Не держи меня - Марика Крамор
Она пытается удержать меня от ошибки. Слабо. Поздно. Но пытается.
— Я услышала, мам. Жаль, что ты не всегда можешь быть со мной так честна.
Она выдерживает мой взгляд, молча надевает сумку на плечо.
Этот момент пропитан нежностью и ощущением незримой горькой утраты. Нам не удалось стать на шаг ближе. Она не хочет высказаться. Но я все равно ее люблю, потому что, как тоненькой невидимой паутинкой, мама опутывает меня мощной поддержкой. Почти кричит, чтобы я не слушала Аяза. А у меня на это свой взгляд. И мама не позволяет себе вмешаться дальше.
Она кивает мне на прощание и, шурша элегантной шляпкой в руках, выходит из квартиры, заставляя меня на мгновение почувствовать холодное серое неприятное одиночество.
— Теперь мы можем поговорить? — раздается совсем рядом голос жениха. Стальной. Неприятный. Почему Аяз стал так часто нарушать мои границы? Я ведь не прошу многого. Дать мне время. Дать мне возможность. Неужели показное расстояние — это для него так сложно?
Мне не хватило какой-то минуты морально собраться. Что мешало ему дождаться меня в комнате, а не провокационно вклиниться в мои мысли?
Как-то вдруг тяжело становится на душе. Мама не одобряет мой выбор, но почему же она раньше не сказала? Я всегда считала, что ей все равно. Безграничная гнетущая тоска в душе никак не желает улечься. И как-то все вместе… не желает улечься внутри. И не находит выхода на свободу. И продолжает тянуть меня вниз.
Мы проходим на кухню.
Звонит мой телефон, Аяз услужливо подает его. Правда в лице его что-то меняется, едва потемневший взгляд гостя касается экрана. Холодный металл начинает жечь мою ладонь.
Как только я скольжу непонимающим взором по стеклу, тут же понимаю причину.
Роберт.
— Общаетесь? — с громким упреком обрушивается Аяз.
— Как видишь.
— Это неприятно, — признается он разгромлено. — Ответь ему.
— Зачем?
— Просто ответь.
Хочет услышать разговор? Я ведь не намерена прямо сейчас…
Аяз неуважительно вырывает у меня из рук телефон и принимает вызов сам, прикладывает смартфон к моему левому уху.
Мне в этот момент хочется его ударить.
Я ведь ни разу не делала так! Не ставила его в такое вопиющее положение! Почему именно я вынуждена подчиняться?! Выслушать его. Поверить. Принять. Дождаться. Понять. Почему он меня не хочет понять?!
— Алло-оо! Гелена! Меня слышно?
— Да, привет, — едва шевелю губами под пронзительным взглядом. Аяз стоит вплотную, различая каждое слово: и мое, и Роберта.
— Здравствуй, — тепло отзывается собеседник. — Спасибо, что ответила. Я хотел спросить…
— Роберт, мне сейчас не очень удобно говорить, — обрываю мужчину на полуслове. Это лучшее, что я могу сейчас сделать.
Тягостное молчание кислотой разъедает нервы. Меня всю трясет от возмущения. Надеюсь, Роберт не предложит встретиться.
— Принял, — отвечает Роберт без единой претензии и недовольства в голосе. Совершенно спокойно и дружелюбно сообщает, что перезвонит мне чуть позже. — Или когда ты освободишься, будет здорово, если сама наберешь.
— Хорошо, — слетает с моих губ неосознанно. Собеседник, коротко попрощавшись, больше не тратит мое время: отключается. И именно сейчас я твердо уверена: да. Я ему перезвоню сама. Сегодня же.
В противовес собранной благородной сдержанности Роберта в мое личное пространство вновь врывается неуместное негодование Аяза:
— Может ты мне наконец объяснишь, что вообще происходит?
— Сразу после тебя, Аяз, — парирую я, не задумываясь.
— Я хочу знать. У вас с ним что-то есть?
В глазах его лед. Но мне все равно.
— А я тоже хочу знать, что у вас с Диларой, но ты упорно молчишь.
— Много чего у нас с ней за плечами, — морщится Аяз. — И хорошего, и не очень.
— «Не очень» выходит больше. Ты решил ноющий порез лейкопластырем заклеить?
Смотрю в его лицо, но прочесть что-то очень сложно. Аяз как закрытая книга.
— Нет. Я по-другому жить хотел. Как все. Когда дома ждут и любят. И дорожат. И потерять боятся.
— Хотел бы — жил. А у тебя все наполовину: чувства, обещания, желания.
— Так научи меня, — просит он с мольбой в голосе. Приближается на шаг. И еще один. Перехватывает мой подбородок. — Научи по-другому. Не бросай меня сейчас, когда я больше всего уязвим.
Прикосновение к моей руке выходит очень трепетным. Аяз мягко сжимает мою ладонь.
Эта его странная слабость колеблет мою уверенность. Я понимаю, что нельзя так остро реагировать, но у него такой вид… как у побитого щенка, который вновь пытается встать с перебитыми лапами.
— Нам с тобой нужно просто немного времени, — пытается он достучаться до меня.
— Немного времени нам не поможет, Аяз. Ты любишь другую женщину.
Выходит как-то спокойно. Без эмоций и дрожи в голосе. Ни обвинения, ни волнения. Пусто. Я не смогу принять и гадать, а не вспыхнуло ли у них вновь. Он уже ничего не сумеет исправить.
— Я ее любил раньше. Мы с ней познакомились и при не самых приятных вводных стали общаться. Да, я готов был ее забрать в любой момент, Дилара говорила, что ей плохо с мужем, но вмешиваться не позволяла. Это все очень затягивает. Звонки в определенное время, встречи украдкой, с осторожностью. Мы балансировали на грани. Я в определенный момент понял, что тону в этом. И выбраться не получается: ни выйти на берег, ни вздохнуть. Просто ухожу под воду.
— Про ребенка когда именно ты узнал?
— Знал с самого начала. Я понимаю, что сложно меня оправдать, — он усаживает меня на диван, а сам встает передо мной на колени, доверчиво заглядывает в глаза. — Пока ребенок был маленький, я часто находился рядом. Мы гуляли с коляской. Муж Дилары постоянно был в отъездах, я даже иногда забирал их домой.
Вот здесь я уже готова обронить челюсть. Он серьезно?!
— Но когда сын подрос, она попросила меня меньше контактировать с ребенком. Потому что Клим мог… сама понимаешь. Рассказать о нас нечаянно. Выдать.
Мне жаль Аяза. Теперь он кажется мне удивительно слабым человеком, который идёт на поводу. Как тот самый ослик, что бежит за висящей перед его мордой
