Постель не повод для знакомства (СИ) - Халь Евгения
Солонка ударяет точно в лоб охранника. Его глаза сходятся на переносице. Взгляд на миг становится очень удивлённым и абсолютно окосевшим: неужели этот дрищ меня завалил? И через секунду он падает, как подкошенный. Пистолет со снятым предохранителем ударяется об асфальт и раздаётся громкий хлопок выстрела.
— Ложись! — орет Кинг Конгыч и первым падает на асфальт.
Гостиничная охрана стреляет в ответ. Телохранители императора тайги тащат его к машине, продолжая безостановочно палить. Служба безопасности отеля, спрятавшись за машинами, поливает всё вокруг огнем. Марк сгребает меня в охапку, валит на землю и затаскивает под стоящую рядом машину.
— Отпусти! — ору я.
— Замри! — кричит он, впиваясь ртом в мои губы.
Пытаюсь оттолкнуть его, отдираю от себя, переворачиваюсь на живот. Марк подминает меня под себя, шипя:
— Куда ты лезешь, дура? Лежи смирно!
— Да пошел ты, изврат!
— Истеричка! Я тебя спасаю!
— А можно спасать, не лапая при этом? — пытаюсь выползти из-под машины.
— Да пожалуйста! Тоже мне цаца! — шипит он, затаскивая меня обратно.
Прямо напротив меня лежит на асфальте Кинг Конгыч, выпучив от ужаса глаза. За колесом соседней машины засел Гаспар, продолжая держать в руках поднос. Хлеба на нем не осталось. Зато картошка в мундирах, как живая. Улучив момент, Гаспар высовывается из-за колеса, приподнимается, размахивается и швыряет картошку в одного из охранников императора тайги. Парень, как подкошенный, падает!
— Уи! — ликуя, вопит Гаспар, ставит поднос на асфальт и сжимает кулаки, воинственно боксируя воздух. — Так им! Мэрд! Дерьмо! Диктаторы! Либерасьен! Свободу нам, свободу!
И в этот момент из отеля выбегает Зина с огнетушителем в руках. За ней несется горничная Оксана, сжимая в мощных руках второй огнетушитель. Зина падает на асфальт рядом с Сан Санычем.
— Живой, Саныч? — она ощупывает шефа и прижимает его голову к груди.
— Дааа, — хрипит Сан Саныч, задыхаясь между двумя ее огромными "подушками". — Я тут это… отдохнуть прилег. Чейта устал малёха.
— Слава богу! Держись, Саныч Я сейчас! Оксана, мочи козлов! — истерически вопит Зина, хватает огнетушитель, встаёт, широко расставив ноги, обутые в черные туфли на "шпильках", тяжело качает широким тазом, затянутым в черную форменную юбку, и начинает поливать мощной струей пены всех вооружённых мужиков.
Оксана, стоя плечом к плечу рядом с ней, грозно щурится, окатывает всех подряд пеной и орет:
— А ну разойдыся, падшая сволота!
— Харе, дура! Весь ствол залила! — один из охранников олигарха бросается к ней.
— Ах ты ж подлюка! — не сдается Оксана. — Та поцелуй меня хде шипит, хде рычит, хде кожа не сходится! Вот тут! — она поворачивается, показывая мордовороту большую, хорошо откормленную украинскую попу.
— Дай сюда! — разъяренный мордоворот пытается вырвать из ее рук огнетушитель.
— Ах ты ж гнида! — Оксана давит на клапан, но огнетушитель выплевывает последнюю каплю пены.
Тогда Оксана размахивается и со всего размаха бьет мордоворота огнетушителем по будкообразному лицу. Он, коротко всхрапнув, падает без сознания. Сан Саныч, придя в себя, вскакивает на ноги, бросается к нему и выхватывает у него мокрый пистолет, из ствола которого течет пена. Один из охранников олигарха тихо подкрадывается сзади к Сан Санычу и замахивается для удара, но Зина наготове.
— А по кумполу тебе, сволочь? — орет она и обрушивает огнетушитель на голову мужика.
Тот тяжелым кулем валится ей под ноги. Император тайги, оставшись один за бронированным щитом, отбрасывает его в сторону и кричит:
— Стопэ! Всё! Хорошо махаться! Перетереть нужно!
Но Зину уже не остановить. Войдя в раж, она подскакивает к императору тайги, злорадно вопит:
— Ща перетрем! — и с размаху бьет его огнетушителем по физиономии.
Коротко всхлипнув, олигарх отключается, скорчившись у ног Сан Саныча.
