Мотылёк над жемчужным пламенем (СИ) - Прай Кэрри "Kerry"

– Ты? – прорычал он, оказавшись в коридоре. Мятый, измотанный и с таким же прожигающим взглядом. Прошло столько времени, а он продолжал прибывать в другом мире. – Какого черта ты еще здесь?

Сглотнув горький ком, я переступила порог квартиры.

– Я уже ухожу, Витя, – мой голос дрожал. – Пожалуйста, береги себя.

– Пошла вон…

Дослушивать его было бесполезно, я просто нырнула вниз по лестнице и спустившись на несколько пролетов, нашла уголок, чтобы выпустить уставшую слезу. Не знаю хватит ли мне сил продолжать бороться, ведь тяжело будет всегда, а я уже ломаюсь. Как же это больно, когда тебя обижает родной человек, когда смотрит на тебя с ненавистью и желает смерти. Но вот осознает ли он?

Об этом можно было рассуждать вечно, только вот школа ждать не будет, а у меня и так много проблем с родителями, которые явно не рады новой Варе. Я уже собралась покинуть подъезд, но на самом выходе обнаружила, что забыла рюкзак. Мне ничего не оставалось, как вернутся.

Подойдя к двери Звягина, я несколько раз ударила по ней.

– Просто отдай мне мои вещи и больше меня увидишь! – мне пришлось перестраховаться, на тот случай если он решит меня проигнорировать. – Витя, я опаздываю! Пожалуйста, верни мне рюкзак!

К большому удивлению он все же открыл дверь, но только для того чтобы просунуть руку и бросить сумку на грязный подъездный пол, а потом еще издевательски понаблюдать, как я наклонюсь за ней.

– Ты неисправим, Звягин, – я потянула руку, на которой виднелось несколько синих пятнышек, и Витя резко вцепился в мое запястье. – Что опять?

– Варя?

Он полностью распахнул дверь. Смотрел, долго, то на меня, то на следы ночного безумства. Его напряженное лицо вытянулось. Взгляд смягчился. Просвет стал таким же неожиданным, как и затмение.

– Варька, прости меня, – виновато пробормотал он и крепко обнял. Я устало вдыхала ароматы его футболки, чувствуя слабость во всем теле. С меня будто выкачали жизнь. – Прости. Я не хотел.

Следующая школьная неделя началась отнюдь невесело и дело вовсе не в проклятьях матери, которая обещала навсегда закрыть меня дома, и не в том что Арина устроила в моей комнате пластилиновую выставку, мы получили результаты анализов – ВИЧ положительный. Мы сидели на уроке с пустыми лицами. Я, наконец, приняла горькую правду, пропустила ее через стену надежды и разрешила остаться в себе, а вот Витя был хмурым по другой причине. Результат анализов не был для него новостью, только что обнадежила не последняя стадия заболевания, его пожирало изнутри от недомогания. Было невыносимо наблюдать за его мучениями. Парень то и дело убирал испарины со лба, ломал карандаши и вонзался пальцами в парту.

– Потерпи, до звонка осталось немного, – успокаивала я. – Закончатся уроки, мы прогуляемся по свежему воздуху, должно помочь.

Витя задирал голову к потолку и нервно скручивал запястья.

– Я терплю, Варя. Терплю. Разве ты не видишь? Я просто бог терпения, твою мать, – он со звуком скрипел зубами. – И хватит смотреть на меня такими жалостливыми глазами, это просто убивает.

– Я могу вообще не смотреть, если тебе так станет легче.

– Нет уж, наблюдай. Смотри, что ты со мной делаешь, истязательница.

– Так будет лучше для тебя, – стараюсь держаться невозмутимо. – Думай об этом. Только об этом.

Он проводит ногтями по бледной шее и оставляет на ней красные полосы.

– Я больше не могу думать. Я уже ни хрена не соображаю. Черт, ты даже не представляешь, что сейчас творится внутри меня. Никогда не поймешь, как горят кишки и иссыхают вены. Кожа будто кричит. Мне хочется переломать себе пальцы, чтобы отвлечься от этой фантомной боли, потому что она невыносима.

– Мы справимся.

Я беру его за руку и крепко сжимаю, а Витя с нервным смехом принимает мою поддержку.

– Ох, спасибо, мне стало гораздо легче. Может, у тебя еще сосачка в кармане завалялась? Ты просто бы меня осчастливила.

– Хватит рычать, Звягин, или так, или ты сейчас на себе живого места не оставишь. Тебя словно чесотка одолела.

