Адриана Триджиани - Лючия, Лючия

— Какое необычное имя. Как будто это ученый, банкир или еще какой-нибудь благородный человек.

— Если он такой благородный, почему тогда не звонит?

— Это, Лючия, вопрос на миллион долларов, — улыбается Рут.

— Леди, на вашу доску почета, — на мой рабочий стол Делмарр бросает письмо: «Мать-настоятельница передает вам от всех недавно принявших постриг монахинь католической церкви Бронкса благодарность за их одеяния. Они будут поминать вас в своих молитвах».

— Как любезно, — искренне говорю я.

— Лючия, напишешь матушке ответ, хорошо? Скажи ей, что я заказываю молитву о том, чтобы мои волосы не выпадали. Сегодня утром я увидел у себя на затылке плешь. Она маленькая, но может увеличиться, а я слишком себе нравлюсь, чтобы спокойно к этому относиться, — поглаживая себя по голове, крутится у трельяжа Делмарр. — Есть какой-нибудь специальный святой, который занимается вопросами облысения?

— Не смотри на меня. Я не разбираюсь в святых, — смеется Рут.

— Сомневаюсь, что таковой существует, но я уверена, что можно просто помолиться, если дело совсем плохо, — предлагаю я.

— Тогда впиши туда и Харви, — говорит Рут. — Они молятся за евреев?

— С чего бы это им не молиться?

— Тогда напиши им, чтобы просили Бога за Харви, потому что плешь на его макушке уже размером с почтовую марку. Но это не страшно. Я сказала ему, что буду любить его, несмотря ни на что.

— Так оно и будет, когда ты выйдешь замуж, — прислоняется к стене Делмарр. — Поэтому я предпочитаю оставаться холостым. Разве честный человек смог бы, стоя перед огромной толпой, обещать, что в болезни (фу!), в нужде (шутники!), в любых обстоятельствах никогда не нарушать свое обещание? Брачные клятвы — словно документ, удостоверяющий твое ничтожество. Как можно верить, что человек, за которого ты выходишь замуж, останется с тобой до самой смерти, каким бы идиотом ты ни был? И последнему дураку ясно, что хорошее дело браком не назовут.

— Прошу вас, давайте сменим тему, — весело говорит Рут. — Я ведь почти вышла замуж.

— Лючия, я сегодня обедаю вместе с Джоном Тальботом. Хочешь пойти со мной?

Прежде чем мне удается произнести хотя бы слово, входит Джон. На нем черный в едва различимую розовую полосочку костюм-тройка. Поверх идеальной белизны рубашки повязан цвета белого жемчуга галстук из китайского шелка. И как у него получается всегда выглядеть столь неотразимо?

— Так ты идешь? — еще раз спрашивает Делмарр.

— Не могу. У меня другие планы. — Я любезно улыбаюсь Делмарру, но на самом деле мечтаю свернуть ему шею. Не хочу я сопровождать его на деловой встрече, только не с Джоном Тальботом.

— Хорошо, без проблем, — мимоходом говорит Делмарр.

Джон замечает свое имя, написанное мелком.

— Кто-то хотел отправить мне послание? — указывая на лист бумаги, говорит он.

Мы с Рут смотрим друг на друга с тревогой. Делмарр глядит на стол.

— О, это я. Попросил Рут написать, чтобы не забыть о ланче с тобой.

Мы с Рут думаем об одном и том же: Делмарр — как первоклассный боксер, который работает в высокой стойке, никогда не пропустит даже самый молниеносный удар.

— Как поживаешь, Лючия? — улыбаясь, спрашивает Джон.

— Прекрасно. Вы знакомы с Рут Каспиан?

— Да, мы познакомились в отделе «Украшения для дома». Помните? Рад вас снова видеть.

— Спасибо, — с улыбкой говорит Рут. — Я тоже рада.

Делмарр уводит Джона. Как только они уходят, Рут облокачивается на рабочий стол:

— Он изумителен, — вздыхает она. — Зубы даже белее рубашки.

