Татьяна Бочарова - Мой суженый, мой ряженый
— Отлично! Я ухожу вместе с тобой. Слышишь? — она повернула гневное, пылающее лицо к матери. — Я уйду с ним! И больше не вернусь.
— Вернешься, — проговорила Ольга Арнольдовна, впрочем, не слишком уверенно.
— Посмотрим! — Женя выскочила на площадку вслед за Женькой и со всего маху саданула дверью.
Он, не дожидаясь лифта, начал спускаться по лестнице. Она шла рядом, стискивая зубы, чтобы не зареветь. Очутившись на улице, Женька на мгновение остановился, обернул к Жене угрюмое лицо.
— Иди домой.
— Ты что, гонишь меня?
— Я сказал, иди домой. Не осложняй себе жизнь.
— Вот дурак! — Она больше не могла сдерживаться, по ее щекам ползли слезы. — Разве так можно? Почему ты за меня решаешь? Я хочу быть с тобой. Всегда. Несмотря ни на какие обстоятельства.
— Не получится.
— Получится! Даже зеков любят, а ты не зек. Обыкновенный человек, хотя почему-то считаешь себя чуть ли не прокаженным.
— Все так считают.
— Все тебя не знают.
— А ты?
— А я знаю. Теперь. — Ее губы дрожали, волосы растрепались и падали на лицо.
— Хорошо. Спасибо. — Женька осторожно отвел темную прядь у нее со щеки. — Я тебе верю. И очень ценю твое отношение ко мне. Но сейчас, правда, иди домой. Правда, Пичужка.
Женя вздрогнула от непривычного, прочно позабытого слова. Слезы высыхали на ледяном ветру, лицо саднило.
— Ладно. Хорошо, — проговорила она обреченно. — Но ты… завтра мне позвонишь? Мы увидимся?
— Обязательно. Я без тебя долго не смогу. — Он улыбнулся, хотя и с видимым усилием.
— А я без тебя.
Они поцеловались, но не страстно, а дружески. Затем Женька скрылся в темноте. Женя пыталась разглядеть вдали его силуэт, но он точно растаял безо всякого следа. Тогда она тяжело вздохнула и побрела назад, в подъезд.
Квартира благоухала валерьянкой. Ошалевший Ксенофонт катался по полу, пытаясь поймать собственный хвост. Мать сидела в кухне за столом, перед ней стоял открытый пузырек и чашка. При виде вошедшей Жени, она криво улыбнулась и слабым голосом произнесла:
— Ну вот, вернулась. Я была права.
Женя решительно придвинула к себе табурет.
— Нам надо поговорить.
— Говори, я слушаю. — Ольга Арнольдовна сделала глоток из чашки.
— Я люблю этого человека. Люблю. Ты понимаешь, что это значит?
— Я понимаю только одно — тебя надо спасать. И как можно скорее.
— От кого?
— От этого дебила.
Женя сделал глубокий вдох, стараясь не заводиться по новой.
— Почему ты решила, что он дебил?
— А кто же еще? Одно его место работы чего стоит!
— Не понимаю, что плохого ты нашла в его работе? Почта — это ведь не бордель. — Женя язвительно усмехнулась.
— Не говори глупостей! — вспылила мать. — И вообще, посмотри, как он выглядит!
— Обыкновенно выглядит.
— Черта с два, обыкновенно! Лицо какое-то злое, неприветливое. И одет, невесть во что.
— Неправда! Одет он нормально, а что касается выражения лица… — Женя замялась, подыскивая нужные слова. — Просто у него дома не все гладко. Вернее, совсем не гладко. Его мать болеет.
— Чем болеет? — тут же навострила уши Ольга Арнольдовна.
— Я точно не знаю, — осторожно проговорила Женя.
— Зато я знаю! Чокнутая она! И он тоже чокнутый. Психические отклонения наследуются генетически. Выйдешь за него замуж, нарожаешь шизофреников!
