Светлана Храмова - Мой неправильный ты

Она честно играла роль счастливой жены. Иногда я это понимал, но она играла так естественно, я заново верил, что мы на седьмом небе блаженства. Нет, она меня любила, по-своему, конечно. Мы каждый год ездили куда-нибудь, маршруты она сама выбирала. Мюзиклы были ее страстью, в Париже и Барселоне мы ходили в какие-то театрики балаганного вида, и Марта сияла, она хлопала громче всех! И музеи почему-то любила, непременно современного искусства, чего я только не насмотрелся! Она не запоминала ничего, ей нужны были новые впечатления, больше ничего. Она будто питалась выставками, спектаклями, запасалась впрок. Ей нужна была только энергия, вдохновение, я только потом понял, что она не хотела жить, ни секунды не хотела, и, как могла, старалась продержаться. На самом деле ей хотелось одного – уйти.

В Майами есть ночной клуб, грязноватое заведение, она там танцевала, целых полгода! Пока к ней не стал приставать хозяин, она мне пожаловалась. Ну, мы с ним поговорили по-мужски, но танцевать она больше не стремилась. После ее гибели слухи невнятные поползли, что она заводила интрижки с постояльцами, выплыли какие-то темные истории, но я не верю. Ничему дурному о ней не верю. Красивая женщина поневоле заложница, она вызывает у обывателя желание судачить, перемывать косточки, подозревать в изменах. Красивая женщина – это…

– Судя по всему, – перебил Алексей, – у Марты была тяжелая форма депрессии. А психиатру не показывались?

– А какой смысл? Разве психиатры приносят облегчение? Что-то я об этом не слышал.

Алексей вспомнил Эвин дневник. Могла Рита ее спасти или нет? Неужели для обреченных на душевные страдания не придумано ничего, кроме наркотиков? Антидепрессанты загоняют в тупик. Единственный выход – постоянно быть рядом?

– Ты часто оставлял ее одну? – спросил он.

– Мы жили бок о бок. Постоянно вместе. Я ведь и гостиницу эту придумал, чтобы она никогда не оставалась одна. Однажды мне пришлось уехать всего на день, закупки сделать, я даже из штата не выезжал.

И Марта ушла от меня.

Вечер неспокойный выдался, ветреный. Наверное, штормовое предупреждение, но на них никто особого внимания не обращает. Часто это просто бла-бла-бла. Не думаю, что она выбрала ветреный вечер нарочно, просто совпадение. Уверен. Она ушла на прогулку по пляжу, долго ходила взад и вперед по песку, останавливалась. Стала медленно раздеваться, смятым флагом на песке осталось брошенное красное платье с оборочками. Она шла вперед, к океану, в легком бикини, я так и представляю себе ее крепкие ноги, божественно ладную фигуру, изгибы бедер, подвижную талию, вижу, как она шла вначале по мелководью, у берега ведь чистая и прозрачная вода. Рассказывают, она удалялась от берега, ступала по дну, не пытаясь плыть. Шла, пока вода не закрыла ее с головой. Так рассказывают, берег пустынный в тот вечер, но два-три свидетеля нашлось, им и невдомек было, что она не собирается возвращаться, никто и внимания особого не обратил. Вечерами на пустынных пляжах не наблюдают за купальщицами, люди предпочитают смотреть туда, где заканчивается горизонт. Или на полную луну, а в тот вечер полнолуние. А Марта, я так и представляю себе, продолжала идти, вперед и вперед, аккуратно ступая по дну.

Ее уже вытащили, когда я вернулся. Лицо покрыто светлой тканью, а ниже красное платье в оборочках накинуто. Я больше не видел ее лица.

Минуты три длилось молчание, оба замерли, не сговариваясь. Алексей наконец медленно выговорил:

– Свою дочь я нашел в ванной. Мне тоже кое с кем пришлось поговорить по-мужски.

– Но ты собираешься вернуться?

– Не знаю. Когда поутихнет.

– Боль?

– Да, и боль тоже, – тяжело произнес Алексей. – Об остальном мне сообщат.

Алексей ушел в свою комнату, долго сидел, уткнувшись взглядом в одну точку. Как-то странно получается. Джек любил Марту больше жизни, Алексей – берег Эву как зеницу ока. Обе ушли, не простившись.

Проект реконструкции он заканчивал один, стараясь обходиться без Джека, установки хозяина он понял. Закончив чертежи, сделав список необходимых закупок, он показал Джеку, тот одобрил с воодушевлением.

– Это как раз то, о чем я мечтал! А гостиницу я решил переименовать. Будет называться «Звезда Майами».

– Джек, здорово! У меня, пожалуй, есть некоторые идейки насчет вывески. Завтра покажу проект.

Чертежи он оставил на ресепшн, Джек еще спал, когда таксист позвонил:

– Машину в аэропорт заказывали?

Алексей уехал, не попрощавшись. Привычка повиноваться инстинктам, они его никогда не подводили. Да и Виталик торопит – буря утихла, новые проблемы, в клуб зачастили перекупщики. Пора.

Виолетта – тонкая, нервная блондинка в шиньоне и кудрявящихся мелкой дымкой завитках вдоль шеи и по мочкам ушей. Рита возится с ней уже три недели. Первое свидание прошло на редкость продуктивно, контакт установился минуте на десятой. Виолетта вошла, вначале оглядела комнату, потом Риту, потом снова комнату – обстановка простая, бледно-оливковая штукатурка, на стенах Ритины дипломы под стеклом, изречения в рамках, два кресла с высокими спинками. Тахта с обивкой из коричневой кожи в углу стоит, но «ласточки» предпочитают кресло. Виолетта как-то чрезмерно взбудоражена, говорить с ней без подготовки – риск.

На случай особой зажатости новой, неизученной пока что клиентки, у нее есть в запасе специальные упражнения. Да, поэтому на встречи она рекомендует брать сменную одежду, тренировочную обувь в том числе, не будут же они на шпильках наклоны выполнять, и повороты туловища (влево-вправо, влево-вправо). Возникает напряжение, клиентка жмется, платочек в руках теребит – значит, двумя минутами позже Рита предложит разминку, десять минут. Небольшие энергетические инъекции обычно способствуют взаимопониманию.

Упражнения они делали с Виолеттой вместе, та в одиночку никак не соглашалась. Музыка бодрая, ритм, короткие возгласы, хлопки – и вот они обе, тяжело дыша, плюхнулись каждая в свое кресло. Отход на заранее заготовленные позиции. Рита протянула салфетку – лицо промокнуть, говорить стало проще.

– Сколько вам лет, Виолетта?

– Можно Вика. Тридцать пять через месяц, но я обычно отвечаю что тридцать, я ведь выгляжу вполне, правда?

В этом ее «вполне» сквозила неуверенность, она явно ждала одобрения – конечно, никогда не дашь больше двадцати восьми!

– Да, вполне, мы все выглядим «вполне», а для меня любая женщина – прекрасна, если есть хоть малейшие признаки работы над собой.

– А что вы имеете в виду, говоря о работе над собой? Духовное развитие или физическое?

– И то и другое. Мы чуть-чуть попрыгали, размялись, вы заметили изменения в душевном состоянии?