Владимир Гурвич - Анжелика против террора
Анжелика, что называется, кожей почувствовала всю содержащуюся в этих словах горечь. И одновременно ощутила прилив нежности и сочувствия к Мамонтову. Она была застигнута врасплох этими чувствами и несколько мгновений пребывала в растерянности. Она понимала, что ей еще предстоит осмыслить, что означают эти переживания.
– Я уверена, что у вас еще возникнет желание продолжать коллекционирование картин, – мягко сказала она.
Мамонтов покосился на нее, но предпочел ответить молчанием. Судя по всему, у него такой уверенности не было.
Художник жил в самом обычном парижском доме на последнем этаже. Одет он был, как и положено человеку искусства, не придающего никакого значения условностям: в измаженном краской свитере и протертых почти до дыр джинсах.
– Это Клод Дювуаль, – представил Мамонтов художника. – А это самая красивая из всех ныне живущих женщин мадам Анжелика Оболенская.
Художник бесцеремонно взял Анжелику за подбородок и повернул лицо к свету.
– А ты прав, – сказал он Мамонтову, – настоящая красота. Только русские бывают так идеально красивы. Вы попали как раз туда, куда вам нужно. Сейчас вы все поймете. Пойдемте.
Клод вполне по-свойски, словно старую знакомую, схватил Анжелику за руку и силой, хотя она и не сопротивлялась, потащил наверх. Пока они поднимались по скрипучей деревянной лестнице, он несколько раз оборачивался, бросал на нее пристальные взгляды и восклицал: «невероятно».
Они оказались в мансарде. Клод включил свет, и Анжелика увидела развешенные по стенам картины.
– Смотрите, внимательно смотрите, – обратился художник к своей гостье. – Я считаю, что в нашем мире существует только красота и ничего, кроме красоты. А если глаз человека видит уродства, это всего лишь означает, что у него искаженное восприятие действительности. Моя задача – показать, что все, что существует на свете, не только может быть красиво, но на самом деле прекрасно, и от этого зрелища нельзя оторвать взгляд. – Клод подвел Анжелику к одной из полотен. – Видите, это свалка, многие считают, что свалки – это едва ли не самыми отвратительными местами на земле. Посмотрите и скажите, что вы об этом думаете?
Анжелика внимательно рассматривала картину. На ней действительно была изображена свалка. Но под кистью художника она превратилась в красочное зрелище, от которого трудно оторвать глаза.
– Идем дальше, – решительно сказал художник и, крепко взяв Анжелику за локоть, потащил к следующей картине. – А разве это не красиво?
На картине был изображен разлагающий труп. На миг Анжелике стало противно, но затем она стала внимательно рассматривать полотно. Это было удивительно и невероятно, но и это зрелище завораживало зрителя.
Они переходили от одной работы к другой. И везде страшные, отвратительные, отталкивающие картины жизни были изображены с таким мастерством, что Анжелика была вынуждена согласиться с автором картин, что все зависит только от взгляда человека, а мир красив и прекрасен в каждом своем проявлении.
– Если люди будут видеть в мире исключительно красоту, то прекратятся войны, насилие, терроризм и все другие пакости, – почти захлебываясь словами, говорил художник. – Человек не в состоянии поднять руку на красоту, даже если он дикарь. Но если его взгляд искажен, если он не в состоянии понять, как все вокруг прекрасно, он готов совершить все, что угодно. Для того, чтобы исправить нашу жизнь, надо научиться на нее смотреть по-другому.
– Наш русский писатель Достоевский сказал, что красота спасет мир, – заметила Анжелика.
– Я немного читал Достоевского, но никогда не слышал эти слова! – как человек, встретивший единомышленника, радостно воскликнул художник. – Вот видите, ваш парень тоже это понимал. Это еще раз доказывает, что я на правильном пути, и в моих руках, вернее, в моей кисти находится ключ к решению всех мировых проблем. Вставайте под мои знамена, и мы сокрушим мировое зло.
Анжелика и Мамонтов переглянулись и одновременно улыбнулись. Художник заметил их улыбку, но, кажется, она его не обидела.
– Понимаю, мои слова вам представляются наивными. Но знаете ли вы другой способ покончить со всякими мерзостями, которые без конца творятся вокруг. Я не слышу ваших ответов, господа.
– Такого способа я не знаю, – ответил Мамонтов.
– Я – тоже, – присоединилась к нему Анжелика.
– Вот видите, значит, я прав. И вы должны быть на моей стороне. – Он сделал шаг в направление к Анжелике. – Как только я вас увидел, что решил, что не стану вас писать. Вы и так эталон красоты, поэтому это бессмысленно. Но только что я переменил намерение, я сделаю ваш портрет. Прямо сейчас! Именно потому, что вы эталон. Все должны видеть, как прекрасен человек. Раздевайтесь, я буду вас писать обнаженной. Только в таком виде моя работа достигнет максимальной высоты восприятия. Раздевайтесь.
– Хорошо, – спокойно сказала Анжелика, – если это поможет сделать мир чуточку лучше, я согласна. Где можно раздеться?
– У меня нет специального места, я не работаю с ню, раздевайтесь, где вам нравится.
Анжелика стала расстегивать блузку.
– Мне уйти? – спросил обескураженный стремительным развитием событий Мамонтов.
– Я вас об этом не прошу, – проговорила Анжелика.
Анжелика не испытывал никакого смущения от того, что через несколько мгновений ей предстояло предстать обнаженный перед взорами двух мужчин. Это решение далось ей так легко и естественно, что она даже сама немного удивилась. Но ведь речь шла о красоте, о том, что не имеет ничего общего с вожделением, что выше любых плотоядных взглядов, которую не могут касаться и оскорблять грубые плотские желания. Да, она знает, что прекрасно, и гордится этим. Но эта гордость ничего не имеет общего с заносчивостью, просто такой ее создал Бог, создал для того, чтобы мир видел, как прекрасен может быть человек. И Клод абсолютно прав, тот, кто не способен узреть красоту этого мира, безнадежен для любого роста. Он никогда не разорвет ленточку, отделяющего его от серого убогого существования.
Анжелика освободилась от одежды и предстала обнаженной. Глаза мужчин буквально округлились от восхищения. И она знала, что им есть, чем восхищаться. Многолетние занятия спортом превратили ее тело в упругий с идеальными пропорциями снаряд, вызывающий восхищением своим совершенством.
Клод бросился к мольберту и стал наносить мазки на полотно.
– Вы действительно сама красота, вы настоящая Афродита, – бормотал при этом он.
Но Анжелику по-настоящему интересовал не художник, а Мамонтов. Не отрывая глаз, он смотрел на нее, и при этом такого окаменевшего выражения лица Анжелика у него еще не видела. Так и казалось, что он превратился в камень, все чувства, все эмоции застыли в нем, как скованная зимним льдом река.
