Их новенькая - Наталья Семенова
Никлаус морщится и убирает от меня руки, но с места не сдвигается:
– Кто это сделал, знаешь?
– Догадываюсь, – киваю я и начинаю его обходить. – И разберусь с этим сама.
– Вуд, – не спрашивает Никлаус. – А он на побегушках у тощей Барб.
– Толстушка Смит, – вспоминаю я его давнюю реплику, – тощая Барб – ты всем прозвища даёшь?
– Эти придумал не я.
– Не важно, – отмахиваюсь я и говорю серьёзно: – Это не твоё дело, Никлаус, ясно?
Он усмехается, поднимает руку, прикладывает к губам большой и указательный пальцы и свистит на всю раздевалку, от чего я вздрагиваю.
Гомон мгновенно смолкает, и Никлаус громко кричит указание:
– Парни, проверьте свои шкафчики на предмет лишней, женской одежды и вокруг себя осмотритесь! Девчонкам здесь не место.
Я сужаю глаза на Никлауса, а он скрещивает руки на груди и склоняет голову вбок, тоже щурясь, мол, давай, скажи, что хотела здесь побродить подольше. И он прав, такого мне говорить совершенно не хочется. Как и долго бродить среди неандертальцев.
Через пару минут я слышу возглас здоровяка Кейси:
– Нашёл, бро! Твои вещи, они у меня!
Похоже, парень тоже увидел меня заранее, раз понял о какой девчонке идёт речь. Через полминуты он тормозит в том проходе, где стоим мы с Ником, и, широко улыбаясь, спешит к нам с вытянутыми вперёд руками, в которых зажимает мою одежду и сумку.
– Капец ты смелая, бро. Зайти к мужикам… в полотенчике…
Я поджимаю губы, перехватываю свои вещи из его огромных рук и спешу на выход.
– Спасибо, мой герой Никлаус, – доносится мне в спину насмешливо от самого «героя». Я не реагирую, потому следом слышу закономерное и тихое: – Стерва.
И когда мне кажется, что унижения останутся за той дверью, за которую я сейчас выйду, в неё входит Оливер.
Блондин топорно замирает прямо в проходе и удивлённо оглядывает меня с головы до ног. Затем смотрит мне за плечо и сжимает челюсти.
– Можно я выйду, Оливер? – глухо прошу я.
Парень делает резкий шаг ко мне и хватает меня пальцами за плечо:
– Ты что, мать твою, творишь, Ани?
Снова-здорово!
Как же они меня все достали!
Я одергиваю руку и срываюсь к двери, задевая Оливера плечом.
– Ани! – орёт он, кажется, отправившись за мной.
Я собираюсь скрыться в женской раздевалке, но меня ослепляет, а потому и останавливает, вспышка фотоаппарата. Я часто моргаю в попытке избавиться от ярких мушек в глазах, и слышу топот убегающих ног, а затем меня снова хватают за плечо и разворачивают к себе лицом.
– Ты обязана объясниться! – требует Оливер.
Что я обязана, так это послать их всех куда подальше!
– И кто меня обязал? – зло щурюсь я.
Парень теряется на миг, а затем вновь сжимает челюсти и цедит:
– Мне казалось, что ты понимаешь, что представляет из себя Никлаус! Но не сказала ни слова против, когда он тебя поцеловал, а затем пообещал, что ты той же ночью придёшь к нему в спальню. На следующий день ты липнешь к нему, как пиявка! И сейчас вышла из раздевалки, где был он, с вещами в руках! Ведёшь себя, как последняя дрянь!
Грудь болезненно обжигает, и моя рука взлетает, чтобы залепить ему звонкую пощёчину.
– К твоему сведению, – шиплю я тут же, – это из-за тебя воруют мои вещи и прячут их в мужской раздевалке! И я очень сомневаюсь, что тебе не известно о слабостях брата, которыми ты с удовольствием пользуешься! Знаешь, Оливер, тогда на пляже и эти несколько дней в колледже, дали мне понять, что я тебе больше не интересна. И я искренне не понимаю, почему сейчас стою здесь и что-то тебе объясняю!
Я хочу уйти, но Оливер вновь ловит мою руку, удерживая меня на месте. Хмурится и говорит сквозь зубы:
– Интересна.
– Что?
– Ты мне интересна, Ани, поэтому я и злюсь. Я не знаю, что думать. Не знаю, что делать. Последние дни… Я пытался вызвать твою ревность.
– Ревность? – поражённо выдыхаю я. – Чтобы испытывать ревность, нужны чувства! А чтобы испытывать чувства нужно глубже узнать человека! Как я могу ревновать, когда едва тебя знаю, Оливер?! У меня нет на это никаких прав! Как и у тебя нет прав что-то мне предъявлять!
– Но…
– Довольно, Оливер, – сухо обрываю я его. – Мы никто друг другу, и я устала от того, что все вокруг думают иначе. В том числе, и ты.
Я снова вырываю руку, пока блондин переваривает мои слова, и, наконец, добираюсь до женской раздевалки, закрывая за спиной дверь.
Перед глазами стоит его лицо: растерянное и рассерженное одновременно. Но эта его наглость! Интересна я ему, видите ли! И всё? Это даёт ему право делать выводы о моём поведении? Даёт право судить меня? Или предъявлять мне какие-то претензии?!
Вызывал ревность, ну надо же!
Я с первого дня знакомства видела его в окружении девчонок! Я знаю о нём только это, с какой стати мне ревновать к тому, к чему он, очевидно, привык? Ну что за бред?!
Господи, как нелепо это всё выглядит! Разве, этого никто не видит, кроме меня?!
Я присаживаюсь на металлическую лавочку, стоящую между шкафчиков, бросаю вещи рядом с собой и кусаю губы.
Так продолжаться не может. Барбара перешла грань, и мне необходимо поставить её на место. В смысле, показать ей, что я не позволю так с собой обращаться. И это фото… Кто и для чего меня сфотографировал? То есть, я имею ввиду, чем это для меня обернётся? Какие будут последствия?
Впрочем, плевать!
Я буду выше всяких сплетен и лживых обвинений. У меня есть гордость, которую при всём желании никому сломить не удастся.
Потому вскоре я очень тщательно привожу себя в порядок и иду на следующее занятие. Моя любимая литература, которая собрала в моём классе