Шипучка для Сухого (СИ) - Зайцева Мария
Это Вася постарался, спасибо ему. И кое-какие подвязки из ментовки тогдашней.
Теперь все стало правильней, законней.
Все можно по закону сделать.
И у Васи уже кое-какие идеи были.
Мы с ним это еще, пока я сидел, обсуждали. Не просто же так он тут бабки мои стерег. И не только за Шипучкой моей смотрел. Хотя, тут облом, сука. Недосмотрел. Косяк.
Я поворачиваюсь опять в сторону Шипучкиного стола, словно флюгер. Тащит меня туда с дикой силой, неконтролируемо просто.
Сюда, за этот стол, меня Вася приволок силой. Позволил себе такой выверт.
И я ему благодарен.
Буду.
Наверно.
Когда-нибудь.
Но вот явно не сейчас.
Потому что там, буквально в двадцати метрах от меня, мою Шипучку целует какой-то черт.
Я в курсе, что нельзя так говорить сейчас, типа, невежливо, потому что очень много дел ведется с этими ребятами. Но тут по-другому никак.
И я точно знаю, чем закончится сегодняшний вечер.
Расовой, бл*, резней.
Потому что то, что не выплеснулось вовне, когда увидел, как черт сжимает худенькие плечи моей женщины, накопится в геометрической, мать ее, прогрессии и выплеснется. Обязательно.
Я пью. На Васю не смотрю даже. Похер.
Она там. С ним. Он ее обнимает. А мог бы я. Мог. Бы. Я!
Бл***…
Нет, утренний ее выверт был понятен. И, даже, где-то ожидаем. Потому что Шипучка — она такая. Может отключить голову, особенно если умело действовать. Но потом обязательно придет в себя. И выскажет все, что думает. Или сделает то, что хочет.
Повезло мне с ней.
А вот ей со мной — не особо.
Но это — исправим.
Я так думал ровно до того момента, пока не увидел, как ее целует другой мужик.
Сейчас я вообще не думаю. Сейчас я тупо себя сдерживаю.
И на это уходят все силы.
И, наверно, хорошо, что я хотя бы поимел ее перед этим. Иначе, после стольких лет, вообще бы с ума сошел.
Я и так практически сошел.
— Сухой… Это… Сейчас парни придут…
Вася басит, осторожно косится на меня, невзначай перекрывает своей тушей обзор.
Я и так нихера не вижу, но хотя бы знаю, в каком направлении смотреть. А он тут, бл*, дислокацию войск производит!
Я хлопаю очередную рюмашку. Поднимаю на него взгляд. И, видно, он тяжелый, потому что Вася становится бледным. И это заметно даже в неверном свете гребанных софитов, что уже давят на мозги.
Какого хера? Как тут можно вообще о серьезных делах разговаривать?
Но люди, с которыми мне надо поговорить по вопросу возврата моего бизнеса, придут сюда. И Вася уверил, что это вообще нормально. Сейчас поговорим, типа, а потом, как раньше, баб — и в сауну.
Окончание сделки не поменялось за эти годы. Есть в мире стабильность.
Мне, в принципе, разговоры особо не нужны, потому что братва поддержит, и временные управляющие утрутся, но, пока я отдыхал, успели поменяться подвязки, и теперь их надо снова выстраивать и налаживать. Причем, на моем уровне. Потому что Вася — никто. И звать его никак. А я — очень даже «кто». И за эти годы стал еще больше «кем». Настолько, что могу и о более серьезной доле поговорить.
Но я не хочу серьезнее. Я хочу свое. И пусть в моем бизнесе все осталось практически без перемен, и крышуют его все те же люди, и, значит, законно… Ну, так себе, не особо, но, по крайней мере, это то, что я знаю. То, что я могу.
Поэтому с утра от Шипучки я сразу пошел к Васе.
Не особо, кстати, поверив в бред про жениха. Ну какой, нахер, жених? Когда жених, так не ведут себя в постели. Даже делая скидку на то, что старая любовь и все такое. Нет.
Нет у тебя никакого жениха, Шипучка моя.
Есть обида. Есть гордость. Есть правота своя.
Все это есть.
И я у тебя есть.
И замуж ты за меня пойдешь. Конечно, пойдешь. Никуда не денешься.
Именно так я и думал, созваниваясь с Васей и забивая стрелку.
Именно так я думал, когда получил полный расклад по тому, кто сейчас управляет моим бизнесом. И под кем он находится.
Именно так я думал, когда ехал сюда.
Приехал, сука.
