Джулия Лонг - Греховная невинность
И Ева вдруг почувствовала себя неловко. Краска стыда обожгла ей лицо. Боже, как ему это удалось?
– Авгиевы конюшни были завалены лошадиным навозом, леди Булман, – негромко произнес Адам. – Горами навоза.
– О, преподобный Силвейн, похоже, флиртовать с вами – дело безнадежное.
Он улыбнулся и вежливо коснулся края шляпы.
– До свидания, леди Уэррен. Пойду заберу свой имбирный пирог. Желаю вам удачи. Хочется верить, что завтра все пройдет благополучно.
Глава 10
Вернувшись в пасторат примерно полчаса спустя, Адам обнаружил, что у него на кухне за столом сидит Колин и грызет яблоко.
Безотчетным движением Адам спрятал за спину корзинку с имбирным пирогом.
– А, вот и ты, кузен, – весело протянул Колин. – Рад тебя видеть. Миссис Далримпл впустила меня в дом. – Он аккуратно положил тонкий огрызок на стол.
Потом откинулся на спинку стула, пошарил в кармане сюртука и принялся доставать фунтовые банкноты, выкладывая их на стол перед Адамом. Одну, вторую, третью, четвертую и наконец пятую.
– Говорят, ты потерял голову и купил имбирный пирог за пять фунтов. А я знаю, что ты не можешь себе позволить швырять деньги на ветер.
Должно быть, Оливия проболталась.
Бросив на кузена свирепый взгляд, Адам поставил на стол корзинку с пирогом.
Колин заглянул внутрь.
– И впрямь похоже на имбирный пирог.
– Все эти люди вроде бы собрались, желая помочь бедным. Их так и распирало от самодовольства, однако ни один не решился проявить милосердие и сделать доброе дело всего за шиллинг. Единодушное осуждение доставляло им такое острое удовольствие… Милые, славные люди, которых я хорошо знаю, наслаждались тем, что мучили свою жертву. Я сделал бы то же самое для любого другого, кто оказался бы на месте этой женщины.
– О, кажется, у нас возникла философская проблема. Священнику есть о чем поразмыслить. Если человек лжет, сам того не сознавая, можно ли считать его слова ложью? И ложь ли это, когда обманываешь сам себя?
– А совершу ли я тяжкий грех, если скажу своему кузену проваливать отсюда ко всем чертям?
Колин рассмеялся.
– Ладно. Возможно, ты действительно сделал бы то же самое для любого другого. В конце концов, не каждый день выставляют на торги имбирные пироги, испеченные бывшими куртизанками, которым удалось выбиться в графини. Грех упустить такой товар. Пять фунтов за него – бросовая цена. Дельце выгодное. Никаким донкихотством тут и не пахнет.
– Хорошо. – Адам сбросил плащ. – Предположим, ты испек имбирный пирог и предложил выставить его на благотворительном аукционе. Вот ты сидишь передо мной, примерный прихожанин, любящий помучить своего кузена, владелец земель и скота. Самый обычный малый, влюбленный до беспамятства в свою женушку. Но это чудесное превращение случилось с тобой не так давно. Когда ты сидел в Ньюгейтской тюрьме, тебе не пришлось терпеть унижение и злые насмешки, никто не смотрел на тебя с ненавистью и презрением. Напротив, ты стал легендой, о тебе слагали песни. Владелец одного кабачка в Лондоне как-то рассказывал мне, что бульварный листок с твоей подписью стоил добрую сотню фунтов. Иными словами, в те времена, когда тебе сопутствовала слава неисправимого гуляки и повесы, жители города дрались бы за право купить твой имбирный пирог. Тебе не пришлось бы сидеть в одиночестве в кольце ледяного молчания, когда довольно всего лишь шиллинга, чтобы избавить тебя от пытки. Знаешь, когда я думаю об этом… дай-ка мне перо! Я напишу проповедь о лживости и лицемерии.
Колин невозмутимо выслушал кузена, согласно кивая.
– Ну, не сомневаюсь, если поискать, найдется немало желающих бросить в меня камень. Уверяю тебя, я никогда не был всеобщим любимцем, да и сейчас вокруг меня полно злопыхателей. Но меня заботит не Ева. Знаю, не мне ее осуждать, верно? Я беспокоюсь о тебе.
Адам помолчал, потом устало, с бесконечным терпением в голосе произнес:
– Что именно тебя тревожит?
Колин открыл было рот, чтобы заговорить, но сжал губы и задумался.
– Ты не мог бы присесть… ненадолго? – осторожно начал он после небольшой паузы.
Адам тяжело рухнул на стул и, сорвав с себя шляпу, швырнул ее на стол жестом картежника, сдающего колоду. Шляпа, точно игральная карта, скользнула по гладкому дереву. Ослабив новый галстук, Адам смерил кузена хмурым взглядом. Колин смущенно повертел огрызок яблока. Казалось, он обдумывает, с чего начать.
– Ты когда-нибудь влюблялся?
– Колин, ради всего святого…
– Со мной это случилось. Потеряв любовь, ты чувствуешь пробоину в душе. Эта боль невыносима. Однажды я думал, что навсегда потерял Мэдлин. Клянусь, те несколько дней стали для меня адом. Мне казалось, что эта рана никогда не затянется.
– Наверное, тебе следовало написать об этом поэму. Добавить еще одну балладу к песне о тебе.
Колин добродушно усмехнулся, сделав вид, будто не заметил сарказма.
– Но, видишь ли, до встречи с Мэдлин у меня было немало женщин. Бог свидетель, немало. А Ева Дагган… как бы тебе сказать… Представь, что ты фехтуешь рапирой, а у нее в руке смертоносная сабля. Не тебе с ней тягаться, друг мой. Она в два счета изрубит тебя на куски.
– О господи! Неужели ты не мог придумать ничего оригинальнее этой кровавой метафоры?
– Послушай меня, Адам. Мужчины теряли из-за нее головы и совершали безумства еще с тех пор, как она впервые показала лодыжки на сцене театра «Зеленое яблоко». Ева Дагган в совершенстве владеет искусством разбивать сердца. Она посвятила этому бо́льшую часть жизни. Эта женщина играет сердцами мужчин, тасует их, точно карты, и отбрасывает, оставляя только крупные козыри. Она не жестока, всего лишь практична. Наверное, всем нам приходится подчас изворачиваться, чтобы выжить. Ее неприглядное прошлое может всплыть в самый неподходящий момент, и тогда не миновать нового скандала. Я сам не раз творил безрассудства из-за женщин, выставляя себя полнейшим болваном. Но ты… не такой. Ты похож на Чейза. У тебя есть внутреннее… достоинство. Авторитетность и властность, которые, подозреваю, достались тебе при рождении. Полезные качества для священника. Ты мне дорог, Адам. Мне будет больно видеть, как эта женщина превратит тебя в посмешище. Я даже думать не хочу, что она заставит тебя страдать.
– Я понимаю. Постараюсь не огорчать тебя.
– Надеюсь на твое человеколюбие.
У Адама вырвался короткий лающий смешок, за которым последовал протяжный вздох.
– Если ты столь высокого мнения о моем достоинстве и солидности, отчего бы не допустить возможность, что я по-прежнему в состоянии судить о людях здраво.
Любопытно, что Колин сравнил Адама со своим старшим братом, капитаном Чейзом Эверси, прирожденным командиром, что тот блестяще доказал во время войны. Колину, младшему ребенку в семействе Эверси, следовало бы знать, откуда в Адаме пресловутая серьезность. Что сделало его осмотрительным, научило внимательности и осторожности.
