Кэти Летте - Родовое влечение
– На днях я съел несвежую устрицу, – многозначительно произнес Хамфри. – До сих пор мучают газы.
– А я вот что скажу: их финансовые жемчужины оказались фальшивыми. Посмотрите на Бонда, – заявил Брайс. – Отныне мир – не его устрица.
– Знаете, как вы называете австралийца в судебном процессе? – осведомился Хамфри, имитируя протяжный австралийский акцент. – Подсудимым.
Для англичан, поняла Мэдди, австралийцы – это тихоокеанские ирландцы.
– Во чо я скажу. Терпеть ненавижу ездить туда, – заговорил на языке Ист-Энда хозяин дома. – Жрачка какая-то дурная. Фрикасе из муравьеда, суп из хвостов кенгуру, нарезанная ломтиками задница какого-то урода, не помню, как его…
– Вот как? Я встречалась с задницами, – Мэдди ответила на взгляд Алекса таким же убийственным взглядом, – но никогда их не ела.
Возлюбленный научил ее, какой вилкой есть рыбу, а вот как пользоваться другими столовыми приборами – не научил. За пятнадцать минут, что Мэдди находилась за столом, ей пришлось управляться с целым арсеналом ножей, воткнутых ей в спину. Дабы она чувствовала себя еще более неловко, Соня то и дело подсовывала под ее бокал картонки, изображавшие обезглавленных монархов. Мэдди нужна была подставка в натуральную величину, чтобы она не запятнала их драгоценное общество. Тем, что она ела суп гофрированной десертной ложкой, а салат положила на хлебную тарелку, она навечно заклеймила себя бесталанной выскочкой.
Увидев все это, Хамфри схватил миску и чопорно, с видом «вот-как-это-делается» положил салат на тарелку для горячего, затем повернулся к Мэдди и насмешливо вздернул бровь. В национальном английском характере присутствует дихотомия, сущности которой Мэдди понять не могла. Ее бы никто не тронул, если бы она прошлась по Оксфорд-стрит голяком, только с уогглом[39] на шее и блестящим кольцом в ноздре, но малейшее нарушение протокола, например, сказать «туалет» вместо «уборная», считается тягчайшим преступлением.
– Во всяком случае, мы не немы и не скучны до зубовного скрежета, – отпарировала Мэдди.
Лица обедающих захлопнулись, как ставни. Только Салман Рушди встрепенулся и громко расхохотался. Он был так же чужд этой стае пираний, как и Мэдди.
Русская-напрокат перегнулась через Алекса и обратилась к Особо Важному Гостю – Салману Рушди:
– Итак, где вы сейчас живете?
Мэдди оглядела стол. Она ожидала услышать антироссийские шуточки, язвительные предложения вылизать тарелку или есть ногами. Высокие скулы «товарища» не тронул даже намек на румянец. Остальные же реагировали на этот faux pas[40] века лишь вежливыми улыбками. Жизнь, подумала Мэдди, несправедлива. И от этого все чаще вспоминается Галлиполийский полуостров.[41]
– Я должна была отпустить слуг на ночь, – вдруг театрально засуетилась Соня, – в целях безопасности. Поэтому я надеюсь, что еда сносная. Вино натуральное, яйца от кур, которые обитают в естественных условиях. Фрукты выращены на экологически безвредных пестицидах, мясо без гормональных добавок.
– В отличие от твоего муженька, – еле слышно пробормотала Мэдди.
Имоджин, державшая одной рукой ребенка, никак не могла расстегнуть пуговицы на блузке. Общепризнанная Поп-Звезда галантно рванулась ей на помощь.
Соня успела перехватить своего de facto и вернула его на место.
– Я понимаю, приятно иметь помощников, – извиняющимся тоном продолжила она, – но наши дома так велики и, ну, люди думают, что иметь слуг просто, но это такая утомительная работа указывать им, что купить и что отполировать. Даже не передать, какой это источник беспокойства. – Ее муженек ударился головой о низко висящую балку и издал возмущенный вопль. Кажется, это столкновение было подстроено Соней.
Несмотря на гнев, Мэдди от души рассмеялась – молодое озорство переливалось в ней через край.
– Итак, это многое объясняет. Теперь мне понятно, почему английский высший класс так туп. Вы, наверное, веками бились головами о низкие балки ваших бесценных домов эпохи Тюдоров.
По всей видимости, больше никто, кроме нее, не усмотрел в этом ничего смешного. Алекс с трудом сдерживал себя.
– Слуги выше моего понимания, – заговорил Защитник Попранных. – Я не делаю уступку своему растущему состоянию, если не считать билетов в первый класс, пятизвездочных отелей, белуги и «боллинджера» на обед.
– О? – коротко рассмеялась Мэдди. – А как же ваши няни? Тех, которых вы нанимаете для своих детей? Разве это не роскошь?
Лицо Алекса растянулось в улыбке от уха до уха и напоминало надрезанный арбуз. Улыбка примерзла к его губам и сохранялась до тех пор, пока он не выскользнул из комнаты в перерыве между переменами. Мэдди последовала за ним. Он ждал ее на дубовой лестнице.
– Ты хоть представляешь, кто тот тип с добродушной физиономией? Тот, который сидит на дальнем конце стола? – прошипел он. – Это журналист из «Прайвит ай»![42] А если бы здесь оказалась Фелисити?
Мэдди проигнорировала его вопрос.
– Симпатичное место для семинара.
– Местоположение, Мэдлин. У дома очень удобное местоположение. А «место» – это то, что предоставляется изгнанникам.
– Точно. Так что же случилось с «мозговым центром»? Сгнил на корню, да?
– Понимаешь ли, – на ходу принялся импровизировать Алекс, – я не мог сказать тебе, куда еду, по соображениям безопасности. Хотя во всех анонсах меня называют натуралистом, я еще и журналист. Наученный никому не открывать информацию подобного рода. Даже своей возлюбленной. – Он положил руку ей на плечо. Мэдди скинула ее.
– О, прошу прощения, чертов Уолтер Кронкайт.[43]
– Это замечание сродни кастрации. Я сейчас заговорю очень высоким голосом.
– А как же твои детки? Они тоже относятся к той информации, которую ты никогда никому не открываешь?
Лицо Алекса превратилось в студень, углы губ съехали вниз. Справившись с собой, он бесцеремонно схватил Мэдди за локоть и потащил ее вверх по лестнице. Они прошли через комнату, где разместились ребята из Специальной службы. Когда Мэдди и Алекс покидали столовую, лондонские «командос» от культуры обсуждали обычный и английский футбол. Что же до Специальной службы, то ее представители читали Шекспира и изучали Жака Дерриду под оперные арии Монтеверди. «Что неправильно в этой картине?» – спросила себя Мэдди.
Когда они оказались в комнате с эркером, Мэдди дала волю своим эмоциям. Произошел взрыв, перед которым померк взрыв в Нагасаки.
– У тебя когда-нибудь возникало настоятельное желание сказать правду?
– Я не лгал. Просто был тот самый случай, когда используется избирательная честность. Я собирался сказать тебе. Но, видишь ли, мой подход скорее эволюционный, чем революционный. Я не хотел сразу так много навешивать на тебя. К тому же дети очень далеки от меня. Я просто не думал, что это так важно. После рождения близнецов…
