Виктория Клейтон - Дом подруги
— Чарльз похож на героев тех любовных романов, которыми мы зачитывались с Джиной… помнишь? Какой-нибудь мрачный граф с суровым лицом, который расхаживает по залу замка с плетью под мышкой, грубый, властный и нелюдимый, но при этом у него непременно доброе сердце и он способен на такую нежность, о которой ты и мечтать не смеешь. Послушай, Дэйзи, а ты уверена, что рассказала мне все? Неужели он не пытался, приподняв тебе подбородок, впиться в твои губы пламенным поцелуем?
Мы захохотали.
— Представь себе, не пытался. Впрочем, возможно, его смутил мой курносый нос… или не понравился мой булькающий смех.
Мы хохотали, пока от изнеможения не повалились друг на друга, и вовсе не потому, что это было так уж смешно. Просто нам было хорошо вместе.
— Чему смеемся? — поинтересовался Роберт, заглянув на кухню вместе с Элинор. — Кстати, телефон наконец заработал. Мне только что позвонил Харрисон. Попросил приехать в школу — прямо сейчас. Сказал, нужно встретиться с кем-то из попечительского совета, поговорить о Джеральде.
— О, дорогой, но… как же обед? И говядина? Тогда нам придется обедать втроем, ведь Вильям тоже уехал — к Бевикам.
— Знаю. Мне очень жаль, Мин, но придется поехать. Нужно непременно отстоять Джеральда. Кто-то сообщил об этом в попечительский совет, а им там наплевать, вранье это или правда. Я должен убедить их, что Джеральд невинен, как новорожденный младенец.
— Мне этот твой Джеральд не слишком-то нравится. От души надеюсь только, что вся эта неприглядная история не повредит лично тебе.
— Он и в самом деле очень образованный и интеллигентный человек. И к тому же добрый. Словом, как раз такой, как тебе нравятся. Думаю, моя дорогая, в тебе говорит предубеждение.
— Что ж, возможно, — промычала Мин, вытащив из духовки кастрюлю. — Конечно, в наши дни как-то принято быть терпимым и все такое, но не думаю, что трахать кого-то в задницу так уж здорово. Все это как-то неестественно, знаешь ли…
— Мин! Побойся Бога!
Элинор, которая сидела так тихо, что все напрочь о ней забыли, с интересом уставилась в нашу сторону.
— Ах, прости. Совсем забыла о том, что тут Элли. Да, наверное, я действительно несколько необъективна, но… Ах!
Она взвизгнула от боли — крышка слегка сдвинулась, и кипяток из кастрюли, где варилась брюссельская капуста, плеснул ей на руку.
— Господи боже мой! — ахнул Роберт.
Мы бросились к ней.
— Включите кто-нибудь воду! — крикнула я, схватив ее за запястье. — И забудь ты об этой кастрюле.
Я подставила ее руку под струйку холодной воды. Мин застонала от боли.
Элинор принялась всхлипывать. Роберт одной рукой обнял дочь за плечи.
— Сейчас налью в миску холодной воды, опусти в нее руку и сиди спокойно, — сказала я, отметив, что вид у нее — краше в гроб кладут.
После того как мы усадили Мин на стул, краска понемногу вернулась на ее щеки, но рука болела так сильно, что ее невозможно было вынуть из воды.
— Надо бы ее забинтовать, — задумчиво сказала я, разглядывая ее обваренные пальцы, над которыми уже вздулся волдырь. — В ожоги часто попадает инфекция. У тебя есть бинты?
— Только эластичные, в аптечке, — скривилась Мин. — Ах да, и захвати еще аспирин.
— Тогда выпей сразу две таблетки, — велел Роберт и принялся рыться в шкафу.
— Надо бы ей, наверное, съездить в больницу, в Грейт-Своссер, — пробормотал он.
— Но как? Ты ведь должен ехать в школу, а сама я машину не доведу. Так что не говори ерунду.
— Ладно, тогда давай я сначала завезу тебя туда, потом поеду в школу, а на обратном пути заберу тебя из больницы. Или, может, возьмешь такси?
— Может, тогда лучше я отвезу Мин в больницу? А вы отправляйтесь в школу, — предложила я Роберту.
В ответ раздались бурные возражения и крики протеста. Но в конце концов мне все-таки удалось их переубедить.
До этого дня мне еще не доводилось водить «лендровер», но я очень скоро привыкла к нему и почувствовала себя уверенно. Из-за более просторного салона и не такого чувствительного рулевого управления моментально возникло на редкость приятное чувство собственной неуязвимости. Очень скоро я, небрежно насвистывая, рулила так, словно ехала на танке, до отказа утопив педаль газа в пол и не обращая ни малейшего внимания на сугробы. В зеркальце заднего вида я не смотрела вообще. Мин сидела молча, но по тому, как она закусила губу, было ясно, что боль дикая. В глазах ее стояли слезы, лицо как-то разом осунулось, даже нос заострился. Я заметила на заднем сиденье пакет. Мы остановились и набили его снегом, и Мин сунула в него руку. Только после этого ей стало немного полегче. Она порозовела и даже стала шутить.
В больницу мы так и явились с этим пакетом, полным снега. Минут пять он продержался, но потом из него потекла вода. К счастью, к тому времени подоспела сестра. Перебинтовав Мин руку, она заставила ее принять какое-то сильное обезболивающее. Пока она занималась Мин, мы с Элинор ждали в коридоре, где для таких, как мы, стояли стулья и журнальный столик, заваленный стопками старых, растерзанных журналов.
— Послушай, а вон там, кажется, комикс. Дать тебе посмотреть?
Элинор с похоронным видом покачала головой.
— С твоей мамой все будет в порядке, ты же знаешь. А к утру вообще все пройдет.
— А они не… им не… не придет в голову отрезать ей руку?
— Господи помилуй, с чего ты взяла?! Конечно нет! Что за дурацкая мысль!
— Просто я видела фильм по телику — о человеке, который вернулся домой с войны без обеих рук. Так вот он не мог… не мог даже сам раздеться!
Элинор разразилась плачем. У меня защемило сердце. Я обняла ее и крепко прижала к себе. Мне стало немного легче, когда я почувствовала, как она, уткнувшись мне в живот, захлюпала носом, как всякий нормальный ребенок.
— Да, я понимаю. Есть вещи настолько ужасные, что с этим трудно смириться. Но со временем к этому привыкаешь… и как-то живешь дальше, вот и все. Конечно, такие вещи не становятся менее грустными, просто ты страдаешь от этого уже не так, как раньше.
— Правда? — Элинор уставилась на меня. Линзы ее очков были залиты слезами, так что я почти не видела ее глаз. — А этот человек… он тоже потом привыкнет? И не будет так мучиться, да?
— Думаю, со временем, конечно. Когда такое случается, многие люди уходят в себя… а потом находят в душе то, что помогает им справиться. Назови это как угодно — мужество, сила воли, чувство юмора, наконец… да что угодно.
— И вы думаете, я тоже справлюсь? Но как?
— Но ведь с тобой, слава богу, пока что не случилось ничего ужасного, — пробормотала я, тронутая ее искренностью до глубины души.
