Моё сводное наваждение - Наталья Семенова
— Они не очень ладят с моим отцом, — а едем мы к нему, — потому лучше не нервировать Андрея лишний раз. Я бы и сам к нему не поехал... Но, — стискивает он челюсти на мгновение, — надо. В общем, мы договорились?
— Договорились, — неуверенно киваю я.
Минут через пятнадцать Мирон тормозит у остановочного павильона и, пообещав, что скоро вернется, заходит в киоск с банкоматами. Я хмурюсь, наблюдая за его напряженной спиной. Такое ощущение, что Мирон становится все пасмурнее с каждой секундой. А я даже не догадываюсь о том, что его может так расстраивать. У него плохие отношения с его отцом? Но тогда зачем он к нему едет? И зачем снимает наличные? Чтобы отдать папе? Разве он у него безработный и нуждается в средствах?
Конечно, я ни за что не осмелюсь задать все эти вопросы Мирону. Пусть и сильно беспокоюсь за него...
Мирон возвращается в машину и молча заводит двигатель. Я тоже молчу, не мешая ему думать о том, о чем он думает. Да и боюсь попасть под горячую руку... Вдруг скажу что-нибудь не то, совсем выведя его из равновесия? А то, что он на грани, чувствуется все острей и острей. Его пальцы сжимают руль до побелевших костяшек, он зло чертыхается, когда машина впереди едет, по его мнению, медленно, и тут же давит на газ, обгоняя ее. Мы мчим по почти пустынному городу на огромной скорости, перестраиваясь из полосы в полосу, и молчим. У меня складывается впечатление, что Мирон и вовсе забыл, что я сижу на соседнем кресле, сама же я вдавилась в спинку и боюсь пошевелиться, радуясь тому, что не забыла пристегнуть ремень безопасности.
Но каким-то образом я чувствую, что должна была поехать с ним. Что нужна ему... Не знаю, откуда взялось это ощущение, но полностью ему доверяю.
В конце концов мы сворачиваем в незнакомый мне район и через несколько минут тормозим в невзрачном и обветшалом дворе. Я осторожно осматриваюсь, вижу недорогую обстановку кухонь и залов в светящихся электрическим светом окнах первых этажей, шумную компанию мужчин на лавке у подъезда в десяти метрах от нас и группу молодых людей у качелей на детской площадке со старыми и заметно проржавевшими каруселями. Какое-то мрачноватое местечко...
— Фенек, — произносит Мирон, заставляя меня вздрогнуть от того, что нарушил затянувшуюся тишину. — Черт, я тебя пугаю своим поведением... Извини, Лю.
— Ничего страшного, — выдыхаю я, коротко улыбнувшись.
— Посиди в машине, ладно? Я постараюсь вернуться, как можно скорей.
— Хорошо, — киваю я осторожно.
Мирон вновь хмурится, исследуя глазами мое лицо, разжимает пальцы на ручнике, поднимая руку, но в следующее мгновение тоже кивает и с тяжелым выдохом выбирается из машины. Наблюдаю, как он проходит к следующему подъезду, но вдруг замирает, словно его кто-то окликнул, и смотрит в сторону компании мужчин. А оттуда отделяется одна из фигур и, раскинув руки в стороны, направляется к Мирону.
Это... это и есть его отец?..
Мирон не двигается, очевидно, не желая бросаться в объятия мужчины, на что тот просто сжимает пальцами его плечи и что-то говорит. Мирон ему отвечает, а его отец бросает взгляд на машину... и, кажется, видит меня. Я тут же опускаю глаза на свои руки, которые, оказывается, с силой сцепила в замок. Разжимаю пальцы, шевелю ими в попытке восстановить кровообращение, а через полминуты боковым зрением улавливаю движение. И в следующий миг дверь с моей стороны открывается, а до меня доносится напряженный голос Мирона:
— Пап, не надо...
— А почему я не могу познакомиться с девушкой своего сына? — звучит совсем рядом, и я поднимаю лицо на улыбающегося отца Мирона. Сходство невероятное, вот только черты лица мужчины выглядят грубее, что ли. Кожа чуть обветрена. Но самое главное отличие — это взгляд. Острый как бритва и цепкий как клешни. — Ну, привет, красавица. Выходи, дай взглянуть на тебя как следует.
Смотрю на протянутую ладонь с грубыми мозолями и нерешительно обхватываю ее своими пальцами, немного неловко выбираясь из машины. Мужчина делает шаг назад и быстро осматривает меня с головы до ног. При этом он не перестает улыбаться, — правда, улыбка выглядит натянутой, — и немного сужает глаза, когда встречается с моим взглядом:
— Ты, случайно, не...
— Да, — хмуро бросает Мирон, появляясь сбоку от меня, чтобы приобнять одной рукой мои плечи. — Это Люба, дочка Андрея. Я как раз должен был отвезти ее домой.
— Вон оно что, — хмыкает мужчина, коротко сузив глаза уже на Мирона, а затем вновь вонзается взглядом в мое лицо: — Люба. Рад знакомству, меня зовут Олег.
— Очень приятно, — тихо произношу я.
И тут откуда-то сверху до нас доносится взволнованный голос:
— Батюшки, Мироша! Олег-негодник, ты почему мне не сказал, что он приедет? Мироша, здравствуй! Ну? Чего встали? Поднимайтесь! Поднимайтесь скорей! — И уже тише, потому что бабушка на балконе второго этажа развернулась, чтобы зайти в квартиру: — Батюшки, радость-то какая... Как чувствовала — блинов напекла...
— Ну? Чего встали? — с усмешкой дублирует вопрос отец Мирона. — Пойдемте чай пить. Заодно, — кладет он ладонь на плечо Мирона и тянет, разворачивая его к подъезду и тем самым разлучая нас, — поговорим.
Мир успевает захлопнуть дверцу машины и, обернувшись, смотрит на меня. Взгляд сожалеющий и в то же время взволнованный. И словно спрашивает: все в порядке, справишься с этим? Улыбнувшись одними губами, я зачем-то твердо киваю и иду вслед за ними.
Мы поднимаемся на второй этаж и заходим в тесную квартирку. Бабушка Мирона, пожилая, слегка полноватая женщина, причитая, заключает в свои объятия внука, стискивает его скулы пальцами и целует в обе щеки. Мирон при этом выглядит слегка смущенным, но радостным. Затем ей представляют меня и сплавляют ей же, а Олег уводит Мирона в другую комнату, последний мгновенно начинает из-за этого хмуриться. Бабушка Люся, конечно, вновь причитает, что негоже с порога сразу же серьезные разговоры разговаривать, и провожает меня на кухню, усаживая за полукруглый стол, накрытый белоснежной скатертью с вышитыми цветами. Здесь уже стоят несколько блюдец с чашками и огромное блюдо с высокой горкой пышных блинов.
— Мужчины, — выразительно улыбается она, хлопоча с чайником. — Все
