Анатолий Чупринский - Пингвин влюбленный
— У тебя в Пенклубе контакты есть? Вхож туда? — не здороваясь, хмуро спросил он Суржика. Последние годы он на полном серьезе искал способ выдвижения своих поэм на Нобелевскую премию по литературе. Собирал подписи, рекомендации, искал ходы-выходы на нужных людей, контакты, связи и все такое.
«Мне бы твои заботы!» — мелькнуло в голове у Валеры.
— Естественно, — на всякий случая, не задумываясь, ответил он.
— Естественно «да» или естественно «нет»? — раздраженно спросил Гейдар. Он всегда и со всеми разговаривал слегка раздраженным тоном. Снисходил, так сказать.
— Естественно, нет! — пожал плечами Суржик. — Не мой уровень. Где нам, дуракам, чай пить.
— Не ценят меня в России! — раздраженно поморщился Занзибаров. — Нет, не ценят!
«Этот и бровью не поведет, если у него пропадет любимая!» — подумал Валера. Но вслух сказал совершенно иное:
— Нет пророка в нашем курятнике! Не нами сказано. Не нам опровергать.
Занзибаров дернулся, явно хотел на что-то обидеться, но секунду подумав, пришел к умозаключению: ничего лично для него обидного Суржик не сказал. Он снисходительно похлопал Валеру по плечу и, заложил руки за спину, направился в ресторан. Настоящий поэт. Сталкиваясь с ним, Суржик почему-то всегда вспоминал одну и ту же фразу из Высоцкого, «Хрен ли нам Мневники? Едем в Тель-Авив!».
«Что-то я расслабился!» — подумал Валера, посмотрел на часы и направился к выходу.
В эту минуту в квартире на Кронштадтском бульваре Татьяна Котова тоже посмотрела на часы, еще раз поправила прическу и одернула белую кофту.
— Что-то я размагнитилась… — привычным, жестким тоном объявила она. — И все-таки, квартира у вас — не подарок!
— Именно, не подарок! — весело поддержал ее Леонид. — Никому и не собираюсь ее дарить. Ни тебе, ни кому-то другому.
Чуприн повернулся в кресле в сторону комнаты, с усмешкой взглянул на Татьяну.
— Тоже не вчера родился. Что почем, знаю. Прежде чем писать объявление, узнавал, приценивался… Моя квартира стоит столько сколько стоит.
— За такую цену ее никто не купит.
— Не учи меня жить, красотка! — язвительно заметил Леонид. — Все твои тайны у тебя на лбу написаны. Крупным шрифтом!
— Что это вы хотите этим сказать? — ощетинилась Татьяна.
— То самое, красотка! — улыбнулся Чуприн. — Решила меня облапошить? Думаешь, если писатель, творческая натура, значит, ни черта не понимает в реальной жизни? Ты, красотка, не на того нарвалась!
Татьяна Котова просто задохнулась от возмущения. Даже ногой топнула.
— Нет, это что вы… себе позволяете!? — неожиданно тонким и высоким голосом выкрикнула она. — Тоже мне… классик! Я честно работаю, ясно!?
— Если решила зашибить на мне огромную деньгу, ошиблась адресом! Уступать, не намерен! Ни пяди русской земли, как говорится!
Татьяна резко повернулась и пошла к двери.
— Ваше дело! — на ходу бросила она. — Только за такую цену…
— К твоему сведению, у меня уже есть покупатель. Даже два. Приезжие из Тюмени. Денег — вагон и маленькая тележка. Согласны на мои условия.
— Им можно только посочувствовать…
Татьяна подошла к входной двери, начала вертеть во все стороны собачку замка. Тот, как обычно, ни в какую не желал открываться с первого раза.
— Оставь адресок, красотка! — смеясь, крикнул ей в спину Леонид. — Продам квартиру, так и быть, подкину тебе на бедность!
Татьяна мгновенно вернулась в «кабинет», остановилась посреди него. Глаза ее сверкали, того гляди, посыпятся молнии. И испепелят все вокруг. Челкаш миролюбиво виляя хвостом, встал перед Татьяной. Но она даже не взглянула на него. Она была во гневе.
— Нет, вы что… с ума сошли!? По какому праву вы меня оскорбляете!?
— Спокойно, спокойно! Не надо корчить из себя невинную девочку! Ах! Ах! Ах! Спекуляция, она и есть — спекуляция!
— Я честно работаю!!! — в ярости выкрикнула Татьяна Котова. И опять топнула ногой.
— Брокеры, шмокеры, дилеры…. Какими новомодными ярлыками не прикрывайтесь, суть все равно — та же!
— Договаривайте! Что ж замолчали!
— До свидания… красотка! — улыбнулся Чуприн.
— Нет, вы договариваете!
— До свидания! До свидания! — весело настаивал Леонид.
— Нет уж, вы давайте договаривайте! Что вы хотите сказать… всеми этими… вашими гнусными намеками?
— Все вы — ворье!!! — не выдержав, брякнул Чуприн.
— Что-о-о!?
— То самое! И ты не глухая! Отлично слышала, что я сказал. А я всю жизнь говорил, что думал! И не намерен…
— Немедленно возьмите свои слова обратно!
— Кто ты такая? — возмутился Леонид. — Нет, кто ты такая? Кому скажи, не поверят! Скажи спасибо, что вообще… на порог тебя пустил!
— Последний раз! — угрожающе зарычала Татьяна. — Возьмите свои слова обратно!!!
— Ты что, окончательно спятила, красотка-а!? — с не меньшей угрозой в голосе, зарычал Чуприн. — Я… у себя… дома-а!!! Ясно тебе-е!?
Татьяна, трясясь от возбуждения, возмущения и еще чего-то там, оглянулась по сторонам, подошла к окну и настежь распахнула его. Подошла к столу, схватила пишущую машинку и, высоко подняв ее над головой, подбежала к раскрытому окну.
— Сто-о-оять!!! — заорал Леонид Чуприн. Голосом тренера, подопечный которого, наконец-то, поднял рекордный вес и теперь должен удержать его несколько секунд.
Татьяна, с поднятой над головой машинкой в руках, замерла у раскрытого окна.
— Слушай… ты!!! Слушай и… запоминай!!! Если ты… сейчас же… не поставишь пишущую машинку на место…. Я тебя… так отделаю… ты полтора месяца… с постели подняться не сможешь!!! Поняла-а!?
Татьяна, с ненавистью глядя прямо в глаза Чуприну, секунду помедлила и… выкинула машинку в раскрытое окно. Леонид невольно вскрикнул. Через мгновение снизу донесся глухой удар об асфальт, треск и испуганный собачий визг. Приземление «Эрики» было явно не мягким. Отнюдь не как у спускаемых аппаратов космических кораблей.
Леонид прикрыл глаза ладонью и застыл в кресле. Его фигура напоминала скульптуру сидящего драматурга Островского перед Малым театром. Правда, великий драматург лица ладонью не закрывает. Челкаш мгновенно присоединился к звонкому собачьему лаю со двора. Встал передними лапами на подоконник и возмущенно перелаивался с каким-то дворнягой. О содержании их «диалога» оставалось только догадываться.
Татьяна медленно попятилась и, прислонившись спиной к стене, тоже ладонью прикрыла глаза. Потом осторожно присела на тахту.
«ОНА, действительно, сошла с ума!» — вертелось в ее голове.
Через раскрытое окно со двора в «кабинет» доносились возмущенные крики, собачий лай и даже автомобильные гудки.