Шеф, нервно оттянув воротник рубахи, осторожно берет из рук Зины огнетушитель и шепчет:
— Дай-ка мне орудие пролетариата. Ах ты ж моя… как подписалась за меня… чисто конкретно… по-пацански прям! — он вдруг обхватывает Зину, прижимая к себе, и в его глазах блестят слезы.
— Ой, я так за тебя испугалась, Саныч! — шепчет она, гладя его по лицу. — Думала: один мужик нормальный остался, так и того сейчас ненароком уконтрапупят.
— Да чё там испугалась? Я ж не девочка, — Сан Саныч хватает ее за попу. — Меня так просто не завалишь. А ты такая чёткая у меня! Как салат "Мимоза"!
— А если вдруг случайно завалят? — Зина прижимает руки к огромной груди и вдруг заливается слезами. — Где я найду такого второго, как ты? Такого… невоспитанного, не умеющего разговаривать с женщинами, грубого, невыносимого и ужасного… Кинг Конга?
Шеф смотрит на нее долгим взглядом, словно раздумывая, и… целует в губы. Зина вся обмякает в его крепких руках.
— Видишь? Люди делом заняты! — шепчет Марк. — А ты глупостями, — он отводит упавшую мне на глаза прядь.
— Ненавижу, когда прикасаются к лицу, — дергаю головой я.
— Хорошо, что предупредила, — он гладит меня по щеке. — Что еще ты не любишь?
— Когда меня хватают. Вот так, как ты это все время делаешь.
— Вот так? — он крепко сжимает меня в объятиях, вдавливая в асфальт. — Точно? Или по-другому?
— Да, — пытаюсь вырваться, но тело не слушается.
На этот раз оно предает меня молча. Не споря с мозгом. Оно просто не двигается. И я медленно таю в сильных руках Марка. Невозможного, вредного, колючего, но такого красивого! Я словно муха в паутине. Его запах, его руки, его губы — все это обволакивает меня туманом. Забываю, что лежу под машиной. Что вокруг люди. Помню только одно: никто никогда не целовал меня так страстно и сладко!
Но в этот момент где-то наверху решают, что на сегодня хватит сладостей, и прямо над моим ухом раздается пронзительный вопль:
— Какой же ты мерзавец, Марк!
Мы с Марком отрываемся друг от друга и одновременно поворачиваем головы. В просвет между машиной и асфальтом просовывается овечья мордаха Кристины.
— Это тоже нужно для бизнеса, да? — шипит Кристина. — Тискать под машиной эту … эту… этот коврик для суши?
— Да сама ты су… шефиня, — немедленно даю ей сдачи.
— Я всё объясню, — решительно произносит Марк с таким деловым видом, как будто излагает бизнес-план.
— Нечего объяснять! Я и слушать не стану! Между нами всё кончено! Вот тебе! — она срывает с руки кольцо и швыряет в лицо Марку.
Беда только в том, что его лицо как раз рядом с моим. Поэтому остро ограненный бриллиант едва не вонзается мне в глаз. Это еще счастье, что я успеваю чисто машинально закрыть оба глаза. Но кожу на веке эта цацка мне все-же оцарапывает.
— Ай! — громко воплю я. — Да что же ты творишь, овца французская? Да чтоб у тебя пармезан скис!
— Пусть осколки моего счастья принесут тебе боль, гадкая разлучница! — навзрыд произносит Кристина, театрально прижав руку к лицу.
Заливаясь слезами, она бросается прочь, дробно стуча каблучками туфель по асфальту и на ходу размазывая по щекам слезы напополам с потёками туши.
Марк выскакивает из-под машины и бросается за Кристиной. Но она уже рыдает в объятиях Гаспара.
— О, мон шери! Не нужно! Не трать свои драгоценные слезы, эти бриллианты чистый и возвышенный душа, на примитивных варваров! — Гаспар смахивает слезинку с глаз Кристины и прилепляет к своей щеке. — Видишь? Я забираю твои слезы, мон шери!
— О, только ты меня понимаешь! — она утыкается в грудь Гаспара, продолжая безутешно рыдать.
— Понимаешь, ага. Когда вынимаешь… пармезан из коробки, — злобно шепчу я, потирая глаз и выползая из-под машины.
— Молчи, охотница за чужим счастьем! — Кристина извлекает из кармана брюк кружевной платочек и прижимает к глазам.
С ума сойти! Кто в наше время пользуется тканевыми кружевными платками?
— Пойдем, мон амур, я приготовлю тебе какао с маленькими нежными зефиринками! Сладкое, как моя любовь к тебе! — Гаспар целует пальцы Кристины, сжимающие белое кружево платочка.
