Л. Бояджиева - Бегущая в зеркалах
В другом магазине, торгующем в основном для пожилых мужчин вещами уже слегка вышедшими из моды, Дани стал действовать с пониманием дела.
– Мы хотели бы приодеть нашего актера в стиле «ретро», но ненавязчиво, с легким нажимом, – обратился он к продавцу, щедро демонстрируя свою фотогеничную внешность. Тот понимающе кивнул и после долгих переборов в новом большом чемодане Йохима лежал довольно мешковатый летний костюм, жилет ручной вязки с «альпийским» орнаментом, брюки и несколько рубашек, будто извлеченных из дедушкиного гардероба. Сам же «актер», облаченный в легкие штаны из светлой холстины, белые парусиновые туфли и бежевую, послевоенного образца «футболку» из шелкового трикотажа с тоненькой молнией у ворота, выглядел забавно и даже слегка интригующе. Парусиновая же сумка-портфель дополняла картину, оставалась лишь одна деталь. Дани колесил по узким улочкам и наконец остановился под строгой вывеской: «Очки».
– Сколько там у тебя минусов? Ага, уже пять. Ну-ка, примерь это. – Дани снял со стенда окуляры в круглой роговой оправе с мягкими, сильно загнутыми дужками.
– Это еще зачем? Мои такие крепкие! – возмутился потерявший терпение Йохим.
– Пойми, это Цейс и оправа легче. Не будет болеть голова. Да посмотри на себя в зеркало – совсем другой человек! Молодой профессор Динстлер – надежда европейской медицины! – смеялся Дани, наблюдая, как Йохим прилаживает дужки очков длинными цепкими пальцами. «Вот этими-то ручищами этот тип и режет», – подумал он тут же не без удивления. Но Йохим не стал смотреться в зеркало – очки и впрямь были удобней.
Стараясь больше не задерживаться, они пересекли Италию, объезжая крупные населенные пункты и рассчитывая к ужину оказаться в Сент-Поле, где жили бабушка и мать Дани.
Йохим всего лишь раз выезжал за пределы Австрии, совершив небольшое турне по Германии вместе со школой – страсть к путешествиям и перемене мест его не томила. Теперь же, уносясь вместе с другом в неведомые дали, он не испытывал ни волнения, ни особой радости. Ощущение, что вектор его жизненного пути, уже определившийся, сместился куда-то в сторону, беспокоило и раздражало. Еще совсем недавно в однообразном потоке своей медицинско-обыденной жизни, он тайно томился о навсегда утерянном «беловике» судьбы, полном неожиданных волнений, тревог и каких-то иных, ярких, неординарных, бурлящих кровь впечатлений. Но та жизнь, которую Йохим вел последние годы, в сущности, в полсилы, в полвдохновения, в пол радости, теперь казалась ему уютной и вполне насыщенной. Ни перспектива новых знакомств, ни суета Дани с его гардеробом не казались Йохиму занятными. Вместо ожидаемой эйфории от маленького отпускного приключения в компании Дани, он обнаруживал в себе некую подначивающую к резкости раздражительность.
Йохима нисколько не огорчило, что французскую столицу – мечту туристов всего мира – Дани посоветовал на этот раз объехать. Париж еще не утих после майских студенческих волнений. Ежедневно поступали сообщения о новых, зачастую стихийных бунтах и демонстрациях студентов вкупе с примкнувшей к ним разнообразной шушерой.
Дани взахлеб рассказывал о сложившейся ситуации, впрямую отразившейся на театральном деле: многие театры, присоединившиеся к бунтующим, открыто противопоставили себя правительству. Искусство как бы стало в оппозицию к государству, отстаивая анархический бунт, проповедуя сексуальную свободу вместо пуританской буржуазной морали и неустойчивость, зыбкость как способ существования.
– Эх, господин профессор, – сокрушался Дани, – могли бы вы там, в своей глуши, представить, что по американским штатам разъезжают театрики, ну что-то вроде общин хиппи, которые устраивают свои действа где попало – в амбарах, гаражах, подвалах. Вначале зрителям предлагают покурить «травку», потом раздеться, а потом… Ну, как бы это выразиться поделикатнее – торжествует сексуальная революция, так сказать, коллективный протест… Как же вы в Австрии обходитесь без группового секса?
– Все-таки это лучше, чем выпускать кишки или пускать в ход гильотины, – бросил Йохим, с интересом изучая содержимое пакета с провизией.
– А я, видимо, слишком старомоден и, наверное, осторожен, что значит – умен. Меня вовсе не тянет расправиться с «традиционными ценностями» в компании этих немытых «детей цветов» и остервенелых «левых», разгромить бабкин бутик со всеми ее шанелями, карденами – «приспешниками разлагающейся буржуазии», измазать дерьмом стены отчего дома и, возглавив какой-нибудь «театр улицы», подбивать сограждан к повальному греху прямо на Каннской набережной или во дворце Шайо… Уф, Ехи, ты даже не представляешь, какой я теперь консервативный, тухлый тип! – Дани перехватил у друга круассан.
– Как раз по мне. – Йохим удовлетворенно жевал сандвич. Бунтарство и социальные страсти вообще мало беспокоили его. Они отвращали, как некая патология, развивающаяся у людей, не способных, как правило, к созидательной деятельности. Его же личными врагами были смерть и разрушение – предательские и незаконные, то есть происходящие вне естественных природных санкций. Социальная позиция Дани возражений не вызывала.
Но для актера, чья карьера находилась в прямой взаимосвязи с «веяниями времени», ситуация, конечно же, была не простой. Окончив актерскую мастерскую в Париже, на пороге двадцатилетия Дани сыграл Ромео в спектакле молодежной труппы, подготовленном для знаменитого Авиньонского фестиваля. Они играли под открытым небом, в естественных декорациях старинного дворца, на подмостках, которые еще совсем недавно прославил Жерар Филипп. Дани стал одной из звезд фестиваля, обратив на себя внимание профессионалов и публики, среди которой оказалась и некая юная студентка-журналистка Сильвия, ставшая впоследствии танцовщицей «Парадиза» и супругой начинающего, но уже известного телерепортера.
Труппа Дани вскоре развалилась, и он уже несколько приуныл, подрабатывая в массовках. Как раз в этот момент в его жизни появился Остин Браун. Тот самый тип, которому принадлежала ожидающая друзей яхта.
3
Началось же все так. Однажды Фанни – так звали бабушку Даниила, сообщила внуку, что некий состоятельный меценатствующий господин намеревается субсидировать производство фильма по интересующему его сценарию и очень серьезно относится к подбору исполнителя. Ему нужен молодой, малоизвестный и обаятельный актер, способный выглядеть на экране не очень профессионально.
Господин Браун, француз немецкого происхождения, ожидал актера в своем доме на острове у побережья Тулона, куда Дани был доставлен ожидавшим его в порту катером.