— О таких говорят: «Он выглядит, как кинозвезда», — соглашаюсь я.

— Возможно, у вас что-то и получится. Ты тоже у нас красавица. А моя тетя Берил всегда говорит, что деньги притягивают деньги, а красота — красоту. Конечно, когда она выпьет, то добавляет, что бедняки женятся на беднячках, а некрасивые мужчины выбирают некрасивых женщин. — Рут наливает себе чашечку кофе из своего термоса. — Теперь угадай, каков из себя дядя Милт, муж моей тетушки?

— Красивый?

— Нет. Бедный.

Делмарр так и не возвращается. Около четырех часов вечера секретарша из бухгалтерии передает нам записку, в которой он сообщает, что будет в понедельник утром, потому что ему срочно нужно на встречу. В этом нет ничего необычного. Вне магазина мы проводим довольно много времени, когда нас отправляют посмотреть, что нового появилось в салонах тканей, магазинах готовой одежды, галантерейных лавках. Я сгораю от нетерпения, настолько мне хочется выспросить у Делмарра все о Джоне Тальботе, и вот теперь мне придется прождать все выходные.

Я сажусь в автобус, размышляя, как проведу субботу и воскресенье. В воскресенье свадьба Рут, а завтрашний день я буду сидеть в своей комнате и наслаждаться новыми обоями. А еще у меня есть книга «Мистер Блендингс строит дом своей мечты», и мне хочется побыстрее начать ее читать. А еще к востоку от Пятьдесят восьмой улицы открылся новый обувной магазин, в который я намереваюсь заглянуть. Я выхожу из автобуса и поворачиваю с Седьмой авеню на Коммерческую улицу. Над нашим крыльцом горит фонарь, свет которого почему-то действует на меня успокаивающе.

— Мама, я дома, — кричу я из прихожей. Мама спускается вниз по лестнице.

— У тебя гости, — говорит она, встречая меня у двери.

— Да? — я пытаюсь выглянуть из-за мамы. — Кто?

— Делмарр и его приятель — Джон. Мы встречались с ним на новогоднем вечере.

Мама разворачивается и идет на кухню. Мое сердце начинает бешено колотиться. Жаль, что я не накрасила губы перед уходом с работы, но разве я могла знать, что здесь кто-то будет меня ждать. Не снимая пальто, я бросаю на себя взгляд в зеркало, висящее рядом с дверью, и иду в гостиную.

— Какой приятный сюрприз, — говорю я Делмарру, пока мужчины встают, чтобы поприветствовать меня. — Полагаю, это был самый долгий ланч в вашей жизни, и именно он привел вас в мой дом?

— Я заглянул в лавку твоего папы, чтобы купить немного хороших оливок, а он пригласил нас к ужину, — объясняет Делмарр. — Иди сними пальто. Твоя мама уговорила меня сделать целую кучу манхэттенских «Тартюфо», и теперь они замораживаются в холодильнике.

— Здорово, — бормочу я.

— Папа и мальчики уже едут, — громко добавляет из кухни мама.

Вернувшись в прихожую, я снимаю пальто и вешаю его рядом с плащом Джона. От плаща идет тот же аромат, который я помню с новогоднего вечера. Я слышу, что мужчины увлечены беседой, и поэтому улучаю момент, чтобы рассмотреть плащ. Прекрасная работа: отличная черная подкладка, с изнаночной стороны воротник подшит кожей, замшевые манжеты. Шлица для прочности подбита шелковой тесьмой, старинный прием, благодаря которому плащ не морщит под коленями. Над одежной вешалкой на полке лежит шляпа Джона. От Борсалино; эти шляпы делают на заказ, и они всегда идеально сидят на владельцах. Перчатки с отворотами, которые он положил рядом со своей шляпой, сделаны из лайковой кожи. Джон Тальбот — особенный, и мне это нравится. Я смотрю на свою простую шерстяную юбку. Хорошо было бы надеть что-нибудь нарядное. Но мне совсем не хочется, чтобы этот человек подумал, что я пытаюсь произвести на него впечатление.