Теперь вообще не думаю.
Нечем.
Вместо башки — просто пустая гулкая кастрюля, по которой лупит гребанная музыка. И скоро кастрюля не выдержит. Лопнет, к херам. И тогда…
Тут я вижу, как Шипучка пересекает танцпол, уворачиваясь от дрыгающихся придурков. Какое-то время смотрю, как бликует ее светлый свитер, а потом хлопаю еще рюмашку и, не слушая бубнеж Васи про то, что скоро люди придут, и надо бы успокоиться, встаю и иду следом.
Я не знаю, куда она идет, в туалет, на выход, еще заказать выпить…
Это неважно.
Я вижу впереди во вспышках света ее свитер, балахонисто висящий на тонких плечиках, и иду по следу, как волк за добычей.
Я тебя поймаю.
Очень скоро, слышишь?
Я иду по следу. Я — твоя беда.
Я иду по следу,
Чую, как ты дышишь,
Зря, ты зря сегодня так пришла сюда.
Я — твое проклятье.
Я — твоя погибель.
Ты все понимаешь, ускоряешь шаг.
Я тебя услышал.
Я тебя увидел.
Волчий вой по следу. Слышишь? Это знак.
Ты — моя навеки.
Но еще не знаешь.
Думаешь, свободна, думаешь — ничья.
Но все просто, детка.
Ты же понимаешь?
Я тебя поймаю.
Ты — уже моя.
М. Зайцева.
31. Примерно пятнадцать лет назад
Олька скрывается за дверью туалета.
Я даже не раздумываю.
Нет, только инстинкт, только жажда.
Шипучка, зачем ты позволила себя целовать? Зачем? Ты же ночью со мной была? Как же так, Шипучка?
Вот и спрошу сейчас.
Во мне достаточно градуса, помноженного на личную дурь и стресс от увиденного и сказанного, чтоб делать херню.
Раньше это был постоянный убойный коктейль, но со временем я вроде как в себя пришел.
Вроде как.
Мне сейчас тридцать девять. Пора прекращать косячить.
Да, пора.
Это — в последний раз. Точно.
Рву дверь на себя, она не успевает закрыть.
Охает, отступает в глубь помещения.
На автомате защелкиваю замок. Краем сознания, полностью сосредоточенного на Шипучке, понимаю, что на обстановку в туалете не поскупились. Это тебе не грязный толчок в дешевой забегаловке. Это, сука, полноценная миниквартира, с двумя, бл*, комнатами. У меня первая моя комната в общаге, которую государство выделило сироте, однозначно меньше была.
— Олег… — Шипучка не отрывается от меня, глаза огромные, дурные. Испуганные очень.
Чего ты боишься, Шипучка?
Хотя… Правильно, наверно, делаешь, что боишься.
— Ну привет. С женихом познакомишь? Потом?
Голос у меня тихий, шипящий, как у змеи. И такой… Равнодушный какой-то. Не удивительно, что она пугается. Я и сам напрягся бы.
— Олег… Прекрати. Я тебе уже сказала все.
Она, наконец, приходит в себя, с вызовом задирает подбородок. И так до ужаса напоминает мне это нашу первую встречу с ней, на Смоленском, когда я сходу в карьер предложил ей встретиться. А она послала. Боялась тогда, и сильно. Но послала, не колеблясь. Отчаянная девчонка.
— Да, сказала.
Я делаю шаг к ней, хватаю за руку, рывком разворачиваю к зеркалу, прижимаю в тумбе с раковиной.
— Смотри, Шипучка, смотри.
Мы отражаемся в зеркале.
Два взгляда.
Ее — немного испуганный, но злой и напряженный.
И мой — нечитаемый. Как у змеи. Наверно, я впервые так на нее смотрю. Хищно.
Она неосознанно сглатывает, и я кладу ладонь на хрупкое горло.
Резко прижимаю к груди затылком. С наслаждением вдыхаю запах волос. Как всегда, невозможно дурит голову. Прямо, как белый в носу, торкает самой чистой первой понюшкой.
— На себя смотри. Кто он и кто ты. Вспоминай его.
И вижу, что вспоминает. Правда вспоминает. Глаза стекленеют. Не самые приятные воспоминания, похоже.
— Разве он тебе нужен, а? Разве он — то, что тебе нужно?
— А кто мне нужен, по-твоему? — шепчет она, еле шевеля губами, и мне дико хочется провести по ним пальцем. Они — нежные такие, припухшие все еще. Я этой ночью не сдерживался.