– Ошибаешься. Есть еще одно «или», которое подействует безотказно, но боюсь, оно тебе не понравится. Хотя, – задумается он, – кто ты такая, чтобы я тебя слушал? Разобидишься также быстро, как и надуешь губки. Я пошел.

Он подрывается с места во время диктанта, а я тяну его назад.

– Сидеть.

– Сидеть? Я что тебе кудрявая болонка?

Мои пальцы сжимаются на его кофте. Ткань трещит.

– Спустись с небес. Болонка слишком кудрявая для тебя.

– Тогда кто?

– Скорее, китайская хохлатая.

Морщась, Звягин возвращается на место.

– Долбанная стерва, нагажу тебе в тапки, – бухтит он.

– Хорошо что в тапки, ведь в душу ты уже нагадил предостаточно.

– Да заткнитесь вы уже, – шипит Светка и поворачивается к нам. Ее глаза распахиваются, когда она видит Витю. – Что это с ним? У него лихорадка?

Витя сжимает челюсть и вытягивает шею вперед.

– У меня ВИЧ, дура. Забыл провериться, после того как отымел тебя на журнальном столике. Забавно, не правда ли? Еще вопросы?

– Кретин! – фыркает Света и возвращается к тетрадке.

И пусть девчонка решила, что это очередной стеб, я бью Витю по спине, за то что имеет наглость кричать об этом во всеуслышание. А еще я получаю хороший укол ревности и обиды, за то что он позволяет говорить об этом при мне.

«А они хоть предохранялись? – безустанно гоняю эту мысль до конца урока, но поинтересоваться не решаюсь. Витя хоть и засранец, но не мог так поступить с Верещагиной, пусть она тоже не ангел. – Вот тварь, успела же задрать юбку!».

После школы мы возвращаемся домой, но Витя резко меняет свой путь. Эта проклятая дорога, которая ведет к наркотикам. Я не знаю что там и кто, и знать не хочу.

– Нет! – кричу я и тяну его за куртку. – Ты не пойдешь туда! Даже не думай!

Тот отмахивается от меня, как от дурного шлейфа.

– Это бесполезно, Варя. Иди домой, пиши стишок, а я больше так не могу.

– Можешь! Ты уже столько продержался!

Парень разворачивает меня вместе с собой.

– Я умираю, как же ты не поймешь?! – кричит он. – Мне сложно. Я старался, честно, но не могу. Ты даже не представляешь какие мысли проскакивают в моей голове. Иногда я готов сломать тебе шею, чтобы ты не стояла на моем пути. Серьезно, Варя, это опасно. Брось все и иди домой.

Он отпихивает меня и шагает вперед.

– Слабак! – ору ему вслед. – Вы только посмотрите, какой он несчастный! Я целыми днями живу в постоянном страхе, таскаюсь с тобой, как с маленьким, ругаюсь с родителями и выслушиваю твое нытье, и я не устала? Почему мне, девчонке, хватает сил держаться, а ты сдаешься? Если ты пойдешь туда, Звягин, то я больше никогда не помогу тебе! Забуду и вычеркну из своей жизни! Я не шучу! Решай!

Витя останавливается. Ругается матом и пинает камни.

Странно, но совсем недавно это было главным его желанием. Звягин просил меня убраться, исчезнуть из его жизни, но мне удалось ухватится за тоненький канатик на его сердце, и теперь он реагирует на шантаж. Точнее переламывает в себе каждую косточку и дает мне шанс. Дает шанс себе.

Началась подготовка к экзаменам. Счастливые люди снимали куртки и по-детски радовались теплу, зеленой траве, одуванчикам, в то время как я радовалась каждому дню, в котором Витя не сорвался. За это время случилось многое: крики, слезы, скандалы, попытки свести счеты с жизнью. Анатолий Звягин оказался самым слабым из нас и каждый день грозился выйти в окно, если мы не заткнемся. Мужчина в одиночку перебарывал «сухие» дни и буквально вешался от безумия, которое происходило в его квартире. Однажды Витя поджег все книги в доме, предварительно скинув их ванну, объясняя все тем, что дома стало зябко. Понимаю, это был громкий протест, а нам до сих пор приходится дышать гарью. Иногда я держалась, иногда думала что сойду с ума, иногда хотела взять бутылку водки, осушить ее и поджечь себя вместе с обитателями квартиры к чертям собачьим. Тогда я даже представить не могла, что трудности только начались.