Моё сводное наваждение - Наталья Семенова
Ребят мы замечаем еще издалека. На самом деле, на пляже очень много людей. В основном наши ровесники. Пляж — отличное место для проведения вечеринок, если судить по молодежным зарубежным фильмам. Вот и наша молодежь не отстает, кто в угаре, а кто уютно разместившись у костров, которые полыхают яркими красками в специальных низких бочках.
— Мирон, — решаюсь я, пока мы наедине. — Знаешь, я думаю, тебе стоит как-нибудь сводить в парк Никиту. Уверена, он будет очень рад провести время с тобой...
— Я и сам об этом задумался... Не поверишь, но твои слова этим утром заставали меня пересмотреть свое к нему отношение. Понимаешь, раньше я считал, что ему хватает внимания матери и Андрея, — говорит он глухо. — А когда появилась ты... В общем, да, ты права. Сводим его сюда вместе. Это отличная идея, фенек, — улыбается он в конце и обнимает меня одной рукой за плечи.
Я тоже довольно улыбаюсь, наслаждаясь его теплом. Мои слова заставили его пересмотреть свое поведение — неожиданно приятная информация.
А неожиданно напрягающим оказывается присутствие в нашей компании друзей Мирона, а конкретно Марины. Были здесь и Филипп с Арсением, и еще какая-то незнакомая мне девушка. Марина над чем-то заливисто смеется и первая видит нас. Взгляд недоуменно исследует руку Мирона на моем плече и колко и холодно вонзается уже в мои глаза, которые я, впрочем, мгновенно отвожу в сторону. Мирон отпускает меня, чтобы поприветствовать своих друзей, а я спасаюсь в объятиях подруги, подошедшей ко мне так вовремя.
— Рада, что вы вернулись, — шепчет Ксюша мне на ухо. — Скажу по секрету: тут есть некая Марина, и она прескверная личность.
— Можешь не объяснять, — улыбаюсь я. — Но уверяю, при желании она может делать вид очень внимательной и добродушной подружки.
— Уже знакома с ней, — тихо смеется подруга и, перехватив меня за руку, тянет к сидящим прямо на песке Роме и Савве. Возле Ромы лежит уже расчехленная гитара, которую я заметила еще при первой встрече. — Как прошло свидание? — лукаво хихикает она по дороге.
— Свидание, на котором я, прошу заметить, совсем не настаивала, — смущенно отшучиваюсь я и вдруг серьезно делюсь: — Я переживаю, что у Мирона это было временным помутнением рассудка. Сейчас он увлечется общением со своими друзьями и не вспомнит обо мне. Вот увидишь.
— Кинешь в него этим милым слоником, чтобы вспомнил, — шутит Ксения и оборачивается назад: — А вообще, ты зря переживаешь. — И уже мне на ухо: — Он глаз с тебя не спускает.
— Правда? — еле удерживаюсь я, чтобы не обернуться, как ранее Ксюша.
— Правда, — широко улыбается она и вынуждает меня усесться на песок вслед за собой.
— И снова привет, — улыбается мне Савва. — Ну как? Хорошо себя вел наш Мироша?
— Хорошо, — смущенно киваю я, улыбаясь.
— Я вел себя выше всяких похвал, вообще-то, — весело и неожиданно звучит за моей спиной.
— Ну да, — иронично соглашаюсь я, подняв на Мирона лицо. — Пачкать чье-либо лицо мороженым — ужасно вежливо!
Мирон хмыкает и опускается рядом со мной, пихая мое плечо своим:
— Не делай вид, что тебе не понравилось, фенек.
— Вижу, теперь вы точно ладите, — кивает сам себе Савва, лукаво улыбаясь. — Ладно, ребятки. А теперь давайте послушаем, как играет Ромыч. Ром, знаешь, что-нибудь из «Арии»[1]?
— Конечно, — самодовольно усмехается тот и перемещает гитару себе на бедра. Замечаю, как взгляд Ксении начинает гореть ярче и как она словно вся подбирается, не спуская глаз с лица своего парня. А затем он начинает играть, а потом и петь: — Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь...
Вау. У Ромы своеобразный тембр голоса, с приятной слуху хрипотцой. И так здорово, что я тоже знаю эту песню. В груди все начинает звенеть и зудеть от желания подпеть, что я и делаю. Правда, совсем тихо, себе под нос. Засмотревшись на струны, перебираемые виртуозными пальцами, я не замечаю, как Мирон подается ко мне ближе, и вздрагиваю, когда мое ухо обжигает его дыхание:
— Давай громче, Лю, — его теплые пальцы находят мои и сплетаются с ними в замок. — Пожалуйста.
Я с сомнением смотрю в его глаза, когда он отстраняется, и вижу в них что-то похожее на взгляд Ксюши, направленный на Рому. Такое же искреннее желание слушать... Интересно, когда он под видом Вити писал, что залип на моем голосе, не врал? Возможно, и нет, раз он согласился участвовать в качестве приза на том конкурсе... В общем, я снова ему верю и на припеве опускаю глаза на наши с ним руки, начиная петь громче:
— Ты летящий вдаль, вда-аль, анге-ел...
В конце припева на мою коленку ложится рука Ксюши и ободряюще сжимает ее пальцами. Осмеливаюсь поднять на нее глаза и вижу ее теплую улыбку, Рома тоже мне улыбается, Савва сидит с высоко поднятыми бровями, а Мирон, с выразительной улыбкой на губах, мне подмигивает. К нам подходят остальные, и Филипп тоже начинает подпевать, довольно неплохо, кстати говоря, а позже присоединяется и сам Савва. На последнем припеве поют уже почти все. И это... это ужасно круто.
Меня вновь распирает счастье.
После мы, весело смеясь, аплодируем друг другу, а следом начинаем выяснять, какие еще знаем песни. И вновь поем все вместе. Совсем скоро темнеет настолько, что дальше освещенного костром круга ничего не видно, но ребят, что подошли нас послушать, видно хорошо. И я ловлю себя на мысли, что совсем не стесняюсь петь при таком количестве незнакомого народа. Но внутренняя дрожь все же одолевает мое тело, потому что в какой-то момент Мирон перебирается мне за спину и устраивает меня на своей груди, вновь сплетая наши пальцы уже на обеих руках.
— Так же теплее? — тихо интересуется он в перерыве.
— Да, спасибо, — еще сильнее смущаюсь я, потому что я словно вру, ведь дрожь не проходит. Интересно, его тихая усмешка означает, что он прекрасно догадывается о том, что дрожу я вовсе не
