Вера Колочкова - Добрая, злая
Она по инерции шагнула к раскрытому чемодану, чтобы найти свой домашний костюмчик, но замерла на полпути, хмыкнув себе под нос: а зачем, собственно? Ей в ситцевой рубашке сейчас удобно? Удобно! Бабе Симе нужны от нее приличия относительно переодеваний к ужину? Не нужны! Ну так в чем же дело? Можно один вечер пожить без навязанных приличий, чтобы душе и телу праздник свободы устроить? Хотя бы… до следующего маминого звонка так прожить можно?
Выйдя на кухню, с удовольствием втянула в себя сладко-сытные мясные запахи, что шли от большого черного противня, только что вынутого бабой Симой из печки.
– Ишь как хорошо свининка с картохой запеклась… – нацелилась старуха вилкой в самый аппетитный мясной кусок, – сейчас я тебе самую вкуснятину положу… И с пирожком, с пирожком…
– Ой, мне много не надо, баб Сим! Я на ночь вообще ни мучного, ни мясного не ем!
– А чегой так?
– Да вредно на ночь…
– Да ну! После баньки вволю поесть никогда не вредно! Вот с полным брюхом в баню ходить – это вредно! Тело через сытость никогда не очищается, вся дурнота в нем остается. А мы с тобой голодные пошли, значит, нам сытный ужин по всем статьям полагается. А уж по стаканчику сливянки выпить – вообще дело святое. Холодненькой, из погреба… Я на деревне самая мастерица сливянку-то делать… Ты попробуй, попробуй, до чего на языке хороша!
Стаканчик сливянки и впрямь пошел по организму доказательством бабы-Симиного мастерства. Сначала горло перехватило, потом по желудку горячей волной прошло, потом закружило сладким теплом голову, и не вопреки, а будто бы в продолжение банных истомных удовольствий. А вкус у этой сливянки какой был! А запах! А ужасно терпкое, но приятное послевкусие!
– Ну что, справная наливка? – с пристрастием вгляделась в нее старуха. – Шибает?
– Ой, шибает, баб Сим… Очень даже конкретно шибает…
– А ты закусывай, закусывай! Сейчас самое то горячего мясца вослед пустить! Налупимся с тобой от пуза да заснем, как агнцы Божьи… Я утром тихо уйду, а ты спи, сколько душа запросит.
– Так, может, и я с вами?
– Куда со мной? На ферму?
– Ага…
– И чего тебе там, городской, делать? Навоз коровий нюхать?
– Ну, может, вам чем-то помочь…
– Да сиди уж, помощница! Хочешь помочь, так вон лучше по дому управляйся!
– А что надо делать? Вы скажите, я все сделаю!
– Да что глаза увидят, то и делай. В своем хозяйстве всегда работы полно. Вон, можешь воды в баню натаскать, а то мы сегодня всю извели… А можешь грядку какую прополоть, тоже спасибо скажу. Ну что, вкусное мясцо получилось?
– Да не то слово, прямо во рту тает! Сроду такого деликатеса не ела!
– Ну вот… А то заладила: вредно, вредно… Что из русской печи вышло, уже вредным быть не может! Еще положить?
– Ну… давайте.
От выпитого, от вкусной еды она довольно скоро сомлела, веки налились приятной сонной тяжестью, лицо сидящей напротив старухи то уплывало куда-то, то вновь возвращалось, радуя выражением разлитой по нему благости.
– И-и-и, милая… Я смотрю, носом клюешь… Ладно, иди ложись. Да не забудь на сон жениха загадать!
– Это как? – лениво встрепенулась она, с трудом выползая из-за стола.
– Да известно как! Будешь засыпать, проговори вслух тихонько – сплю на новом месте, приснись жених невесте! Есть у тебя жених-то иль нет еще?
