Девочка, которую нельзя. Книга 2 - Стася Андриевская
— Куда именно?
— Дальше.
Взгляд глаза в глаза. Он явно не собирался посвящать меня в свои планы, и это неприятно кольнуло.
— Ты что, не доверяешь мне?
— А должен?
— Пфф… У меня к тебе тот же вопрос, знаешь ли!
— Ты должна. Однозначно, — подбросив в костёр полено, заявил он. — Иначе у нас ничего не получится.
— У нас или у тебя?
Сказала и прикусила язык. Вообще-то лучше бы мне не ёрничать намёками на его двойную игру, а наоборот, строить святую наивность, иначе ничего не получится. У меня же.
— Я-то тебе доверяю. Просто обидно, что это, оказывается, не взаимно.
— М, — усмехнулся Гордеев. — Я так и понял, когда ты нас чуть не утопила, решив, что я хочу утопить тебя. Это прям про доверие, да.
— Это другое! Я просто испугалась!
— Ни хрена подобного. Если ты действительно доверяешь, то в первую очередь это касается жизни. Не говоря уж о мелочах, вроде этого. — Вытряхнул из ножен какой-то маленький пакетик, зажав в пальцах, показал мне. — За сколько, говоришь, продала?
Я прибито молчала, он кивнул:
— Я забрал за пятнаху, и то накинул от балды, чтобы торгаши особо не ломались — у них же всё же по-честному, ты же их с правом выкупа сдала! За целых три с половиной косаря!
Я душно покраснела.
— Вопрос о том, где ты взяла остальные шестьдесят с лишним тысяч меня, конечно, не касается, но остаётся открытым в контексте доверия, в котором ты пытаешься меня убедить. — Вложил пакетик с серёжками мне в ладонь. — Не говоря уж о том, что ты очень сильно продешевила. А ведь я их специально для тебя заказывал. Даже эскиз лично от руки набрасывал. Дурак, правда?
Скомандовав отбой, он велел мне надеть его штаны и поддеть под футболку майку, а сам занялся приготовлением постелей. Но когда я вернулась из-за деревьев, оказалось, что лежанку из зелёных веток он соорудил лишь одну. Одну… на двоих?
В груди затрепетало, но я лишь молча примостилась на самом краешке ложа, спиной к костру. Лежала и, замирая от волнения, всё ждала что дальше. На все лады стрекотали сверчки, потрескивали горящие поленья, приятно согревало жаром спину… А Игнат всё не шёл.
Не выдержала, обернулась. Он сидел на прежнем месте и не моргая смотрел в огонь. Локти свободно упёрты в колени, на жилистых руках и лице пролегли резкие тени. Мыслями где-то далеко-далеко.
— А ты почему не ложишься?
Он неторопливо поднял голову.
— Нет смысла. Всё равно не усну.
— Ну… — стало вдруг неловко от того, что разлеглась тут королевной. — Тогда хочешь, я с тобой посижу? За компанию.
— Нет и даже не обсуждается, — отшил он. — Мне надо чтобы завтра ты была живая.
Я замешкалась, но всё-таки отвернулась. Он был прав — если ещё хоть немного погеройствовать, то к утру я просто сдохну.
Усталость размазала по жёсткой подстилке словно по пуховой перине. Даже подушку не хотелось — за неё прекрасно отдувался подложенный под щёку, набитый травой лифчик. Дрёма клубилась, сплетая грёзы и явь в лишённые смысла кружева и постепенно затягивая в настоящий сон, такой странный и ленивый: просто о том, как я лежу на подстилке из веток и думаю о всякой всячине. Можно было бы даже перепутать его с явью… Но это действительно был сон, и я поняла это как только очнулась от промозглого холода.
По-прежнему потрескивал костёр, но его тепло уже не спасало от сырой лесной свежести. Наверное, ночь повернула к утру и на травы выпала роса.
Свернулась калачиком, поёжилась. Кожа рук была буквально ледяной, стыли ступни и нос. А каково там Игнату, раздетому? Не успела подумать об этом, как за спиной прошелестели шаги, и Гордеев мягко опустился на подстилку. Подлёг ко мне, тесно прижимаясь, обнял горячей рукой… И затих.
…Без намёков на близость, без вольностей. Но так трепетно, словно боится меня расплескать. А у меня кровь в ушах шумит, и слишком гулко стучит сердце. Неужели, он не чувствует, как пляшут рёбра? И жар откуда-то изнутри — вдруг так и попёр!
Боже, как же это глупо! Не должно так быть. Я ведь всё про него знаю — своими ушами слышала про «Влюбить девчонку»! Я должна быть холодна́ и расчётлива, а вовсе не задыхаться от волнения. Должна, пока обстановочка располагает, брать быка за рога, а не тянуться каждой своей мыслью к нему: «Ну поцелуй же!» и обмирать в ожидании чуда.
Какого чуда, очнись уже — он играет! И выигрывает. Вот прямо сейчас, пока ты самозабвенно ждёшь от него знаков любви, он ждёт их от тебя. Ему так проще зеркалить. Он сам сказал. Это его тактика. Так что, хочешь его поцелуев — целуй первая! Хочешь близости? — Начинай сближение… Просто закрывай глаза, и шагай в эту пропасть!
Вплела свои пальцы в его, обмерла от волнения — что дальше?.. И он вдруг стиснул мою ладонь в ответ. Двинул меня к себе — так плотно, что ближе уже невозможно, зарылся лицом в волосы. У меня дыхание перехватило: он хотел меня, теперь я чувствовала это даже через джинсы… Но ничего не делал. Как странно. Неужели он не понимает, что всё зависит только от него?
И тогда я зажмурилась и потянула его руку выше… к себе на грудь. Он рвано выдохнул и стиснул её в пятерне. Мгновение, другое… и пополз рукой вниз.
Джинсы даже не нужно было расстёгивать — они и так на мне болтались, и лапа Гордеева скользнула под ширинку свободно, уверенным движением проникая сразу и под трусики. Коснулся. Я охнула, запрокинула голову, и губы Гордеева тут же нащупали мою шею, а пальцы скользнули дальше, вымазывая по промежности щедрую, выдающую меня с головой влагу.
Невольно сжала колени — от стыда и остроты ощущений одновременно, но умелые пальцы ласкали без дерзости. Не грозя болью, не пытаясь проникать глубже. Наоборот, словно играя прищипывали, растирали и дразнили, скользко блуждая по самому чувствительному.
И мои колени словно сами собою расслабились, и даже разомкнулись шире, давая Гордееву больше свободы. А он, приподнявшись на локте, продолжал ласкать меня, одновременно покусывая и вылизывая… ушко. И, боже, какой же это кайф! Казалось бы — просто ухо, но даже не будь сейчас у меня между ног Гордеевской
