Бастиано Романо - Паркер С. Хантингтон
— Хочешь узнать секрет?
Она икнула, ее глаза стали широкими, круглыми и чертовски грустными.
— Да.
— Ты самая крутая девочка из всех, кого я знаю.
— Нет, не самая.
— Ты такая. Например… — Я повернулась к Бастиану, который смотрел на меня с таким напряженным взглядом, что мне пришлось отвести глаза. — Твой брат — большой упрямый злыдень…
— Я знаю. — Она наконец-то одарила меня крошечной улыбкой. — Он самый большой подлец, но я люблю его.
— Ну, ты заставила своего большого и злобного брата сделать татуировку единорога на лице. Я думаю, это делает тебя самой крутой девочкой на свете, и если бы я могла проводить с тобой каждый день, я бы так и сделала.
Она икнула в последний раз.
— Ты это серьезно?
— Да.
Ее плечи распрямились.
— А как насчет космоса?
— Да.
Она подняла голову и расширила глаза.
— А под водой?
— Конечно.
— В кинотеатре?
Я склонила голову набок и призналась:
— Никогда не была там.
— Ты никогда не была в кинотеатре?! — Ее небольшой вздох перешел в икоту, и мои губы скривились от этого звука.
— Нет, но я бы с удовольствием сходила как-нибудь. С кем-то особенным и таким классным, как ты. — Я толкнула ее плечом, и ее улыбка овладела каждым дюймом комнаты.
Бастиан принял это как сигнал, чтобы пройти к нам. Наши глаза встретились, когда он занял место по другую сторону от Тесси, его тело прижалось к моей руке, когда он взял Тесси за руку и переплел свои большие пальцы с ее маленькими.
Его глаза говорили слова, которые он никогда не произнес бы вслух.
Спасибо.
Временное перемирие.
Более разрушительное, чем любая наша ссора.
ГЛАВА 13
Из двух обязанностей мы должны выбрать большую,
хотя из двух грехов мы не должны выбирать ни один.
Ричард Бакстер
БАСТИАНО РОМАНО
В мафиозном сообществе было не так много людей. Я жил в большом городе, но мой мир был маленьким. И хотя я не понимал, что такое норма, этот маленький мир я понимал как свои пять пальцев.
Моя мама никогда не причиняла никому физического вреда. По крайней мере, не своими руками. Но в лучшем случае она была отсутствующей матерью, а в худшем — неверной женой. Она закрывала глаза на бесчисленное количество случаев, когда ее семья причиняла вред, ранила и убивала людей, независимо от того, были они виновны или нет, и даже поощряла — хотя и не приказывала — смерть или две. Возможно, она никогда не делала ничего по-настоящему плохого своими руками, но все эти мелочи делали ее плохим человеком.
Джио, напротив, был более активен в своих проступках. Его не смущало убийство, и в прошлом он совершал его без угрызений совести. Он был активным капо Романо, который превратил убийство в факультативное занятие, чтобы защитить семью и трахнуть каждую приличную девушку в городе. Никакая моя любовь к нему или пожертвования на благотворительность, чтобы облегчить его вину, не изменили того факта, что он был. Не. Хорошим. Человеком.
Тесси, однако, была солнцем нашей жизни. Вечно счастливая и излучающая чистоту, она никогда не питала ни к кому злых мыслей, да, пожалуй, и не была на них способна. Когда она сталкивалась с трудностями, ее решения всегда предполагали единство, совместную работу и ту радужную, полную единорогов чушь, которую мог придумать только человек с истинно нравственными намерениями. Конечно, она была молода, и люди менялись, но доброта — настоящая доброта, как у нее, — не была чем-то, что может исчезнуть в ближайшее время. Если вообще когда-нибудь.
Эверетт, несмотря на то, что его воспитывала женщина, эквивалентная заднице дикой обезьяны, был точно таким же. Чистым. Добрым. Неспособным на ужасы.
Дело в том, что в моем мире люди обычно были черно-белыми. Хорошие люди были хорошими, а плохие — плохими, но мало кто заглядывал в серую зону между ними. Я был одним из таких людей. И Ариана Де Лука.
Я был засранцем, а она — бойцом. Я был из тех, кто продолжает дрочить, когда его прерывают, а она — из тех, кто смотрит на это и наслаждается. Я раз за разом оставлял неоспоримыми проступки своей семьи, в то время как у нее было тайное прошлое, которое она скрывала, и я знал — черт возьми, знал — оно было не очень хорошим. Она знала то, что ей не следовало знать, и я не боялся шпионить за своими сотрудниками или кем-то еще.
Но в своем крестовом походе "карты в руки", "не держи дерьма" и "не отвечай никому" она умудрялась быть доброй. К сотрудникам. К клиентам. И, самое главное, к моей сестре. Я не был таким добрым, как она, но у меня были свои жесткие рамки. Убийство было одним из них. Относиться к Тесси и женщинам, которых я любил, не иначе как так, как они заслуживали.
Мне нравилось думать, что, пока я не совершаю ничего по-настоящему плохого, я могу существовать в этой мутной серой зоне до конца жизни и чувствовать себя чертовски довольным. Если маятник качнется слишком далеко в одну сторону, я просто качну его в другую.
Именно так и поступила Ариана Де Лука.
В первый день своего обучения она подала мне на обед блюдо, которое клиент отправил обратно на кухню. В уголке миядзаки вагю не хватало кусочка, который она пыталась скрыть кусочком брокколини.
Я настоял на том, чтобы она вернула его на кухню, и в присутствии кулинарного критика Zagat она скрестила руки на груди и стала порицать мои промахи перед бездомным населением Нью-Йорка, как будто решение проблемы голода во всем мире зависит от того, как не потратить впустую шестикилограммовый стейк за триста пятьдесят долларов.
На второй день она взяла мое кресло Eames стоимостью пять тысяч долларов в комнату отдыха, чтобы подремать на нем, а когда я потребовал от Арианы вернуть его, она превратила его в кресло-единорога для Тесси, чтобы та делала на нем уроки, в комплекте с мороженым, превращенным в рог единорога, и импровизированным хвостом из вареной лапши для спагетти.
— Но ты не можешь забрать у нас Юни, Бастиан! — крикнула Тесси, когда я случайно наступил на нелепую лапшу из спагетти, свисавшую со спинки стула.
Нас, сказала она, как будто они с Арианой были единым фронтом.
Задавив хвост Юни, я, конечно же, стал плохим парнем.
Ариана: 2. Бастиан: 0.
На третий день Ариана забрала один из моих
