Наталья Светлова - Научиться дышать
Она будет выше жалких самооправданий, выше ничтожного выгораживания себя любимой перед отцом. Ване бы не понравилось, пустись она сейчас в пляс обвинений и нападок на друзей. Все хороши, но виновата в собственном отвратительном поведении только она, Ирина Вересова.
— Вижу, что процесс изменения запущен. Очень медленно, но ты борешься с собой, Ириша. Это похвально.
— Как же борюсь, пап? Ничего подобного. Я же его обидела.
— Малышка, ты видишь мир как одну большую глыбу камня. И тебе кажется, что Вселенная начнет меняться, только если от этой махины отвалится огромный кусок. Но ведь все в нашей жизни складывается из мелочей. Дорога, по которой ты идешь, вымощена миллионами мелких камешков. Убери один — и процесс разрушения будет не остановить. Сейчас ты взяла вину на себя, и ты права. Если винить в своих бедах себя, ты научишься не повторять ошибок впредь.
— Мне так не хватает твоей мудрости, пап, — грустно произнесла Ирина и, подложив под спину подушку, откинулась на нее, сидя на диване. — И тебя, чтобы ты увидел, как я сбегу по лестнице тебе навстречу. Приезжай скорее, ладно?
На том конце трубки тишина стала клейкой, засасывающей, топкой, точно трясина. Она напоминала Вересову сироп или кисель, а он сам себе — бедную мушку, застрявшую в этом липком месиве.
— Конечно, Ириша, только закончу все дела, — ложь, ставшая правдой для его воспаленного мозга. — Вернемся к Волкову. Ты его обидела, а он что? Оскорбил тебя? Что-то сделал тебе плохое?
— Ничего такого и в помине не было. Это же Ваня, пап! — голос девушки завибрировал от услады разговора о Ване, ведь он правда такой образцово-положительный. — Он просто перестал со мной общаться.
— Ты же понимаешь его, ведь так? Не слышу в твоем голосе порицания, только женскую обиду. Умом ты осознаешь, моя девочка, что он прав.
— А еще я к нему приехала в ту квартиру… сама… первая. И ты не сказал, что у него бабушка умерла, а я вломилась в его дом!
В воздухе крыльями бабочки трепетало безмолвие. Отец не мог поверить в услышанное. Его ли эта Ира?..
— Как же много я пропустил, Ириша. Ты сама поехала к Волкову?! Я даже не думал… – мужчина усмехнулся и выдержал паузу, — даже не мог представить, что ты сама поедешь в эту квартиру. Ты, моя гордая дочь, всегда вертевшая этих парней на указательном пальчике.
— Пап, — голос Ирины упал до самых низких частот, — гордость – такая плохая штука, как оказалось. Когда ты любишь, гордость превращается в убийцу. Раньше я не любила, поэтому могла позволить себе швырять дорогие букеты ухажерам в лицо, уходить от них по-английски, вести себя как зазнайка. Но Ваня… он не будет подобное терпеть, и я не хочу быть перед ним гордой.
Все знаменитые актрисы, деятели искусства, моды и всевозможных сфер жизни вечно твердят о гордости. Женщина должна быть гордой, это ее стержень, ее основа. «Будь гордой с мужчинами! С другими женщинами! Со всеми на свете!» — типичные лозунги современных журналов и телепередач о саморазвитии. Но порой гордость душит ту самую женскую благодать, чарующую харизму, на которую так падки мужчины. И именно тот самый, единственный, ради которого ты готова отказаться от многого, без принуждения и агрессии заставит этот цветок гордости склонить свою велеречивую головку к его ногам.
— И не надо, Ирочка. Жизнь бывает очень капризной и непостоянной. В ней могут уживаться огонь и лед, черное и белое, жизнь и смерть, любовь и ненависть. Однако для любви и гордости одновременно места нет, и никогда не будет. Это твой ход, милая, твое решение. На что ты поставишь? Черное или красное? Какая ставка сулит больший выигрыш?
— Вот я и не знаю, пап, какая, — вздохнула девушка, неосознанно выводя на гладкой обивке дивана узоры. — Он поставил условие, мол, если я хочу остаться с ним, я должна отказаться от всех денег и удовольствий моей жизни. А я не хочу ходить в одежде с рынка или питаться сосисками! Я просто хочу встречаться с Ваней, но жить как сейчас!
В голосе Ирины появились визгливые нотки, так как эта тема играла на измочаленных вконец струнах ее души. И уже сейчас, спустя некоторое количество времени, ее так сильно задевал не факт поставленного Волковым условия, а то, что она чувствовала в себе готовность сказать ему «да». Ее вековой камень начал расшатываться, и каждый скачок напряжения пугал ее до чертиков.
— Ты думаешь, Волков не сможет обеспечить тебя даже едой? Ириша, у него довольно высокая зарплата, а еще он в своей школе работает. Ты сильно утрируешь, дорогая, насчет сосисок и одежды с рынка.
— И работать, он сказал, я должна!
— А почему бы и нет? Уверен, он не сказал тебе идти в шахты или стоять с утра до ночи у дороги и продавать семечки, верно? Работа – очень полезная для души и тела вещь, если подобрать ее правильно. Ты можешь рисовать, разве тебе не будет это приятно?
Девушка надулась, приобретая схожесть с хомяком. Она ждала, что отец поддержит ее, а не Ваню, тогда можно будет повернуть назад и не меняться…
— Ты что, за него, пап? Не за меня? — с замиранием сердца спросила она.
— В этой войне я за счастье, дочка. Ни за тебя, ни за Волкова, ни за кого-то еще. Выбирай ту жизнь, в которой ты будешь счастлива, никто тебя не упрекнет в твоем выборе. Но помни, что ты еще не знаешь, что тебя ждет по ту сторону реки, что тебе сможет дать Волков. Возможно, это стоит того, чтобы рискнуть? К тому же ты всегда можешь вернуться назад, двери нашего дома для тебя никогда не закроются.
Протяжный вздох свидетельствовал о явном поражении дочери. Быть может, она сама до сих пор не осознала, но белый флаг уже реял над ее головой.
***
Во второй половине дня Ирина валялась на кровати и глядела в потолок. Мамы и Дарины дома не было, поэтому спросить их совета не представлялось возможным. Разговор с отцом буквально вывел из строя всю ее четко налаженную навигационную систему, и теперь она плавала во взбаламученных омутах своего разума. Какая-то сила давила изнутри, призывая к действиям.
Она перевернулась на живот и скрестила на весу ноги. В руках покоился телефон. Ирина открыла номер Ивана и прожигала его взглядом. Позвонить или нет? Вдруг он со своей Лилей опять? Или у него плохое настроение?
«Или еще тысяча разных причин!» — мысленно гаркнула на себя Вересова и с болезненным усилием воли набрала его.
— Привет, — сдержанно сказала она. Вдруг он не хочет, чтобы она звонила? — А ты сейчас свободен?
— Можно так сказать: не занят.
Ясно… не в восторге от ее звонка. В голове девушки происходила чехарда, гадание вслепую. Может, бросить трубку и больше никогда его не тревожить? Или перебороть себя, быть сильнее страхов и условностей? Порой нам не хватает совсем немного смелости, щепотки храбрости, чтобы ступить из тьмы в свет.
