Дважды в одну реку - Екатерина Каверина

я училась в одиннадцатом классе. Марина, она как будто пропала для нас. Нет, мама и я, конечно, созванивались с ней и ездили к ней, и она пару раз приезжала в Ростов. Там, в Екатеринбурге у них все было чудесно, на первый взгляд: большой дом, деньги, дорогие машины, то, к чему тетя стремилась всю жизнь, и то, чего моя мама добилась без помощи мужчин. В прошлом ноябре Марина позвонила маме и попросила ее забрать, мама ничего не поняла, но тут же вылетела в Екатеринбург, – Даша мелко задрожала, Макс поднял ее, посадил к себе на колени и закутал их обоих в одеяло. – Я помню, как мама позвонила мне в Москву и сказала, что у тети рак, и она забирает ее в Ростов. Я не могла в это поверить, помню, ехала из Вышки на работу, слякоть, заторы на дорогах, люди спешат куда-то – все, как обычно, а я только, что услышала такую страшную новость, – Макс коснулся губами Дашиного плеча, не зная, что сказать, и понимая, что любые слова неуместны. – Я прилетела через пару дней, тетя была не похожа на себя – высохшая старушка вместо цветущей красивой женщины, какой она всегда была. Ее невозможно было спасти. Это было страшно, видеть, что болезнь делает с человеком, страшно, но понимать, что дядя допустил это, было страшнее в тысячу раз. Он настолько убедил Марину в ее никчемности, в том, что она заслуживает боли и страданий, что она долго даже не решалась обратиться к врачу, а потом, когда обратилась, он сделал как-то так, что о диагнозе было известно только ему, а ей сказали, что все скоро пройдет. Он даже не пытался ее лечить, хотя я всегда буду верить, что ей можно было помочь, а потом, когда приехала мама, просто выкинул Марину маме на руки, собрав чемодан со старыми ненужными вещами. Вот так мы все оказались в Ростове, мама, Марина и я. Никогда я не видела, что кто-то угасает так быстро. Мы сидели с ней, много говорили, я рассказывала ей обо всех событиях, что произошли в моей жизни за последние годы, жаловалась, просила совета, иногда она оживала, но чаще была глубоко убеждена, что сама виновата во всем, что не состоялась ни в чем, не родила мужу сына, не сделала карьеру, даже не заработала ничего сама. Марине становилось все хуже, а маме обязательно нужно было уехать по делам, она, конечно, хотела остаться, но я убедила ее ехать. Мы с тетей остались одни, она все время мучилась от боли, ей прописала какое-то жуткое лекарство, которое хоть ненадолго снимало боль. Я брала его в аптеке по рецептам, расписываясь в груде бумаг, а потом сама делала ей уколы. Как-то раз, когда боль чуть отпустила, она рассказала мне про твоего папу, – Даша прижалась мокрой от слез щекой к щеке Максима и закрыла глаза. – Я даже поверить не могла, что она говорит про твоего папу, про Дениса Петровича, с которым ты не хотел меня знакомить и которого я обожала и обожаю сейчас. Тетя сказала, что сначала смотрела на него как на трамплин в лучшую жизнь, а потом полюбила его, и дальше, чем больше дядя унижал ее, тем больше она любила твоего отца.

– Он тоже любил ее, – хрипло проговорил Макс. Может быть, этими словами он предавал свою мать, но не мог промолчать. Теперь становились ясными все те недомолвки, что бывали между родителями, не предназначенные ни для чьих ушей слова мамы в адрес отца «Я готова была пойти за тобой на край света, если бы ты позвал, вот только ты не звал». – Мы говорили с ним как-то летом, несколько лет назад, и он вспоминал ее. Он говорил твоими словами, что Марина была похожа на звезду старого французского кино, и у него при этом был такой отсутствующий взгляд. Я не узнавал своего отца, – Макс замолчал, с ужасом представляя ситуацию, при которой он через двадцать лет вспоминает свои отношения с Дашей и грустит о том, что могло бы быть, но чего не произошло. – Он видел ее перед смертью?

– Нет, – Даша покачала головой. – Я рассказала тете о тебе, о нас, заставила ее улыбнуться, говоря о том, как ты похож на отца. Она все просила меня с тобой помириться. Потом я спросила, не хочет, ли она увидеть своего Дениса, тетя сказала, что не хочет остаться в его памяти высохшей старухой. За три дня до Нового года ее не стало, и я, вопреки тетиным словам, позвонила твоему отцу. Сначала он не мог осознать то, что я говорю, а потом попросил разрешения прийти на похороны. Ее мужа не было, а тот, кого она любила, был. Я плакала и не знала, из-за чего больше, из-за потери тети или из-за ее такой нелепой, несложившейся жизни.

Максим снова молчал, он, видимо, был обречен молчать в трудные минуты. Его отец и Дашина тетя, его папа и мама – счастливая, почти образцовая семья: деньги, успех, положение, печальные глаза отца, грустные и одновременные злые глаза его мамы. Несчастная женщина где-то далеко, которая оказалась слишком не такой по меркам любимого мужчины и его семьи, чтобы быть счастливой. Даша и он – ведь они не повторят эту печальную судьбу? Ведь им ничего не мешает быть вместе.

– Наверное, я не должна была тебе говорить о твоем папе? – спросила Даша, целуя Максима, не жадно, а бескорыстно и нежно. Она и так пощадила его, не сказав, что Денис Петрович принес на похороны венок с цитатой из Пастернака «От того, кто попал в неисправный вагон, на который все время сыпались несчастья».

– Должна была. Я рад, что я это знаю, – выдохнул Макс, отвечая на поцелуй. – А этот, ее муж, он хоть как-то заплатил за это?

– Да, – кивнула Даша, не могла же она сказать наивному Максу, что дядя Витя лишился всей своей недвижимости, записанной на Дашу еще несколько лет назад, чтобы скрыть его не соответствующие должности доходы.

Глава 9

2008 год

Время бежит так быстро, стремительно. Ей совсем скоро уезжать: Ростов – Москва – Нью-Йорк – Уортон. Оставить все или даже бросить? Дом, в который незаметно превратилась прежде безликая квартира, работу с ее бесконечным цейтнотом, Макса, крепко обнимающего ее во сне каждую ночь. Открывать глаза и видеть любимое лицо, чувствовать прикосновение его небритой щеки, знать, что вечером встретишься с ним. Глупые, жалкие привязанности, которые держат на одном месте, впереди еще много времени завести свой дом, свою кружку