Сломанная кукла (СИ) - Рам Янка Янка-Ra
- Божена, можно я задам вопрос?
- Ладно.
- Он подвергал тебя сексуальному насилию?
Это раздражает! Но я решаю ответить. Может быть, это как-то поможет ей описать его для меня детальнее.
- Только в качестве своих игр.
- Ммм... что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, что секс сам по себе его не увлекал. Но его увлекала моя паника. И пока паники было достаточно без прикосновений, он не прикасался.
- Расскажи об этом.
- Когда он меня похитил, то правила его игры были такие - если я буду безупречна как балерина, то он вернёт меня домой. Я была безупречна. Я репетировала по десять часов , готовясь к его приездам. Но в какой-то момент, спустя месяцы, я поняла, что не вернёт. И устроила истерику, отказалась танцевать. Тогда правила игры изменились, и он сказал, что не тронет меня как женщину, пока я буду безупречна. И я снова была. Долго. Но в какой-то момент случился нервный срыв, и я набросилась на него. Тогда... И правила игры изменились снова! - срывается мой голос. - Правила ужесточались каждый раз, чтобы у меня был достаточный уровень ужаса перед ним, и я репетировала, как чокнутая и выдывала ему личный "Большой балет". И он всегда чувствовал, если я пытаюсь играть этот ужас, чтобы он не затягивал удавку. И тогда... наказывал.
- Что ты чувствуешь, когда рассказываешь об этом?
- Да какая к черту разница?! - шепчу я. - Раздражение я чувствую! Раздражение, что мне не помогают! Что переводят тему! Что... Расскажите мне про него что-то такое, чего я сама не знаю! - требую я. - Нам предстоит встреча. Я хочу быть сильнее него.
- Не нужно волноваться, Божена. Мы все на твоей стороне. И хотим помочь.
Она что-то пишет себе в блокнот.
- У тебя есть проблемы со сном, я прописала тебе несколько препаратов... - отрывает листок.
- Сеанс закончен, - встаю я.
Мне не нужен психолог. Мне нужна Диляра Зольникова! Она понимает... А это все потеря времени. А у меня ещё репетиция.
Хлопаю дверью.
С нами безвыездно живёт три человека прислуги. Они как серые тени, стараются не попадаться на глаза. У них форма цвета наших стен. Этот цвет называется "пудровая орхидея".
И сейчас, вылетая, я натыкаюсь на женщину, выбивая у неё из рук поднос.
Все с грохотом летит на ковер.
- Простите... - присаживается она, чтобы собрать.
- Это вы - простите, - помогаю ей.
- Ну что вы? Я сама все уберу.
За этим нас застаёт мама.
- Божена? - растерянно.
Поднимаюсь.
За плечи мама отводит меня подальше.
- Папа приехал. Поужинаешь с нами?
Отец не жил с нами постоянно с тех пор, как только его карьера пошла вверх. Обычно приезжал несколько раз в месяц, иногда на день, иногда на два. Мама говорила, что с его работой иначе никак.
Киваю.
За обеденным столом - отец, мама, я и мой брат Филипп. Ему шестнадцать. Мы сидим с ним напротив друг друга.
Я - по привычке - с идеально ровной спиной и правильно по этикету поставленными ногами. Он - вальяжно развалившись на стуле.
Филипп приторно красивый мальчик. Еще не потерявший юношескую очаровательность и тонкость. У него такой же цвет волос, как у меня и такие же голубые глаза.
Непроницаемый, чуть раздраженный взгляд.
Мы не общаемся. Даже не здороваемся.
Но глядя ему в глаза, я словно смотрюсь в зеркало.
Нам подают блюда. Как и всегда было раньше - каждому своё.
У меня - авокадо, вяленые томаты, грудка и нарисованный бальзамическим соусом цветок с листочками из настоящей петрушки.
А у Филиппа - паста со сливочным соусом и лососем. Я чувствую запах. Сглатывая слюну, жадно смотрю на неё.
Отец, хмурясь, читает что-то с планшета.
- Филипп, сядь нормально, - тихо просит мама.
Он чуть шевелится, но позу не меняет.
Отодвигает пренебрежительно пасту.
- Не хочу это...
- А что ты хочешь? - сдержанно и не отрывая взгляд от экрана спрашивает отец.
Неожиданно его срывает, он лупит ладонями по столу. И орет с надрывом
- Верните мне телефон!! Я хочу свой ебанный телефон! Ясно вам?!
