Лето наших надежд (СИ) - Настя Орлова
Я вздыхаю. Встаю со стула и, сделав пару шагов, опускаюсь на край больничной кровати. Лера стискивает пальцами ножку букета так, что у нее белеют костяшки. Я инстинктивно протягиваю руку и касаюсь кончиками пальцев ее ладони. Сначала пробегаюсь по выпирающим косточкам, потом просто накрываю сверху.
— Не очень представляю, что нужно говорить в такой ситуации, — нервно усмехаюсь я. Мой собственный голос приглушённый и сиплый. Приходится прочистить горло прежде, чем продолжать. — Ты мне нравишься будет уместно?
— А это действительно так? — с подозрением уточняет она.
— А ты сомневаешься?
— Не знаю, — она ранимо приподнимает плечами. — За все это время ты наговорил мне столько гадостей, что мне сложно понять твои мотивы. И даже вчера…
— За вчера мне хочется извиниться отдельно, — у меня хватает совести поморщиться. — Я повел себя недостойно. В свое оправдание могу лишь сказать, что когда я увидел тебя с Матвеем, перед глазами словно помахали красной тряпкой. Это было… Непривычное для меня ощущение.
— То есть, ты ревновал? — предполагает она, и уголки ее губ слегка приподнимаются в улыбке.
— То есть, я бы не хотел, чтобы тебя кто-то трогал, — парирую я. — Я бы предпочел, чтобы за объятиями и утешением ты приходила ко мне.
Вместо ответа она приподнимает брови.
Одним ловким движением я выхватываю букет из ее ослабевших пальцев и небрежно кладу его на тумбочку, а сам беру ее ладони в свои руки. Ее кожа прохладная, но очень мягкая и гладкая — вызывает желание прикасаться подольше, что я и делаю.
— В твоей жизни происходит что-то? — спрашиваю я. — Что-то неприятное?
Она тяжело вздыхает, но все же кивает.
— Ты можешь поговорить со мной.
Она отрицательно качает головой, выразительные глаза наполняются слезами.
— Я бы не хотела говорить об этом сейчас. Позже.
— Хорошо, — соглашаюсь я, продолжая поглаживать ее ладонь большим пальцем.
— То, что ты сказала мне о Вадике…
Она испуганно вскидывает глаза, резко подается навстречу всем телом, а указательный палец ее свободной руки прижимается к моим губам, заставляя умолкнуть.
— Нет, — просит она. — Не сейчас. Не хочу вспоминать все это.
Ощущение ее прохладной кожи, прижатой к губам, посылает разряды тока по моему телу. Я слегка приоткрываю губы и кончиком языка прикасаюсь к кончику ее пальца.
Лера вздрагивает. Ее глаза, кажется, становятся еще больше, а кожа на щеках становится пунцовой — все это вызывает во мне ощущение колоссального удовлетворения и желания. Я придвигаюсь к ней ближе, обхватываю ее талию и, приподняв, подталкиваю к себе. Слегка замешкавшись, Лера не успевает ничего понять, как я усаживаю ее к себе на колени.
Из ее губ вырывается звук, средний между стоном, отчаянием и удивлением.
— Что ты делаешь? — бормочет она, тяжело дыша.
— То, что хотел сделать уже довольно продолжительное время, — откровенно говорю я, и в следующий миг мой рот накрывает ее губы.
Она замирает подо мной, но лишь для того, чтобы перевести дыхание. А в следующую секунду я ощущаю, как ее язык толкается мне в рот, а зубы захватывают нижнюю губу. Стоит мне понять, что она отвечает мне, действительно отвечает, как по телу разливается разрушительный огонь. Я кладу ладонь ей на затылок, углубляя поцелуй. Терзаю губы. Посасываю язык. Глажу небо.
На вкус Александрова — как мята, мед и цитрусовые. Сладкая. Возбуждающая. Нежная. И такая желанная, что стоит мне прикрыть веки, как под ними вспыхивают фейерверки возбуждения. Они отдаются в груди, в затылке, спускаются к паху, заставляют поджиматься пальцы на ногах в ожидании еще большего удовольствия.
— Кирилл…
Лера судорожно втягивает в себя воздух, пока ее пальцы впиваются в мои плечи, словно боится, что если отпустит их — то рассыплется на части.
Не знаю, сколько длится поцелуй. Знаю лишь, что когда, наконец, отстраняюсь от нее, ее губы выглядят опухшими и покрасневшими, глаза бешено блестят, а грудь под тонкой тканью хлопковой футболки тяжело вздымается, выдавая возбуждение.
— И что теперь? — шепчет она, осторожно проводя кончиком языка по припухшим губам.
— Теперь ты ляжешь отдохнуть, потому что у тебя была чертовски тяжелая ночь, а завтра мы с тобой обо всем поговорим, — вторя движениям ее языка, я провожу подушечкой большого пальца по ее нижней губе, надавливая в центре.
Она недовольно морщит нос. В глазах вспыхивает и дрожит огонек страсти и разочарования.
— Я совсем не устала.
— Тем лучше. Сохранишь больше сил на завтра, — говорю многозначительно и, обхватив ее за ягодицы, возвращаю обратно на постель.
С обреченным вздохом Лера откидывается на подушку. Я наклоняюсь над ней, помогая устроиться поудобнее. Но не могу сдержаться — протягиваю руку и дотрагиваюсь до ее чудесных волос, мягких и блестящих, струящихся сквозь пальцы.
Девушка вздыхает. Ее ресницы подрагивают, скрывая от меня ее глаза.
— Ты меня очень напугала сегодня, Лера, — говорю я тихо. — Не знаю, что бы я делал, если бы не нашел тебя.
Ее глаза распахиваются, и она встречает мой взгляд.
— Мне жаль.
Мягко улыбнувшись, я касаюсь губами ее лба и шепчу:
— Спи спокойно, принцесса.
27
Сегодняшняя ночь — первая за долгое время, когда я нормально сплю и, проснувшись на рассвете, не чувствую себя разбитым и утомленным. Не иначе это все чудодейственная сила улыбок и поцелуев Александровой, которыми она так щедро делилась со мной накануне.
На часах шесть утра, я бодр и спокоен, а это верные предпосылки для отличной пробежки. Быстро собравшись, выхожу на крыльцо, полной грудью вдыхая свежий воздух. Но, сделав лишь пару шагов по маршруту, замечаю на своем пути знакомую фигуру в объемной серой толстовке и черном трико. Сердце проваливается в бездну — типичная реакция моего организма на Леру, к которой я начинаю привыкать. И отчего-то по спине прокатывается холодная волна паники.
— Ты чего здесь делаешь в такую рань? Кто тебя отпустил? — рычу я, в два шага сокращая расстояние между нами.
Несмотря на то, что видеть ее мне приятно, я понимаю, что пустынная улица в такую рань — это последнее место, где она должна сейчас находиться.
— Никто не отпускал, — Лера смело встречает мой свирепый взгляд и лукаво улыбается. — Я сбежала. Устала лежать в одиночестве.
Я обхватываю ее предплечья, намереваясь встряхнуть, но стоит мне коснуться ее, как мое возмущение улетучивается — на смену ему приходит странное тепло и желание оберегать.
— Лер, ну что ты несерьезная такая? — уже мягче говорю я. — Врач сказал — нужно отдохнуть.
— Я и отдыхала. Вечера весь день и ночь. Больше не могу, — она разводит руками. —
