Лариса Шкатула - Лягушка в сметане
Вот потому-то он мысленно хмурился. Не верил Вадим в успешную борьбу дилетантов. Мужик, который торчит на ее даче, не собираясь освобождать, знает, что делает. За ним не только хорошие бабки, но и некая сила, которая всегда есть у богатых. Попробуй сунь туда голову — без головы и останешься!
Но что это, неужели он трусит? Иначе почему заговорил про риск для жизни? Какая, однако, сумятица царит в его голове!
А Варвара будто чувствует, о чем Вадим размышляет. Уставилась на него своими омутными глазищами и ждет, что он скажет.
— А можно узнать, Варвара Леопольдовна, чего вы от меня ждете?
— Ну вы мне и отчество придумали! Вместо Михайловна. Моего папу звать Михаил.
— Учту.
— Но этим вы хотите сказать, что я прожектер?
— Авантюристка.
— Я же вам еще ничего не сказала.
— А я догадливый.
— Что за наветы? Приписывать мне чуть ли не криминальные устремления. Спросите у моих подруг, они вам скажут, что я — тихий и незаметный человек, который регулярно платит за проезд в городском транспорте, переходит дорогу только по «зебре» и с наступлением темноты никогда не выходит из дома.
— Плачу от умиления при описании вашего светлого образа.
— Вы в него не верите?
— Если позволите, небольшая сноска: никого из своих подруг вы ведь не били по голове огнетушителем, а также другими тяжелыми предметами.
— Как человек справедливый, я вынуждена с вами согласиться. А о каких еще предметах может идти речь? Это у вас предвидение? И что вы так внимательно заглядываете в мои глаза?
— У вас там все время кто-то прыгает.
— Какая-нибудь мошка?
— Скорее, некое существо с рогами и хвостиком.
— Наверное, это вы на меня так влияете.
— Между прочим, в отрочестве я целый год пробыл в комсомольцах, а туда кого попало не принимали.
— Весомый аргумент. То есть ваш ум, честь и совесть протестуют?
— Ум, честь и совесть — так говорили про партию, а не про комсомол. В партию я вступить не успел.
— И сейчас вступить еще не поздно.
— Да не хочу я никуда вступать!
Они оба не могли бы объяснить, чего вдруг стали дурачиться, словно говорить серьезно опасались. То есть в глубине души они понимали, что топчутся перед новой ступенью — не только отношений между ними, но и отношения к жизни вообще.
Оба — серьезные и положительные молодые люди, которые обстоятельствами ставились перед дилеммой: жить так же, как и прежде, или все-таки хлебнуть ветра перемен, ветра бесшабашных авантюристов, который может так дунуть в их паруса, что корабль и вовсе на берег выбросит. Но может и доставить их к таким берегам, о которых они прежде и мечтать не смели.
Кто-то же придумывает эти поговорки: кто не рискует, тот не пьет шампанского. Или: кто не рискует, тот в тюрьме не сидит. Значит, шампанского им хотелось, а вот тюрьмы не очень. В конце концов, что за риск — попытаться проникнуть на собственную дачу!
Хорошо, пусть не собственную пока, но ведь и тот, кто там живет, тоже не ее хозяин…
— Говорите, там высокий забор и собака? — спросила Варвара будто невзначай.
Он не стал уточнять, где «там», и так было все понятно.
— Саму собаку не видел, но лай слышал. Наверное, немецкая овчарка.
— А они из чужих рук еду берут?
— Насколько я знаю — нет. Если собака, конечно, обученная. А вы хотели ее отравить или только усыпить?
— Хорошо, если собака всего одна, — сказала она задумчиво, не отвечая на его вопрос.
— Это же дача, — напомнил он, — загородный дом, а не бог весть какие хоромы, чтобы там бегала целая свора.
— Вы говорили, там даже бассейн есть.
— Есть, целых два: один открытый, другой — при сауне, но я внешний не видел. Для этого как минимум на забор надо влезть. Так что о бассейне только со слов Бориса известно.
— Ну, Борис не стал бы придумывать, — сказала Варя.
Действительно, покойный муж, как и многие мужчины, мог прихвастнуть, но вряд ли стал бы расписывать то, чего нет.
Лоб Вари пересекла вертикальная морщинка, и Вадим, внимательно следивший за ее лицом, понял, что ей пришла в голову некая новая мысль.
— Скажите, вы умеете пользоваться когтями? — спросила она.
— Какими когтями?!
Теперь он уже смотрел на нее с подозрением. Столько всего на женщину навалилось — не перегрузила ли голову?
— Ну, знаете, такими, с помощью которых электрики залезают на столбы.
— Варя, они уже много лет используют для этого машину с люлькой. И потом, сами столбы… Они давно бетонные! — Он засмеялся. — Надо же придумать, это чистейший анахронизм, когти ваши! «Кошки» они назывались.
— А я почему-то запомнила, из детства. На улице родителей, в селе, столбы все еще деревянные.
На ее лице проступило разочарование. Она не хотела расставаться со своим планом.
— И вы хотели, чтобы я под видом электрика залез на столб…
— С биноклем, — добавила Варя.
— И сидел с биноклем на столбе… сколько времени, вы думаете?
Она смутилась: что за дурь ей в голову лезет!
— А как же иначе нам посмотреть, что делается на этой даче?
— Можно разузнать, нет ли поблизости дачи, тоже в двух уровнях, из окон которой можно было бы понаблюдать за соседним участком.
— И какой процент за то, что на соседних дачах у нас могут отыскаться знакомые? — недоверчиво спросила она.
— Если брать население города, среди них — число наших знакомых, среди них — тех, кто имеет дачи вообще, и среди дачников — тех, у кого дачи на Ростовском шоссе… Процента два получится.
— Интересно вы считаете, — медленно произнесла Варя. — Ну хорошо, примем ваш расчет за аксиому и будем искать… Теперь насчет акций. Поскольку мы с вами, можно сказать, повязаны.
— Повязаны. Начинаете осваивать воровской жаргон?
— Еще скажите, собираюсь проникнуть на собственную дачу.
— А разве нет? К тому же дача эта пока не ваша.
— Моя! Получается, некто посторонний захватил чужую собственность.
— Чью?
— Опять вы со своими юридическими штучками! Интересно, если хозяин меня застукает, станет вызывать милицию или нет?
— А вы собираетесь идти туда одна?
— Конечно, не стану же я вас подвергать риску…
— Варвара Леопольдовна!
— Опять зарываюсь?
— Знаете такую песню: «Ямщик, не гони лошадей»?
— Это романс.
— Выходит, знаете… Думаю, пора нам, в связи с царящей в штабе неразберихой и растерянностью, срочно устроить перевыборы начальника штаба. И назначить меня. Можете обращаться запросто: шеф. И никакой самодеятельности! Все действия только с моего одобрения.
— Вы забрали себе всю полноту власти! Что же остается мне?
