Поцелуй Однажды: Глава Мафии - Ольга Манилова
— Объясни мне, поклянись мне, что ты не отправилась самостоятельно на то поле. Поклянись, что это неправда, Кира, что ты не бросилась в драку, которую Тимур увел от тебя. Пожалуйста, убеди меня, что он не так все понял или ему привиделось.
Последние слова яростной дрожью отскакивают от его губ, прокатываясь по ее коже мурашками.
— У меня не было другого выбора! — возмущается Кира, размахивая руками. — Никого рядом не было, а его избивали! Рома, они…
— Выбора?! Как насчет не лезть на рожон, где не надо, где ты в самой большой опасности! Ты себя в зеркало видела? Тебе в драке делать нечего. Даже с оружием, но хоть было бы оружие, а так… ты… ты… с ума сошла?!
— Я не сумасшедшая, я попыталась помочь. Это мое право, твою мать!
Кира и сама знает насколько опрометчивым был бросок в гущу разборки, и что стоило подумать хорошенько, но важна ложка к обеду! Она сделала как получилось и как посчитала нужным.
— Почему ты позвонила мне так поздно, — дышит Карелин учащенно, останавливаясь перед девушкой боком и смотря прямо перед собой. — Почему ты не взяла свой гребанный телефон, не набрала меня возле машины и не дождалась меня. Отвечай мне.
— Он не работал, — объясняет она через некоторое время.
— Сначала он не работал, а потом заработал, — Карелин снова расхаживает по кабинету, а Кира стоит неподвижно на одном месте. Передвижения его не имеют ни направления, ни цели, ни структуры.
Будто в клетке.
Смотрит себе под ноги очень сосредоточенно.
— Да, — цедит девушка сквозь зубы. — Так оно и было. Экран завис. Я пыталась позвонить тебе десятки раз.
Он кивает несколько раз, и в бессвязной походке появляется пружинистый тик. Словно из грозного тела прорываются совсем другие движения.
— Допрос окончен? — холодно спрашивает она.
Карелин игнорирует предупреждающий вопрос.
— Где он сейчас?
— Кто?
— Твой гребанный телефон. Где он?
— На поле. Там остался. Я не нашла его.
Ноздри у Киры раздуваются от раздражения, что паром затуманивает и до того худо-бедно функционирующий мозг, уставший после калейдоскопа впечатлений.
А он снова кивает несколько раз, продолжая смотреть себе под ноги.
— И ты после этого отцепила Серого, зная, что телефона у тебя нет. Пошла куда-то. Как и пошла на поле.
Ему удается гневно засмеяться над самим собой, ребром ладони обрушиваясь на стену.
— Я не в темнице нахожусь, надеюсь, — зло выплевывает Кира. — И ты был ужасно… ужасно холоден ко мне тогда. Ты не имел права распоряжаться, куда мне идти или не идти!
Карелин подскакивает к девушке в мгновение ока и притягивает за макушку к собственному лицу. Смотрит свысока, но и она умудряется смотреть надменно, хоть и вынуждена запрокидывать голову, чтобы до подбородка дотянуться.
— Холоден. Холоден, блядь. Да я… Кира. Я с ума сошел. Ты понимаешь? Нет, ты не понимаешь, — он касается дыханием приоткрытого рта и поддевает нижнюю губу, как бы прося разрешения.
Кира целует его сама, разозленно и смазано, будто разучилась это делать.
Нестабильные руки сжимают охапкой. И трепыхающееся, податливое нутро в ней предательски радуется. Будто Роман не в состоянии ее отпустить.
Он углубляет поцелуй, со стоном и захватническим напором, но тут же обрывает сам себя и проходится по комнате ломанными линиями.
Кира хмурится, но былого раздражения не чувствует.
— Вот в этом и проблема, — тихо выговаривает он, потирая лоб. — Я иду у тебя на поводу, стоит только… только посмотреть на тебя. Не говоря уже… Нужно было приставить к тебе людей изначально, и нужно было пасти эту работу. Все это должно было быть сделано еще неделю тому назад. А я…
— Да ты вообще не слышишь меня! — возмущается она. — Ты только посмотри…
В безмолвной и бессильной ярости Брус переворачивает стойку с мониторами и медицинским оборудованием, и опрокидывает на них кушетку. Какие-то трубки катятся по плитке, шурша целлофановой оберткой. Многослойный грохот лишает Киру возможности двигаться.
— Ты пошла туда, понимая что там драка, и ты вмешалась в нее, хотя Тимур сделал все, чтобы тебя не задело! — обрушивается на нее гнев задыхающегося, побагровевшего Карелина. — Ты пошла туда с неработающим телефоном, даже не зная будет ли он работать! Ты пошла туда и подставилась, и не подождала меня, и я приезжаю туда, а ты в крови!
Кира смотрит в перевернутые мониторы на полу и треснувшие склянки.
— Подними это, — говорит она бесцветным голосом. — Ты испортил это, а теперь подними.
Взгляд блестящих от запала бешенства очей пронизывает ее невидимым острием — и тянет Рома это острие обратно, вырывая назад его на свободу вместе с ее плотью и кровью.
— Ты разрушил вещи, хотя бы подними что-то.
Не отводя от нее глаз, Роман поднимает кушетку и с протяжным скрежетом возвращает сиденья к стене. Затем подбирает с пола металлопластиковую коробку и разрывает ту окончательно на две части, небрежно откидывая дольки в сторону.
— Годен? Не животное? Или еще мне склеить обратно?
— Было бы неплохо, — холодно отвечает девушка. Пальцами впивается в края платья.
— Ты постоянно влезаешь куда-то, Кира. Ты не в своей весовой категории. Ты бросилась за Петром черт знает куда, к незнакомой шпане, с одним ножом, которым тебя могли и подрезать. Затем ты пошла на прямой конфликт с мерзавцем, зная, что он пускает в ход кулаки. Он чуть не убил тебе. Недели спустя, и ты снова в крови, потому что тебе захотелось побыть героиней. Ты влезаешь и влезаешь, куда не надо, ты не останавливаешься.
От злости у Киры только слезы из глаз чуть ли не брызгают, но титановым усилием она собирает хоть какую-то часть себя в кулак.
Как он может все так перекручивать?
Болью отзывается каждая кровиночка в теле, и по жилам толкаются друг об друга льдинки, — потому что Кира знает, что он говорит правду.
Но он представляет все в самом худшем свете.
Кира знает, что иногда поступала неправильно и глупо и недальновидно.
Но она не могла поступить иначе!
Разве он не понимает?
— Да? — ломающимся голосом защищается она. — Это я влезаю и не останавливаюсь, когда с тобой связалась, да? Что, рациональной
