Опасность сближает (СИ) - Лазарева Катерина
— Кстати, да, завалишь, — небрежно соглашается, но даже от такого простого признания моих способностей чуть ли не кроет.
Оказывается, похвала от Крючковой — это офигеть какой допинг. Окрыляет, даёт кучу сил, чуть ли не на подвиги толкает.
Требуется небольшая пауза, за которую я собираю мозги, чтобы не потерять нить разговора. Хотя не похоже, что Вику всё ещё надо успокаивать. Заметно приободряется: то ли от моих слов, то ли сама там основательнее обдумывает.
Но я всё равно цепляюсь за её слова о мести после выхода из тюряги. И не столько ради того, чтобы здраво об этом рассуждать… Больше как за повод хоть как-то обозначить свои намерения:
— А по поводу мести через пятнадцать лет… — лёгкая пауза, во время которой я заглядываю Вике в глаза и с ухмылкой заявляю — Не получится, мы ведь к этому моменту уже женаты будем и друг друга в обиду не дадим.
Она хмурится, но ведь вижу, что не злится. Ещё и ухмыляется. А у самой щёки слегка розовеют… Или мне кажется?
— Ну у тебя и фантазия, — поддевает Вика, как будто не понимает, что, несмотря на тон, я вполне всерьёз.
А может, и вправду не до конца это сознаёт? Я, конечно, признавался ей в симпатии, но в любви ещё нет.
Смотрю на неё, прикидывая, как начать, но Вика, кажется, замечает что-то такое в моих глазах. Напрягается на мгновение, а потом выпаливает с офигеть каким внезапно ярким воодушевлением:
— Мы победили! — едва ли не прыгает на месте. Понимаю, конечно, что пытается перебить мои порывы, зараза такая, но всё равно ведь тянет улыбаться. Забавные движения, почти как победный танец. — Надо отметить всей компанией, — беспечно предлагает Вика, а у самой взгляд бегает, никак встретить мой не может.
— Отметим, — снисходительно соглашаюсь.
И, пользуясь тем, что мы тут торжество изображаем, обнимаю Крючкову. Вроде как уместно ведь. Вот только объятия эти какие угодно, только не дружеские уж точно. Лишь вначале лёгкие, почти обычные, не считая того, что с Викой острее всё в разы. А уж потом…
Мы буквально обволакиваем друг друга близостью, теплом, волнением одним на двоих. Приятным таким… Отчётливо слышу её сбивчивое дыхание, посылающее мне куда-то в шею горячие мурашки. Не сдерживаюсь. Сжимаю крепче, тяну Вику ближе, буквально вплотную прижимаю к себе. Заставляю чувствовать ещё ярче. Ещё и ладонями по телу веду.
Крючкова, конечно, улавливает перемену в обнимашках. Замирает на мгновение, потом как-то неловко пытается меня отстранить… Чёрта с два я ей позволю.
Глава 20
Вика
— Давид… — сипло шепчу, не понимая, почему сопротивляюсь, когда вдруг хочется поддаться. Да я и отталкиваю вяло, неуклюже совсем.
Но не делать этого не могу. Расслабиться, отключить голову… Не про меня же совсем. Никогда в жизни так не делала. Страшно. Тем более с Давидом.
В него же если влюбишься, то всерьёз и надолго. И не то чтобы я сужу по Арине — подруга уже остыть успела, счастлива вполне сейчас. Просто… Знаю, и всё тут.
В ответ на мои трепыхания Давид обнимает ещё крепче, вдыхая запах моих волос. От этого вроде простого, но чуть ли не интимного действия меня слегка коротит. Глупо прислушиваюсь к сердцебиению, причём толком не понимаю, своему или его. Толкаю совсем уже слабо.
— Не пущу, — твёрдо и почти жёстко заявляет мне Давид, вибрацией низкого голоса посылая по телу горячие мурашки.
— Пожалуйста, — прошу, понимая, что бороться бесполезно.
Давид только хмыкает, нагло и демонстративно пошевелив мне по телу и без того чуть ли не сжимающему меня ладонями. Шарит, гладит, к себе прижимает, будто доказывает что-то. А я только и могу, что в кулак сжимать ворот его рубашки, причём ещё и по-дурацки вздрагиваю, когда касаюсь костяшками пальцев обнажённой горячей кожи чуть ниже шеи.
— Хватит, Вика, — Давид хрипловато пресекает то ли мои слова, то ли реакцию. — Каждый сам за себя не работает. Мы вместе.
