Порочные лжецы - Лаура Ли
— Привет, милая. Я так по тебе скучала, — я дергаю за одну из ее косичек. — Ты выглядишь такой красивой. Ты только что сделала прическу?
Белль с энтузиазмом кивает.
— Ага. Папина подружка сделала мне их вчера вечером перед сном. Она сказала, что сегодня после работы принесет домой розовые и зеленые бусы! У нее были только фиолетовые, и я сказала ей, что они должны быть розовыми и зелеными.
Я улыбаюсь. Розовый — любимый цвет Белль, а зеленый — мой, поэтому она всегда настаивала на бусах такого цвета. У нее густые, вьющиеся волосы ее отца, которые я обожаю в их естественном состоянии, но ей трудно с ними справляться. Каждые шесть недель или около того я заплетала ей волосы и украшала их бисером, пока мы смотрели субботние мультфильмы и ели пончики. Наша мама много работала, так что это стало нашим особым времяпровождением с сестрой. До сих пор я не осознавала, насколько сильно я принимала это как должное.
Белль замечает Кингстона и морщит свой маленький носик.
— Кто этот мальчик?
Я уже собираюсь ответить, когда Кингстон наклоняется к ней и берет ее руку в свою.
— Я Кингстон. Жас — мой друг.
Белль хихикает.
— Ты ее парень?
Он смеется.
— Нет. Не ее парень. Во всяком случае, пока нет, — он подмигивает. — Может, ты замолвишь за меня словечко.
Она сужает свои большие шоколадные глаза, заставляя меня улыбнуться. Моя сестра — милейшая девочка, но у нее определенно есть доля нахальства, которая проявляется время от времени.
— Я не знаю… какое мороженое ты любишь больше всего?
Кингстон потирает подбородок в насмешливом раздумье.
— Хм… наверное, это ничья между мятным шоколадным и печеньем.
Белль на мгновение задумывается над этим.
— Хорошо.
Он поднимает бровь.
— Хорошо? Значит ли это, что я прошел тест?
Она кивает.
— Ага. Ее другой парень даже не любил мороженое. Он тупой.
Мы с Кингстоном оба смеемся. Боже, этот момент кажется таким сюрреалистичным. Я не только вижу свою сестру, но и Кингстона с совершенно другой стороны. Если бы кто-то сказал мне час назад, что он абсолютно естественно обращается с детьми, я бы сказала, что он сумасшедший.
Джером открывает дверь и высовывает голову наружу.
— Она ложится спать в восемь, так что ты должен привезти ее домой к семи тридцати.
Кингстон кивает.
— Мы вернемся к этому времени.
Подождите… что?
— Мы можем забрать ее?
— Я объясню позже, — говорит он.
Кингстон встает и начинает идти к машине. Когда он доходит до машины, он открывает заднюю дверь. Теперь автокресло имеет смысл.
Я беру Белль за руку и веду ее к Range Rover.
— Давай, милая. Поехали.
Я пристегиваю ее как следует, а затем забираюсь с ней на заднее сиденье. Теперь, когда она наконец-то со мной, я не могу вынести разлуки с ней, даже если это только переднее сиденье.
Кингстон не задает вопросов, садясь за руль и нажимая на кнопку зажигания. Белль оживленно болтает, рассказывая мне о своей новой школе, о нескольких друзьях, которых она завела, о девушке своего отца, которая, по ее словам, ей очень нравится. Похоже, она справляется с тем, что вся ее жизнь перевернулась, гораздо лучше, чем я. Меня поражает, насколько дети жизнерадостны.
Я даже не обращаю внимания на то, куда мы едем. Я настолько поглощена тем, что моя сестра сидит рядом со мной, что отключаюсь от всего остального. Только когда Кингстон заезжает на парковку, я оглядываюсь по сторонам.
Боже мой!
Белль визжит, когда видит знакомые ориентиры.
— Ооо! Мы можем купить мороженое? И крендель? И покататься на «акульих головах»?
Глаза Кингстона встречаются с моими, прежде чем он поворачивается к ней.
— Все, что захочешь, малышка. Это твой день.
Я теряю дар речи, когда помогаю Белль выйти из машины.
Он берет меня за руку.
— Все в порядке?
Я сжимаю его руку, кивая.
— Более чем нормально.
Его лицо озаряется улыбкой.
— Тогда пойдем. У нас всего пара часов.
Мы втроем выходим с общественной парковки, держась за руки и поднимаемся по лестнице, ведущей на пирс. Мы пробираемся сквозь толпу, прокладывая себе путь мимо сувенирных и различных продовольственных киосков. Когда мы проходим через вход в Тихоокеанский парк, я смотрю на металлического осьминога над головой и вспоминаю, когда я была здесь в последний раз. Это было почти год назад, точнее, в мой семнадцатый день рождения. Мы с Белль и нашей мамой стояли на этом самом месте. Когда Белль была немного младше, она боялась проходить через вход, потому что думала, что осьминог настоящий и что он спустится и схватит нас своими щупальцами, если мы пройдем под ним. Когда нам наконец удавалось убедить ее, что это скульптура, она высовывала язык и говорила…
Белль дергает меня за руку, чтобы я остановилась, и высовывает язык.
— Я не боюсь тебя, фальшивый осьминог.
Я практически на грани слез от горько-сладких воспоминаний. Кингстон вопросительно смотрит на меня, и я говорю ему те же слова, которые он сказал мне: «Я расскажу тебе позже».
Он кивает, интуитивно понимая, как мне тяжело, но в то же время, как я невероятно счастлива. Мог ли он знать, какое значение имеет это место? Он должен, решаю я. Кингстон явно находчив, он не только выяснил, где живет моя сестра, но и договорился с ее отцом, каким-то образом убедив его разрешить нам взять ее с собой на вторую половину дня. Почему этот парень тот, кто доказывал свою эгоистичность со дня нашего знакомства делает что-то настолько бескорыстное и милое? Это, безусловно, самое приятное, что кто-либо когда-либо делал для меня.
Я пока оставляю свои вопросы при себе и решаю наслаждаться тем ограниченным временем, которое у меня есть с Белль. Мы гуляем по парку и играем в некоторые настольные игры. Кингстон демонстрирует свои навыки игры в мяч, выигрывая гигантское мягкое животное для Белль, забросив несколько в корзину. Мы катаемся на аттракционе «акулья голова», от которого меня всегда тошнит, но Белль так его любит, что я терплю. Мы объедаемся мягкими крендельками, чуррос и сахарной ватой, а на ужин берем гамбургеры. Мы даже катаемся на колесе обозрения, и мне каким-то образом удается пережить это без слез. Взяв несколько
