23 минуты мая (СИ) - Совина Таня

Легкие касания сквозь куртку не вызывают ни теплых чувств к мужчине, ни тоски по нашим отношениям. В голове я провела черту, разделяющую мою жизнь на «до» и «после» беременности. Сомов остался за ней, и я не хочу, чтобы он пересекал границу и приближался к моей новой реальности. Возможно, когда-нибудь мы сможем общаться как хорошие знакомые, но не более.

Я мягко отстраняю Лешину ладонь и зову его познакомиться с дядей Вовой. Мужчины решают, что могут начать прямо сегодня, хотя бы частично разобрать панели. Прошу их начать с моей спальни и кухни, чтобы я могла переехать, и отзываю Воронова в сторону.

— Дядь Володь, пожалуйста, присмотрите за Алексеем. Он человек неплохой, но руки растут не из того места. Мой дедушка его вообще рукожопом назвал.

— Таня, не переживай, — Воронов смеется и ласково треплет меня по голове, — все соберем в лучшем виде. Василию не забудь позвонить и дать отбой.

Оглядев склад, в который превратилась квартира, я киваю и ухожу к Варе. Она сразу уводит меня на кухню и угрожает, что не выпустит из-за стола, пока я не поем.

За непринужденным разговором, не замечаю, как летит время. На улице во всю бушует непогода, снег с дождем таранят стекло, а у Вороновых тепло и уютно. Я так расслабляюсь, что, прикрыв глаза, внезапно проваливаюсь в короткий сон, из которого меня выдергивает звук входящего сообщения. Вздрагиваю, не понимая, где я нахожусь и тянусь к телефону.

На экране всплывает имя сестры и короткое сообщение «Номер Влада…». Не веря глазам, я снова и снова смотрю на заветные цифры.

Пока возможности позвонить не было, во мне сидела уверенность, что я легко справлюсь с этой задачей, напишу что-то вроде «Привет. Это Таня из Краснодара. Ночь была настолько потрясающей, что скоро я буду нянчить напоминание о ней. Мне ничего не нужно, просто хотела поставить тебя в известность. Пока».

А сейчас от волнения трясутся руки, и сердце норовит пробить грудную клетку. Трусливо откладываю девайс. Не могу. Боюсь услышать издевку или оскорбления в свой адрес. Я к этому не готова.

В комнату заглядывает Леша.

— Тань, мы на сегодня закончили. Давай отвезу тебя домой.

В машине мы не разговариваем, каждый погружен в свои мысли. Леша повеселел, в глазах зажглись живые искорки. Видимо, работа руками отвлекла его от побега Лены. Я же наоборот погрузилась в пучину тревожных вопросов. Позвонить Владу или написать? Сказать сразу в лоб или начать непринужденную беседу? А он меня вообще помнит или у него таких Тань в каждом городе по пять штук?

По вечернему Сургуту гуляет сильный ветер, распугав прохожих и автомобилистов, так что до дома доезжаем быстро. Леша сообщает, что завтра он уйдет с работы пораньше, и они с дядей Вовой попробуют полностью собрать мою спальню. Это было бы замечательно. Благодарю Лешу за помощь и спешу скрыться в подъезде от ледяного дождя.

Расположившись на кухне с кружкой горячего чая, я гипнотизирую телефон, словно если отведу глаза, он превратится в огромного паука.

Господи, я же взрослый человек, чего так испугалась? Ну пошлет меня Влад или посмеется. От этого еще никто не умирал.

Решительно набираю номер. Гудок, еще один, и мой запал сходит на нет. Отстраняю телефон от уха и пытаюсь сбросить звонок, но трясущийся палец, как назло, ни разу не попадает по заветному красному значку.

— Да, Таня, слушаю.

Как он узнал, что звоню я? У него есть мой номер?

От осознания, что он меня помнит, по сердцу разливается тепло, и глупая счастливая улыбка расползается на лице.

— Рыжик, алло. Все в порядке?

21

— Да, Влад, все хорошо, — я встрепенулась, будто от гипноза. — Здравствуй.

— Я так рад, что ты позвонила.

От теплоты, с которой Влад произносит эти слова, я растекаюсь розовой лужицей с каплей дегтя, не дающей окончательно превратиться в сентиментальную жижу. Если он так рад, то почему не звонил раньше? Столько времени прошло, и оказалось, что у него был мой номер.

— Влад, я… — произношу тихо, собирая остатки воли в кулак, чтобы признаться.

— Таня, подожди минутку, — меня бесцеремонно перебивают, и я слышу на фоне шум, будто Влад куда-то спешно идет, а затем хлопает дверь, и раздается его приглушенный напряженный голос: — Я не могу разговаривать, это может быть небезопасно. Я напишу тебе завтра.

