Эскорт для чудовища (СИ) - Шварц Анна

— Тетей. С ней лежит моя мама, я не могу вторые сутки дозвониться до нее, поэтому зашла, чтобы узнать — все ли в порядке?

— А, я поняла, о ком вы. Погодите секунду, — женщина щелкает мышкой в компьютере, задумчиво глядя в монитор, — да, с девочкой была ее бабушка.

— Была?

— Вам полиция ничего не сообщила? — она поднимает на меня взгляд, а я чувствую, как у меня быстро-быстро стучит сердце, — она вечером вышла в аптеку за лекарствами и не вернулась. Утром прохожие нашли ее тело. Мы пытались найти родственников девочки, и, видимо, до вас не смогли дозвониться. Нашли только ее отца.

Я закрываю лицо ладонями, чувствуя, как немеет все тело от шока. Да нет, этого не может быть. Это происходит не со мной. Зачем кому-то женщина, которая шла вечером в аптеку за лекарствами? Это ошибка.

— Посмотрите еще раз по фамилии, — глухо говорю я, двигая к женщине паспорт, — проверьте, чтобы не было ошибки.

— У нас только один человек с такой фамилией, — в голосе женщины проскальзывает жалость, — обратитесь в полицию — там вам расскажут подробности.

«Я сильная. Я не буду плакать» — крутится в голове мысль, хотя больше всего мне сейчас хочется свернуться в клубочек прямо у стойки регистратуры и дать волю слезам. Аля, мама… почему это происходит с моей семьей?

— Вам налить воды?

— Нет, — выдыхаю я, убирая от лица руки, — погодите, вы сказали — «нашли отца»?!

Это же шутка? Они не могли найти Смоленского! Они не могли же сообщить ему?

— Да, — осторожно кивает женщина, — он вчера приехал из другого города. Сейчас, наверное, занимается документами.

Вот дьявол!

— А Майя как? — я встряхиваю головой, укладывая мысли, — что с ней?

— С девочкой все хорошо. Сейчас спит. Операция прошла успешно, за ней присматривают, — женщина едва улыбается мне, а я, кивнув, забираю паспорт, и, развернувшись, выхожу из больницы прямо под ливень, который льет с неба. Холодные струи дождя немного остужают меня и возвращают трезвость уму.

Блин! Она говорила не о Смоленском!

А о Михаиле, бывшем парне сестры, с которым она играла влюбленную парочку, заключив брак. После родов сестры он бесследно исчез: то ли испугался ответственности, подумав, что совершил ошибку, записав на себя чужого ребенка, то ли по другим неведомым мне причинам. Он и так-то не особо участвовал в жизни Али, поэтому, его исчезновение не стало для нее каким-то ударом.

И вот теперь он выплывает откуда-то из тени. Зачем ему это?! Совесть взыграла? Вряд ли. Что-то мне подсказывает, что его причины далеки от бескорыстных.

— Ограбили ее, — вздыхает полицейский, рассказывая мне о случившемся, — напавший — алкоголик. Видимо, нужны были деньги на опохмел. Не рассчитал силу, ударив по голове, вытащил все деньги и карточки, и сбежал. Нашли его очень быстро — пытался с карточки снять наличку в том же районе. Бывает такое в жизни.

Я качаю головой. Может и бывает, вот только я никогда не думала, что это случится с моей мамой.

— Мы пытались найти родственников Майи, — продолжает полицейский, — ваш номер и адрес дала соседка, сказав, что вы часто жили вместе с девочкой и матерью, но мы не смогли дозвониться, а в квартире никого не было. Начали искать отца ребенка — он быстро отозвался и приехал.

— Михаил его зовут? — вырывается у меня.

— Да, — кивает полицейский.

— Но он не появлялся несколько лет. С рождения Майи его ни разу не видели, — я хмурюсь, — моя мама оформила опеку над внучкой и воспитывала ее все это время вместе со мной. Очевидно, что ему не очень нужна дочь.

«И это учитывая то, что дочь-то и не его» — зло добавляет сознание.

Полицейский дергает плечом.

— Девушка, это вам в органы опеки и суд. Он отец ребенка, и имеет право забрать дочь.