– Даже не знаю, что и сказать, баб Сим… Вроде есть, а вроде как и нет…
– Что ж, бывает. У вас, у молодых, все нынче задом наперед. Еще и свадьбу не сыграете, а уже и семьей нажились, и поженихаться да поневеститься вам толком некогда. И куда торопитесь, сами не знаете… Ну, иди, иди, не слушай меня, старуху…
Странный, странный ей снился в эту ночь сон. Может, оттого, что послушно пробубнила себе под нос тот смешной наказ-выраженьице, что велела ей проговорить баба Сима, может, гуляющая по организму шальная сливянка этот сон навеяла… Хотя и нельзя было это исполнением наказа назвать, потому что никакого жениха она во сне так и не увидела. Даже Кирюши там не было, вот в чем дело… Но! Но… Что-то все-таки было в этом сне. Вернее – кто-то. Счастливое ощущение вот-вот присутствия этого кого-то было, тревожное замирание души и сердца, радостная торопливость ожидания…
Проснулась от крика петуха за окном, зарылась головой в подушку, пытаясь уцепиться за остаток приятного ощущения. Нет, уже ничего, одна только сладкая поволока осталась… А вот еще крик петуха. А за ним – следующий… Какие они здесь голосистые, сволочи! Не дали такой сон досмотреть!
На кухне скрипнула половица под тяжестью бабы-Симиной ноги, слышно было, как тихо закрылась дверь. Значит, на ферму ушла…
Полежав еще немного, подняла голову от подушки, глянула в рассветное окно. И вдруг – потянуло. Туда, в рассвет, глотнуть чистого воздуха, пройтись по траве, холодной от росы. Как же она забыла, что всегда, всегда именно этого и хотела! Чтобы босой ногой – по траве, по утренней росе!
Соскочила, торопливо натянула на себя джинсы, рубашку, сунула было ноги в кроссовки, но тут же их и отбросила, лишь закатала повыше штанины – непременно надо босой ногой! По траве! По росе! Господи, наконец-то!
Вышла на крыльцо, зажмурилась. Не от света, от воздуха. Воздух был таким острым, что, казалось, резанул по глазам, по гортани, легко пробрался в легкие, перехватил дыхание. Осторожно сошла с крыльца, ступила на кудрявый ковер аптечной ромашки, которой зарос бабы-Симин тесный дворик, и он удивленно принял в свое росистое нутро ее голые ступни, спружинил будто слегка насмешливо: ну давай, коли такая смелая! Обожжем тебя терпким холодом, пощекочем по теплой коже, может, обратно в постель убежишь!
Не убежала. Наоборот, встала покрепче, засмеялась от удовольствия. И дальше пошла – через огород, мимо сонной рассады на грядках, к дальней калитке в конце огорода, которую высмотрела еще днем. Там, за калиткой, должен быть проулочек, а за ним – небольшой обрыв с крутым спуском к реке. Ого, а трава тут уже не ласковая, не кудрявая ромашка аптечная! Тут, здрасьте вам, и осока, и чертополох, и колючие какие-то кустики попадаются! Хорошо, меж ними узкая тропинка вьется, тоже мокрая от росы…
Дошла до обрыва, остановилась, распахнула глаза и застыла, боясь вдохнуть от радостного изумления. Там, за горизонтом, солнце всходит! Вот уже первые лучи рассекли бледное, дрожащее от нетерпения небо, и птицы подняли торжествующий гвалт, и роса вспыхнула в траве мириадами белых звезд, и никакого терпения внутри от восторга больше не остается – так и хочется подпрыгнуть, замахать руками да заорать во все горло что-нибудь радостное, несусветно глупое, с добавлением ядреного словца от полноты души…
Обратно в дом бежала, уже подвывая от нетерпения – ноги-то замерзли с непривычки. Влетела, быстро натянула на мокрые красные ступни бабы-Симины шерстяные носки, бросилась на кухню, приплясывая, – чаю бы горячего попить! Так, а как же в этом доме с добычей кипятка дело обстоит… Печку, что ли, топить надо? Не спросила с вечера…