Звонок прерывается, и я недоуменно залипаю на потухший экран. В смысле — небезопасно?

У него там девушка, и он боится спалиться?

А тут я со своим Пузиком.

Ужас! Во что я вляпалась? Надо было оставить все как есть. У Влада своя жизнь, у меня своя.

Но он сказал, что рад моему звонку.

А потом повел себя странно.

Не знаю, что и думать, поэтому решаю пойти пораньше спать. В конце концов утро вечера мудренее. И устала я сегодня несмотря на то, что вздремнула у Вороновых.

***

Меня будит настойчивый телефонный звонок, и я хнычу в подушку. Полночи не могла уснуть, ворочаясь в поисках удобного положения. Притихшее днем Пузико решило отыграться на мне ночью, пиная органы как мячики.

Точно отдам сына на футбол. Уверена, он станет следующим Диего Марадоной.

Телефон перестает насиловать мои уши, и я нехотя сажусь в постели. Кто бы там ни был, подождет несколько минут, когда я перезвоню.

Пробегаюсь глазами по бежевым стенам и улыбаюсь. Новая квартира — новая жизнь. По крайней мере у меня такие ощущения. А еще огромное чувство облегчения, потому что не надо переживать, что снова нагрянет хозяйка с напоминанием о новых жильцах. За два дня до их въезда я не выдержала ежечасных звонков и вызвала Лешу. Он быстро помог мне собрать вещи и, загрузив машину по самую крышу, отвез в мою квартиру. К этому времени в ней были только кровать и шкаф в спальне и частично собранная кухня.

Сосредотачиваю взгляд на окне с неплотно задернутыми шторами. На улице снова разразился снегопад, будто природа решила, что к бою курантов Сургут должен превратиться в огромный сугроб. А так как осталось два дня, то нужно спешить и высыпать все снежные запасы поскорее.

Тянусь за телефоном и ахаю, взглянув на время. Почти одиннадцать. Проспала около двенадцати часов, но совершенно не чувствую себя отдохнувшей.

Кряхтя, поднимаюсь и иду на кухню, попутно перезванивая сестре.

— Ты почему трубку не берешь? — налетает на меня Алена.

Это ее своеобразное проявление заботы. Чем ближе время родов, тем больше сестра напоминает курицу-наседку. Она звонит мне дважды в день и присылает множество сообщений.

— И тебе привет. Заспалась немного.

— Заспалась она, — недовольно бурчит Леля. — У меня к тебе три вопроса. Первый. Что с ремонтом?

— Осталась только детская, — рапортую я, ковыляя на кухню.

— Второй. Можно у тебя пожить несколько дней?

— Ты одна или с Димой?

Леля, наконец, встретила замечательного (а по ее словам — лучшего) мужчину. Но мы с ним пока незнакомы, хотя они встречаются около полугода. Дмитрий — успешный бизнесмен, с отсутствием свободного времени. Даже наша традиция отмечать новый год всей семьей стояла под вопросом. До этого звонка.

— С Димой.

— А почему не в поселке?

Не то чтобы я не рада. Но я не знаю Лелиного мужчину, и немного боязно пускать его на несколько дней. Мое настроение напоминает качели, могу взорваться от любой мелочи, а могу расплакаться. Не хотелось бы своими закидонами подпортить отношения сестры.

— За тобой присмотрим. Ты не волнуйся Димасик предупрежден и вооружен, и беременные женщины его не пугают.

— Ну если Димасик такой бесстрашный, — смеюсь я, — то с удовольствием вас пущу.

Готовлю себе чай и опускаюсь на кухонный угловой диван, наблюдая в окно, как кружатся снежинки.

— И третий. Что там с Оладушком?

Вот тут меня и прорвало. Лучше бы Алена не спрашивала, нервы остались бы целее.

— А ничего, — говорю я, хлюпая носом и растирая крокодильи слезы кулаком. — С моего звонка прошло два месяца. В тот день он обещал написать вечером, а объявился через неделю. Мы всего раза три переписывались, он то нежности писал, то был холоднее зимы в заполярье. А мне духу не хватило ввинтить в нашу ничего незначащую переписку беременность. А потом он пропал, я не выдержала и позвонила. Ответила женщина и сказала, что она его невеста. Я решила оборвать связь. Да и Влад пропал на время. А несколько дней назад написал утром. К обеду я не выдержала и накатал длиннющее сообщение. А вечером… вечером, — захлебываюсь рыданиями и не могу ничего сказать.