Голос Ветра (СИ) - Чащина Татьяна

А я, открыв рот, с восторгом смотрела, как лечу над лестницей, не падаю, потому что руки мужские, надёжные, сильные, держали крепко. И лестница закончилась, а меня не отпускали. С ветерком мимо вахтёрши и охранника, мимо дверей и с крыльца школы. Развевались белые юбки, весенний тёплый ветер подхватил завитки в моей прическе. И я рассмеялась от восхищения, которое захватило меня.

— Полетела, Лялька! — орал Буравкин.

— На крыльях Ветра! — закричал Илья, забирая меня у Егора, и закружил, ухватив за талию. — Лёгонькая моя девочка!

Держал на вытянутых руках, а я цеплялась за его плечи и ловила ртом воздух от восторга.

Папа

Илья

Два дня буду в ресторане работать. Каримыч заплатит, плюс чаевые. Да, у меня, как у официантов, есть чаевые. Только им беднягам не везло, потому что чаще всего карточками расплачивались, а ко мне подходили исключительно с наличными.

Каримыч — давний друг моего отца, они вместе учились в университете и на соревнования ездили. Так что надёжно, и никто не тряс. К тому же я, как музыкальная коробка, почти весь репертуар постоянных клиентов ресторана наизусть знал, если чего-то не было, мог даже сделать развлечение для зала, спеть вместе с ними караоке.

Я мог работать массовиком-затейником. Но мне это не нравилось. Раньше однозначно я был настроен свалить от отца и звездануть на первом же конкурсе талантов.

Но пожар всё расставил на свои места. Потерял мать, и, теряя отца, я слышал его наставления как слово святого. Реально было именно такое ощущение, что все его слова — закон для меня. Я хотел угодить, хотел, чтобы даже на небесах отец мной гордился и знал: его сын не стал, как он высказался, прыгающим по сцене болванчиком. Это в детстве я воспринимал его слова как деспотизм, а теперь, чем старше, тем яснее видел, отец пытался защитить меня. И у него получилось. Могло быть хуже.

Пойду в ресторан, отработаю долг. Но в долг ещё нужно взять, чтобы порадовать её сегодня.

На ней чулки. Я вот уверен в этом.

У неё белая грудь приятно оформлена корсетом, нежные белые плечи прятались под курточкой.

Не думать! Отвлекаться!

Крест деревянный на бежевом шнурке, что казался тёмным по сравнению с её фарфоровой кожей...

Не думать!

— Ты без подарка? — я открыл глаза и глянул на Егора, который беспрерывно болтал с моей девочкой.

Никак иначе я не хотел Дану называть. Девчонка, девка, девушка. Нет, она – лялька, малышка, мышонок, девочка. Сидела в автобусе, утопая в своих юбках. Ну кто же на бальный танец выбирает такое платье?

У меня сил не хватило помочь ей снять кринолин и подъюбник, а Егор не постеснялся. Ему всё равно, не его же девочка, а я всё всерьёз, мне к ней прикасаться вообще нельзя: моментально загорался, и казалось, на куски разрывало.

Я так пылал, я так по ней с ума сходил, что мне вот лучше от ревности изнемогать, чем от жажды плоти.

Весь автобус над нами угорал. Егор сидел напротив и тянул пластиковый каркас и юбки на себя. Он касался её ног…

Вот уверен, что в чулках мой Мышонок.

И я исподтишка грозил пацану кулаком и делал рожу страшной.

Дана, вся красная от стеснения, тихо хныкала и ругала Буравкина за несостоятельность, угрожала, что он не сможет снять платье с жены в первую брачную ночь и останется без потомства. И потом они будут говорить, что Дана не умеет шутить. Она просто сама не в курсе, такое отжигала иногда с серьёзным видом, что за её спиной держались от смеха за животы.

И сейчас снимали на видео, как она коленом била по белой макушке Егора, а тот, запутавшись в ткани, дико ржал.

— Надо заехать цветов купить, — ответил он, пытаясь скрутить пластиковые обручи, но они отпружинивали ему в физиономию, и он боролся с ними героически почти всю оставшуюся дорогу.

Я поправил белое платье, пригладил юбочку, что очень хорошо закрывала стройные длинные ножки. У неё очень красивые ноги, просто потрясающая фигура…

Не думать?

Кто расскажет как?