Женя закрыла уши ладонями.
— Все, хватит. С тобой бесполезно говорить, ты все переиначиваешь на свой лад, каждое мое слово. Слушай, что я тебе скажу: можешь успокоиться, он больше сюда не придет. Но я буду уезжать к нему. Каждый вечер. И на всю ночь. А утром тащиться через весь город обратно домой. И если через пару месяцев я отброшу копыта от усталости, виновата в этом будешь ты! Договорились?
— Договорились, — сквозь зубы процедила мать.
Женя резко поднялась и ушла к себе. Разделась, погасила свет и легла в уже расстеленную постель. Ее опять душили слезы, но она твердо решила больше воли им не давать — уткнулась в подушку, натянула на голову одеяло и принялась медленно считать: сначала до пятидесяти, потом до ста, потом до пятисот. Этому когда-то научила ее Инга. «Если тебе очень плохо, — говорила она, — старайся ни о чем не думать. Прогони из головы все мысли. Просто считай — что угодно: слонов, верблюдов, зайцев. Можешь представлять их себе в красках, главное, не останавливайся, считай. Увидишь, скоро станет легче».
Женя считала и считала, пока не дошла до тысячи двухсот. Тогда ей, действительно, полегчало, а главное, неудержимо захотелось спать. Она заснула, свернувшись калачиком под одеялом, и уже не слышала, как мягко ступая по ковру, вошел Ксенофонт и улегся у нее в ногах.
Ровно в десять ее разбудило урчание мобильника. Женя спросонья плохо соображая, схватила телефон с тумбочки.
— Слушаю!
— С добрым утром, — произнесла трубка голосом Женьки.
— Это ты! — обрадовалась Женя. — Положил деньги на счет!
— Целых четыре доллара. Можно теперь кучу эсэмэсок послать.
— Погоди, я тебе сейчас напишу!
— Давай.
Связь прервалась. Женя устроилась в постели поудобней, подложив под спину подушку, и, секунду подумав, принялась набирать текст сообщения: «Здравствуй, любимый. Как дела?»
Через минуту пришел ответ.
«Привет, Пичужка. Дела ничего. Скучаю по тебе».
«Я тоже, — написала Женя. — Где и когда мы встретимся?»
«Давай, как обычно, на нашем месте. Я буду ждать».
«О’кей, — согласилась она. — Целую».
«И я тебя».
Больше Женя писать не стала. Встала, умылась и засела за книги. День прошел, как в тумане. Она то и дело смотрела на часы, нетерпеливо ожидая, когда же наступит шесть — и можно будет уйти из дому.
Они с Женькой снова пошли в кино, снова сидели на последнем ряду и целовались, а потом поехали к нему. Там навстречу Жене опять вышла толстуха. На этот раз она не молчала, а вполне дружески представилась:
— Зинаида. Можно просто Зина.
— Женя, — проговорила Женя, стараясь соблюдать полное спокойствие и невозмутимость.
Зинаида с любопытством оглядела ее и произнесла все тем же свойским тоном:
— Ты спишь с Женькой, да?
Пока ошарашенная Женя думала, что ей сказать в ответ, появился Женька, застрявший по каким-то хозяйственным делам. Мгновенно оценив ситуацию, он грозно глянул на мать.
— А в лоб не хочешь? Ну-ка, пошла отсюда и побыстрей.
Та посмотрела на Женю с сожалением, а на сына с испугом — и послушно ретировалась. Женька пытался отвлечь Женю, рассказывал что-то смешное и забавное, та слушала его вполуха и думала, что из двух зол нужно выбирать меньшее. Только вот что меньшее зло — собственная мать, брызжущая гневной слюной, или простодушная Зинаида с ее вгоняющими в краску откровенными вопросами? Так ничего и не решив, она ушла за Женькой в его комнату, и ночь они провели почти не смыкая глаз, наслаждаясь обществом друг друга.