Я устало тру лицо руками. Конечно, это перекати-поле имеет на многое теперь право. Сейчас восстановит права родителя и поселится в уютной квартире с Майей, которая ему и не нужна. И все это под шумок, пока я занята организацией похорон. Конечно, я стану бороться за Майю, но что, если этот урод ляпнет на суде, чем я занималась раньше? Встанет ли суд на мою сторону? Я — просто одинокая женщина, а он записан в свидетельстве о рождении Майи.

Сколько же всего навалилось разом…

Я устало и потерянно смотрю в окно, пока полицейский что-то бормочет мне.

Конечно, он может проиграть любой суд, если вдруг появится настоящий отец ребенка. Ведь Михаил абсолютно не имеет никакого отношения к Майе.

Похоже, теперь действительно настало время, не откладывая, сообщить Смоленскому о тайне моей сестры. Пусть после этого я и никогда больше не увижу Майю — но ей явно будет лучше с настоящим отцом, чем с тем человеком.

— На тебе нет лица, — Катя растерянно поглядывает на меня, пока довозит до дома, — Саш, расскажи, что случилось? Мы, конечно, не заклятые подруги, но, судя по твоему состоянию, тебе нужна помощь прямо сейчас.

Она права. Молчать и хранить все в себе становится слишком трудным. К тому же, я впервые начинаю осознавать, что по факту осталась в жизни совершенно одна. У меня больше нет родных, кроме Майи, да и то я рискую ее вскоре потерять.

Не выдержав, я начинаю медленно и в общих словах рассказывать Кате случившееся. С каждым произнесенным предложением горло стискивает все сильнее и сильнее, и под конец я плачу, почти не в силах связать слова.

— Боже, — Катя резко сбрасывает скорость и паркуется. Я отмечаю, что делает она это прямо рядом с табличкой «стоянка запрещена», и плачу еще сильнее, понимая, что этой дурынде влетит штраф из-за меня. Подруга отстегивается и порывисто обнимает меня. Меня окутывает запах ее духов — тяжелый и уютный, — почему ты молчала? С таким не справиться самостоятельно! Я дам тебе номер адвоката, который разводил меня с мужьями — он отличный дядька и у него есть связи в судах. Нагнем твоего Михаила! Точнее, твоей сестры…

— Не надо, — выдыхаю я, — просто дай мне номер Смоленского. Я не скажу, где его взяла, не переживай, да ему и не до этого будет.

— Ты… — Катя замирает, — ты что, собираешься ему рассказать про дочь?

— Да. У меня нет права на проигрыш. Чем раньше о Майе узнает ее настоящий отец — тем быстрее она окажется окружена заботой. Если я сейчас поддамся эмоциям и страху и попытаюсь отвоевать право на опеку над племянницей, то все может затянуться. Месяц, два, полгода… а Смоленский сделает все, чтобы ускорить процесс. Он заберет ее из больницы, а не этот Михаил.

— Ну… — Катя теряется, отпуская меня и принимается рыться в карманах, а потом в сумке, доставая телефон, — ладно. Конечно, я скину тебе номер. Но ты правда уверена в этом? Если бы меня обманывали три года, скрывая ребенка — я была бы в ярости. Он человек с высоким положением в нашем обществе. Может много нехорошего тебе сделать.

— А у меня есть выход? — скептически интересуюсь я и тоже достаю телефон. И задумчиво зависаю над кнопками.

Лишь спустя несколько секунд я понимаю причину странного неудобства: Смоленский забыл забрать у меня свой дорогущий смартфон. Будет причина назначить ему встречу, не сообщая по телефону в лоб новость о дочери.

— Только, пожалуйста, — прошу я напоследок Катю, — молчи обо всем, что знаешь связанное со мной и Майей.

— Кто я, по-твоему?! — гормко возмущается Катя, сверкнув в меня обиженным взглядом, — я хоть раз о тебе что-нибудь рассказала кому-то? Ты даже не в курсе, какие тайны у меня есть в загашнике. Если бы я кому-нибудь их ляпнула — меня бы уже утопили. Никто не узнает о девочке.

— О чем ты? Узнают, — вздыхаю я, — как только Майя вернется к отцу, ее рано или поздно увидят журналисты. Наверняка начнут раскапывать подробности. Узнают, кто воспитывал Майю. Может, однажды, и до тебя доберутся. Уверена, что бурлить это журналистское болото будет жутко, учитывая то, что Смоленский вот-вот женится.

Страшно даже представить, что сделает мне Смоленский за испорченную репутацию и проблемы.