Мне работу надо искать, мне проснуться надо, а я почти неделю с тех пор, как чуть семечками не подавился, увидев её на лестничной площадке, в себя прийти не могу.

О чём я думал? Неделю назад я уже знал, что Дана Лялька имеет диагноз. Какой, пока никто не рассказал, я не спешил узнавать, всё по порядку, для начала выяснил, что она… мышонок обалденный. Не в курсе, что за болезнь, но она сделала Дану подобной ангелу. Я не преувеличивал. Это моя девочка выпустила из гаражей Рязанцеву, которая её унизила и по лицу ударила.

Есть ещё такие, кто без корысти готов такое простить? А она чиста сердцем, не держала зла, прощала откровенно. Всё за чистую монету. Нет, видно, что с ней поработали. Точнее это он работал.

Папа.

С ним ещё придётся встретиться.

Она посмотрела в окно, распахнула невинные глазки на художника, что резал в местном парке из дерева скульптуру, и, хотя нам ехать ещё три остановки, кинулась на выход.

Будь она действительно больная, глупая и бесчувственная, я бы Богдану Ляльку пережил спокойно. А она схватила нас с Егором за руки и потащила за собой.

— Мы идём окультуриваться! — просветила она…

Дана внимательная, она умеет любить и заботиться. И я не пережил её. Я погибал, умирал, она влилась в меня, я влился в неё. И без этой девочки с невероятными идеями в голове я, пожалуй, не смогу в этом мире.

Меня, собственно, здесь держало желание окончить школу. Прошлое лето я провёл в монастыре, и священник, на исповеди которого я кричал: «Зачем мне такие испытания!», сказал, что я вначале сдаю экзамены, потом приезжаю к ним устраиваться трудником, и, возможно, через много лет я стану монахом.

Какое счастье, что меня выперли за ворота первого сентября!

Теперь я, стоя у двери автобуса, отмахивался от сетки и колец подъюбников, что держал Буравкин, и дул Мышонку в макушку, растрёпывая светло-пепельные кудри в её красивой причёске. У неё бабочки, бусинки прятались в волосах.

Даночка почувствовала мои приставания.

— Ветер дует, — улыбнулась она, откинулась мне на грудь. Я обнял её и поцеловал в висок.

Сегодня она пахла клубникой, была невероятно красивой и мягкой.

Ей скоро восемнадцать. Я женюсь на ней. Какое бы условие её папа ни поставил, я его выполню. Захочет мне мировой славы, да я разобьюсь в лепёшку, найду ходы под землёй и того продюсера, который меня раскрутит. И без надувалова. Захотят денег, всё в ту же сторону…

Я просто не в курсе, что мог папа ещё попросить. Люди богатые, их только бабло интересует. Увидит, что Дана влюбилась, пойдёт навстречу… Я переступлю через себя. Ради неё обязательно.

Но для начала хотел подарить ей украшение. Пусть папе похвастается. Неделю гуляем, а я даже не отблагодарил за это.

В другой бы ситуации и думать не стал. Не уверен, что девушка будет твоей женой, с какой целью вообще с ней мутить и деньги на неё тратить? С моими принципами в современном мире лучше молчать. Кому скажи, что мне от девчонки нужны в первую очередь брак и семья. Даже Егор, самый надёжный друг, никогда не станет разделять такие ценности. Ему от Тёмыча нужно конкретное нехитрое дело. Так что я тоже странный, и мне очень нужна маленькая странная девочка Даночка.

На дух не переносил воинственных девок, деятельных серых мышей с чертями в омутах. Меня дико раздражали модницы, женщины старше откровенно пугали и вызывали отвращение. Я честно пытался гулять с девчонками, не получалось. Становился злым, хотелось убежать. И мысль, что этот мир точно не для меня, всё чаще посещала мою голову. И тут совершенно ни на кого не похожая девочка.

Я смогу о ней позаботиться! Все таланты, силы, сообразительность, предприимчивость… У меня же полный комплект черт характера, чтобы стать успешным. А я все свои силы кину, чтобы наш «корабль» плыл по морю в тишине, и никто бы не заходил на его борт.

Дверь автобуса открылась, и мы вывалилась на остановку.

Они смеялись.

Буравкин тоже проникся к Даночке. Ведь легко быть мелким пацаном, когда рядом такая красивая девчонка. Не нужно выделываться, строить из себя кого-то. Казаться старше и умнее.