Дж. Редмирски - По дороге к любви
Пытаюсь говорить совершенно серьезно. Я и в самом деле настроена серьезно. И я хочу, чтобы он понял: это не просто треп. Но эта его улыбочка… такая заразительная, что я не могу удержаться и тоже улыбаюсь, а сама ненавижу себя за это.
Он задумчиво поджимает губы.
— Все понял, — соглашается он, но я-то чувствую, что в его словах таится какой-то скрытый смысл.
— Вот и отлично, — киваю я.
Главное, я высказалась, и на душе стало легче.
— Что еще? — спрашивает Эндрю.
Господи, кажется, забыла, какое у меня второе «Основное правило». А-а-а, вспомнила.
— Да, правило номер два: любая музыка, кроме «Бэд компани».
Лицо его обиженно вытягивается.
— Черт побери, это еще что за правило?
— Мое личное, — ухмыляюсь я. — Чем тебе не нравится? У тебя плеер, ты собираешься слушать свой классический рок, запрещаешь мне слушать то, что я хочу, поэтому не вижу ничего ужасного в том, если я поставлю тебе ма-а-ленькое, совсем крохотное условие. — Пальцами показываю, какое оно крохотное.
— Вообще-то, мне это правило не нравится, — ворчит он. — «Бэд компани» — отличная группа, за что ты ее так не любишь?
Похоже, обиделся. Надо же, как забавно!
Я поджимаю губы.
— Честно?
Кажется, я сейчас пожалею об этом.
— А как же еще? — складывает он на груди руки. — Выкладывай.
— У них все песни только про любовь. А я этого терпеть не могу. Убогие какие-то. Озабоченные.
Эндрю снова громко смеется, и я начинаю думать, что наш водитель уже сыт по горло и сейчас сделает нам замечание.
— Похоже, кто-то из нас на этом уже обжегся, — замечает он, и лицо его освещается доброй улыбкой.
Ага, я уже жалею, что сказала.
Отворачиваюсь, не хочу, чтобы он видел мое лицо и понял, что попал в самую точку. По крайней мере, если говорить о моем бывшем парне, этом слизняке Кристиане. На нем я действительно обожглась. Конечно, об Иэне так сказать нельзя, здесь одна боль.
— Ладно, поправим и это, — бормочет с невозмутимым лицом.
— Ммм, спасибо доктору Филу [10], но тут я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
«Минуточку! Кто сказал, что я вообще нуждаюсь в помощи, что нужно что-то там у меня „поправлять“?»
— Да? — Подбородок вздернут, смотрит с интересом.
— Да, — отвечаю я. — А кроме того, это некоторым образом нарушает мое правило номер один.
Щурит глаза и улыбается:
— О-о, так ты автоматически допускаешь, что я собирался предложить себя в качестве подопытного кролика? — Плечи его трясутся от смеха.
«Ай-ай-ай!»
Срочно делаю равнодушное лицо, чтобы не подумал, будто я обиделась. Но не вполне уверена, что это хорошо сработает, и меняю тактику.
— Мм, не надейся, не допускаю, — говорю я, а сама растерянно моргаю. — Ты не в моем вкусе.
Есть, снова попала! Его аж передернуло!
— А чем я тебе не нравлюсь? — спрашивает Эндрю.
Но меня больше не проведешь, я не верю, что мои слова действительно задели его. Тем более что нормальный человек вряд ли стал бы улыбаться, когда его оскорбляют.
Разворачиваюсь к нему всем корпусом, прислоняюсь спиной к дверце, оглядываю с головы до ног. Нет, если скажу, что мне не нравится то, что я вижу перед собой, пусть отрежут мне язык. Пока я не нашла в нем ничего такого, что было бы не в моем вкусе. Ей-богу, если бы я не была так настроена против секса или всяких там свиданок, отношений, любовных терзаний и тому подобного, Эндрю Пэрриш был бы как раз тем парнем, который устраивает меня во всех отношениях. У Натали бы сразу слюнки потекли, если бы она его увидела.
Уж она бы точно на него глаз положила.
— Да нет, с тобой все в порядке, — отвечаю я. — Просто я больше западаю на… застенчивых, робких…
И снова Эндрю закидывает голову от смеха, уже в третий раз.
— Робких? — спрашивает он, все еще смеясь и качая головой. — Да, пожалуй, ты права, робким меня точно не назовешь. — Он поднимает вверх палец, словно его вдруг посетила гениальная мысль. — Но самое интересное в твоих словах знаешь что? Что ты «западаешь» на них. Как, по-твоему, что бы это значило? Падаешь на спину, что ли?
Так, теперь очко в его пользу. И как это у него получается? Ума не приложу. Надо же, и тут сумел вывернуться. Да-а, с ним надо быть начеку.
Молчу, жду, как он сам ответит на свой же вопрос. А он знай себе улыбается, но теперь как-то необычно, в лице появляется едва уловимая нежность, что ли, смотрит на меня и словно любуется.
Но тоже молчит.
— Дурак, — говорю я сдержанно, потом смотрю ему в глаза. — Понимай как хочешь.
Он слегка покачивает головой, глядя прямо перед собой. Такси останавливается на стоянке возле автовокзала. «Шевроле» папы Эндрю тысяча девятьсот шестьдесят девятого года — единственная машина на стоянке. Да, в этот старинный тарантас нельзя не влюбиться.
Эндрю расплачивается с водителем, и мы выходим.
— Доброй ночи, приятель, — говорит он, и такси отчаливает.
Пока мы едем к дому его отца, я всю дорогу молчу, думаю над его словами, но, когда машина подъезжает к безукоризненно чистому и опрятному зданию, встрепенувшись, открываю рот.
— Вот это да! — говорю я, вылезая из машины. — Ничего себе домик!
Эндрю захлопывает дверцу.
— Да… У отца своя довольно успешная проектно-строительная компания, — равнодушно произносит он. — Пошли скорей, не хочу тратить лишнее время, боюсь, Эйдан заявится.
Иду за ним по извилистой, обсаженной деревьями и кустарником дорожке, ведущей к парадной двери трехэтажного здания. Все вокруг говорит о благополучии и достатке, и мне трудно представить, что здесь живет его отец, тот мужчина, которого я видела недавно. Он произвел на меня впечатление человека гораздо более простого и совершенно не практичного, в отличие от моей мамы.
Окажись мама перед этим домом, она бы упала в обморок.
Эндрю перебирает ключи в связке, находит нужный, сует в замочную скважину.
Щелчок — и дверь открывается.
— Прости за любопытство, а почему твой отец захотел жить в таком огромном доме?
В прихожей стоит какой-то приятный запах, с примесью корицы.
— Он тут ни при чем, это все его бывшая жена.
Иду за ним дальше, к лестнице, покрытой белой ковровой дорожкой.
— Она неплохая женщина. Линда, помнишь, он говорил о ней в больнице? Но не смогла с папой ужиться, и я ее понимаю и не виню.
— А я думала, ты сейчас скажешь, что она вышла за него из-за денег.
Эндрю, не останавливаясь, качает головой:
— Нет, ничего подобного, просто жить с моим отцом не так-то просто.
Он сует ключи в карман джинсов. Украдкой бросаю взгляд на его упругие ягодицы, обтянутые синей тканью, и невольно закусываю нижнюю губу, тут же кляня себя за такое непростительное легкомыслие.