Офигеть заявление! Такое безапелляционное, не требующее ответа. Аж задыхаюсь от негодования… и какого-то окутывающего тепла по телу. Оно отзывается на слова Давида совсем не так, как должно бы.
На действия, впрочем, тоже.
— И давно ли? — пытаюсь усмехнуться, говорить насмешливо, а не дрожащим лепетом.
Получается смесь и того, и другого. Но Давиду, конечно, хоть бы что.
— Главное, что насовсем, — не теряется и словно запечатывая свой ответ касается губами чуть выше брови. Потом ещё ниже…
Сердце ускоряет биение. Очевидно, что нежными лёгкими поцелуями по лицу Давид не собирается ограничиваться. И меня бесит, что эта мысль вызывает чуть ли не предвкушение!
Настойчивее отталкиваю.
— Отпусти, — шиплю, уворачиваясь и лицом.
Сама не знаю, откуда во мне это упорство. Но и Давиде оно тоже только разгорается:
— Нет.
Ну всё. Это уже слишком.
Отталкиваю сильнее, игнорируя тянущее надрывное чувство в груди, снова и снова колющее. Ощущение ошибки… И это злит.
— Да ты меня всегда бесил! — выплёскиваю на Давида. — Что о себе возомнил вообще?
То ли жёсткостью действий, то ли резкостью тона я всё-таки добиваюсь своего: меня отпускают. Аж пошатываюсь слегка. И чувства странные. Вроде бы облегчение, а вроде бы… И наоборот.
Давид не отходит.
— Это говоришь не ты, а твои страхи, — спокойно заявляет, не сводя с меня глаз.
Да какие, нафиг, страхи? Да я в жизни ничего не боялась. Привыкла действовать.
— Психолог доморощенный, — шиплю злобно, потому что, конечно же, на самом деле понимаю, что Давид имеет в виду. — Пошёл к чёрту.
Боже мой… Да откуда столько грубости? Тошно от самой себя, но успокоиться не могу.
Давид смотрит внимательнее. Аж прищуривается слегка.
— Я люблю тебя, Вика, — снижая голос, сообщает. — И не верю, что ты не испытываешь ко мне хотя бы симпатии.
Его слова обволакивают, проникают куда-то вглубь, горячее от них становится. Сглатываю, отведя взгляд. Усиленно пытаюсь собраться с мыслями. Не самая простая задача, когда предательски ёкает в груди, да и переворачивается что-то внутри. Любит…
Мне об этом уже говорили, да и я догадывалась, но слышать от Давида всё равно чуть ли не неожиданно. Словно впервые вообще. Ошарашивает, переполняет и опустошает одновременно.
Собраться с мыслями не получается. Но и хранить долгое молчание кажется непростительным, опасным. И без того чувствую, что Давид вот-вот вернёт меня в свои объятия.
— Придётся поверить, — чеканю со всё той же непонятно откуда взявшейся жёсткостью. — Ты мне не нужен. Люби кого-нибудь другого.
Давид зачем-то качает головой, всё так же не сводя с меня взгляда, всё более тяжёлого причём. Всё ещё не верит? Или всё-таки уже да?..
Мрачнеет ощутимо.
— Уверена? — спрашивает с нажимом.
Почти даже с вызовом. Как будто не просто вопрос .
Вот только нет, я не буду думать, что за этим стоит. Какая мне разница, что случится, когда Давид наконец поверит в бесполезность своих стремлений? Главное чтобы сделал это.
— Конечно. На сто процентов.
Давид странно ухмыляется, но ничего не отвечает. Вместо этого разворачивается и уходит наконец. Правда, при этом у меня сердце чуть ли не кульбит делает, но игнорирую это.
Нет, я не привыкла к тому, чтобы делать кого-то важной частью своей жизни. Подруга — это одно, а вот отношения…У меня их не было никогда. Да и какой смысл привязываться к кому-то, отдавать всю себя, если по итогам всё равно приходится прощаться? Папа умер. Мама оставила. Причём, кстати, довольно быстро — не сказать, чтобы горевала. Любовь? Не уверена, что знаю, что это такое. И что умею.
У меня были поцелуи, но не более того. С Давидом самые приятные — ладно, признаю. И общаться мне с ним приятно. Пожалуй, даже будет его не хватать. Но он сам всё усложняет тем, что хочет куда большего — того, что я не могу дать.
Нет, я не собираюсь всю жизнь быть отшельницей, но чем глубже связь, тем сильнее тяга, даже зависимость. А я привыкла всё контролировать. С Давидом точно не получится.