И эта эмоция взрывает меня.
Дернув за край скатерти, я запускаю волну и тарелки летят в его сторону. Чашка с пастой падает как юла на бок, и часть пасты шлепается ему на брюки.
В шоке он подскакивает.
В столовой звенящая тишина.
- Пошел отсюда в свою комнату! - шепчу ему яростно.
Пиная стул уходит. Встаю, дотягиваюсь через стол до его тарелки, забираю ее. Ем остатки пасты, глядя в глаза отцу.
Это очень вкусно!
Мама начинает тихо плакать. Отец на несколько секунд закрывает глаза. Вдох...
- Подайте Божене пасту.
Отрицательно качаю головой, доедая последний кусочек.
- Спасибо, не нужно. Я наелась.
Выхожу из столовой. Ложусь спиной на стену у входа.
- Это всё твоя вина! Твоя... - плача шипит на него мама. - Почему мы должны терпеть этого мальчишку?! Он не нравится Божене!
- Они будут общаться.
- О чем им общаться? Они из разных миров! Наша девочка и этот…
- Помолчи, - сурово.
- Ты еще передай ей ту записку! Давай пустим в ее круг все отбросы общества! Я читала про него твои бумаги. Он псих! “Параноидальный психоз”! Он убийца, чудовище! Хватит нашей девочке чудовищ.
- Я запрещаю тебе заходить в кабинет. Ужин закончен. Уберите все здесь...
Во всем произошедшем, нашем неприличном сходстве с Филиппом и их интонациях, мой радар неожиданно вдруг улавливает то, что Филипп мне не двоюродный. Что он здесь не добровольно. Что отца, он, возможно, и не знал раньше. И его здесь заперли как и меня, ради безопасности.
И записка. Записку мог передать только Гордей. Мой “псих”.
Я не обижаюсь на маму. Она сумасшедшая тоже. Уверена если поискать, и для неё найдется диагноз.
Ухожу на второй этаж в поисках комнаты Филиппа. За его дверью играет музыка. Тяжёлая и громкая.
Повернув ручку, открываю ее.
Подрываясь, что-то прячет под подушку и с пульта выключает звук.
Он в трусах и толстовке.
Дёргает бровями - типа, "чего надо?". Но уже не агрессивно, скорее растерянно.
Смотрю на его ноги. Специфическое, знакомое мне по балету строение. Правильные икры и хорошо развитые мышцы. Он мог бы тоже заниматься балетом.
Закрываю за собой дверь.
Прохожу, сажусь возле него на кровать. Он оседает рядом.
Сидим, молча смотрим в занавешенное окно.
- Извини, - ведёт он пятерней по волосам. - Сорвало башню...
- Ничего. Давай его сюда, - протягиваю раскрытую ладонь.
Вздохнув, вытаскивает из под подушки телефон. Шлёпает мне на ладонь.
- Я никуда не звонил. Только с девушкой своей переписывался. Можешь посмотреть. Это телефон моего друга. Я должен буду вернуть его через несколько дней. Я знаю, что это все ради твоей безопасности... - недовольно. - Я её не нарушал.
- И ради твоей, - скашиваю на него взгляд. - Тот человек, от которого нас защищают... Ты ему интересен не меньше, чем я. Ему плевать - мальчик, девочка... И поверь мне, тебе надо сделать все, чтобы к нему не попасть.
- Я-то ему зачем? Я вообще тут никто!
Тяну его за рукав. Подвожу нас к зеркалу. Мы оба примерно одинаково подстрижены, у нас одинаковая форма черепа и носа. Он повыше всего на пару сантиметров, мы практически одной комплекции. Но у него шире плечи. Единственное,что нас отличает - губы.
- Пиздец... - через зеркало смотрит мне в глаза, тяжело сглатывая.
- Я телефон у себя оставлю. Не говори никому.
Ухожу к себе.
Через некоторое время он сам приходит ко мне.
Тоже молча садится рядом.
Пялимся в стенку.
- Я посижу?
- Посиди...
Через некоторое время он оживает.
- Я видел на записи твои репетиции, выступления. Мать твоя включает иногда. Думал, ты какая-то кукла.
- Я и была кукла.
- А когда ты вернулась, думал ты теперь чокнутая...
- Всё правильно.
- Ты приходи. В приставку пошпилим.
