих за окном сумерек. Стекла мрачнели, быстро наливаясь чернотой, и Владимир даже глуповато обозлился на время, бегущее вперед с такой не соразмерной с жизнью, никчемушной скоростью. И как ему ни хотелось прижаться к полусонной и впрямь какой-то уставшей, подозрительно вялой Варе, он пересилил себя с великим трудом и мужеством и, пожелав жене спокойной ночи, постарался заснуть.
Володя не мог объяснить себе, как ему это удалось. А Варя тем более. Ужас перед предстоящей ночью был так велик, что ей казалось, будто она даже перестала соображать. И помнить что-либо. Память истерзалась, измучилась, пытаясь совместить несовместимое, и, выбившись из сил, отказалась дальше играть в запутанную сложную игру.
Но когда измаявшаяся, обессилевшая Варя обнаружила внезапно рядом с собой мирно заснувшего, по-детски сопящего мужа, она, к своему изумлению, убедилась, что это еще хуже и страшнее. Потому что абсолютно неясно. Объяснимый ужас пережить куда проще и легче непонятного. И пусть лучше ужасный конец, чем ужас без конца…
Она не спала почти до утра. Только когда окна стали прорисовываться на темных стенах светлыми прямоугольниками, Варя не выдержала дальнейшего напряжения и отключилась в тяжелом полусне. Сознанию тоже страшно надоело без толку страдать.
Следовало пробовать жить дальше. Ничего не нарушая и не изменяя. Сохранив все по-старому и по-прежнему. Да, они все тогда молчаливо согласились с этим, поскольку никто по изменениям не тосковал и никто их не ждал. Да и вообще ломать свою жизнь для многих непросто. Большинство страшится это делать. Риск нового, неизведанного свойствен лишь путешественникам. А первооткрывателем мечтает стать и может быть далеко не каждый. «Зачем, когда все уже каким-то образом, пусть не самым чудесным, но сложилось? Вы разве до сих пор ждете от жизни чудес? — спрашивают друг друга люди. — Перестаньте, успокойтесь, к чему искать несбыточное?..»
Они правы, эти реалисты. Как бы хуже не вышло… Люди боятся рисковать. Но правы ли они?..
Варя в такие философские дебри не удалялась и в подобные мыслительные глубины не забредала. Она предпочла закрыть на многое глаза и существовать дальше. Любовь любовью, а муж по расписанию. Как поезд. Как утренний троллейбус. Как майская гроза. В общем, у нее, у Вари, все хорошо и даже отлично. Главное — поверить в это и убедить себя. Остальное приложится. О том, что ничего к этой, в сущности, неплохой мысли приложиться просто так не может, Варя не задумывалась. Она вообще теперь решила взять себе за правило сильно размышлениями не увлекаться. И если раньше ее довольно легко было повести за собой — она из тех людей, кто всегда свободно, без раздумий, отдает свою руку, — то теперь сделать это и вовсе не составляло труда. Сначала отрапортовать — потом разобраться… Отличный жизненный принцип.
Так прошло несколько месяцев. Варя обнаружила, что беременна, равнодушно, вяло, полуосознанно сообщила об этом мужу и снова погрузилась в чтение книг. Она часто заходила на Главпочтамт в ожидании писем. Женщина в окошечке уже с ходу узнавала ее и неизменно, почти не глядя в Варин паспорт, отрицательно качала головой. Нет, ничего нет, опять ничего… Пишут… Потерпите… Ждите ответа… Как надоело…
Варя привыкла ждать. Привыкла слышать одни и те же омерзительные слова: «Вам ничего нет» — и даже стала подозревать, что Крым, дядя Витя с его рассказами о таинственных следах, остроносый Алекс просто приснились ей, примерещились. Ничего не было и больше никогда не будет… Жаркий мираж возле синего моря, по ошибке называющегося Черным.
Варя в очередной раз обреченно отошла от опостылевшего окошка Главпочтамта. Женщина в окошке явно ненавидела, и довольно давно и обоснованно, Варю с ее дурацкой настырностью и паршивым твердолобием. Варя, очевидно, напоминала почтовой даме медного чурбана, который не в силах осмыслить происходящее. Потому что чурбан.
