Элизабет Гейдж - Ящик Пандоры. Книги 3 – 4
– Прости меня, – повторил он так безутешно, что у нее чуть не разорвалось сердце оттого, что это говорит такой гордый и сильный человек.
Она спрятала лицо у него на груди, зарывшись в ее тепло, как будто это была ее единственная защита от внешнего мира, холодного как лед, от внешнего мира, который мог заморозить все, к чему бы ни прикоснулся.
Но она понимала, что ее объятий недостаточно для того, чтобы приблизить его к себе, как раньше. И сила в его руках уже никогда не будет такой нежной, как раньше. Ведь именно эти сильные мужские руки заставили гореть ее щеки, и ужас, который заставил ее отшатнуться от мужа, все еще пульсировал во всех ее клетках.
Враг был загнан внутрь. Сегодня вечером был перейден рубикон, сделан бесповоротный шаг. Лаура не могла повернуть стрелки часов. Она могла только цепляться за то, что осталось.
Но даже этого было недостаточно. Через некоторое время Тим стал отпускать ее из рук. Она чувствовала, как он отделяется от нее, как будто его гордость и страх заставили его устыдиться того, что он сделал.
Ему не нужно ее прощение. Ему нужно нечто большее, то, что уничтожило бы не только его ярость, но и ее причину. А этой причиной оказалась его собственная жена, чью самостоятельность он никак не мог перенести.
Они сидели, чувствуя, как ослабевают хрупкие объятия, пока наконец он не встал и не вышел из спальни, не глядя на нее. На этот раз надеяться на быстрое примирение не приходилось. Дело зашло слишком далеко.
Лаура лежала в полной тишине. Она слышала, как открылась и закрылась дверь шкафа с одеждой в прихожей. Потом послышалось шуршание ткани, когда он надевал свое пальто. Ей захотелось позвать его. Слишком поздно: дверь в квартиру уже захлопнулась за ним.
Лаура осталась одна.
XIII
На следующее утро Тим приехал в офис очень рано. Его мозг мучили воспоминания о том, что случилось вчера вечером не меньше, чем сильнейшее похмелье. Он прибегнул к испытанному старому средству преодолевать свои неудачи и плохое настроение: как обычно, он удвоил количество работы.
В тишине безлюдного кабинета он сидел за письменным столом и медленно перебирал бумаги в ящике поступлений. В основном это были поздравления с успехом весеннего показа мод от различных торговцев, редакторов модных журналов и деловых партнеров.
Почти на самом дне ящика он нашел сложенную вдвое записку. Почерк принадлежал Мередит.
«Пять тридцать, – гласила она. – У Лауры срочное дело – она находится в полицейском участке Бронкса, освобождает под залог некую Марию, не знаю, кто такая. Она будет дома примерно в девять. «Передай ему, что я люблю его и не дождусь, когда увижу его». Люблю и целую – М.»
Мередит написала записку со своим обычным юмором, пропуская те слова, которые, по ее мнению, было бы лучше сказать лично.
Головная боль Тима внезапно усилилась. Он закрыл глаза. В офисе было тихо, только в соседней комнате булькал кофейник.
Итак, она все-таки предупреждала его. Наверное, эта записка затерялась под вчерашними бумагами, потому что она не попалась ему на глаза, когда он приводил в порядок свой стол перед уходом домой в шесть часов.
Тима затошнило. Голова его пошла кругом. Слова, написанные на клочке бумаги, расплывались, их вытесняло воспоминание о том, как он ударил Лауру по лицу. Это воспоминание засело у него в голове, как кошмарный сон.
Передай, что люблю и не дождусь, когда увижу его.
Значит, она тоже желала его вчера вечером, как он и подозревал. Она ждала этого вечера с такими же чувствами, как и он.
Однако долгие часы ожидания превратили его желания в черную ярость, с которой он не мог совладать, ярость, которую он старался подавить в себе уже много недель и которая в результате заставила его совершить непростительный поступок.
Он вернулся в квартиру рано утром, ближе к рассвету. Он увидел, что Лаура убрала посуду со стола, свернула скатерть, убрала шампанское и навела в комнате порядок, прежде чем лечь спать.
Он представил себе, как она выходит из спальни одна, после того, как он оставил ее, представил выражение ее глаз, когда она убирала следы их несостоявшегося ужина, на который возлагалось столько надежд. Внутренним взором он увидел ее печаль, ее одиночество, ее боль и страх из-за того, как он поступил с ней. Он видел, как она одна ложится в постель, а мужа нет с нею рядом.
С некоторым беспокойством он заглянул в спальню. Она крепко спала, под одеялом ее миниатюрное тело было похоже на тело ребенка. При виде ее у него так защемило сердце, что он даже не мог подумать о сне. Довольно долго он стоял и смотрел на нее, не решаясь лечь в постель рядом с ней и не в силах оторвать от нее взгляд.
В конце концов он пошел в гостиную, улегся на кушетку и пролежал без сна до половины шестого. Алкогольное опьянение перешло в разламывающую головную боль. Он встал, принял душ и пошел на работу.
Сейчас он снова смотрел на записку, его все еще преследовали видения: как она старалась спрятаться от него, словно испуганный ребенок, как она спит одна в их постели. Этот ее сон отгораживал ее от него, как и ее страх. Он становился не нужен ей.
Я люблю его. Не дождусь, когда увижу его. Даже сам характер ее желания, ее страсти к нему претерпел изменения в эти беспокойные месяцы, приведшие к вчерашнему вечеру. Обычно он принимал ее женские желания с некоторой долей скромной благодарности. Его трогала естественность, с которой она любила его, с такой готовностью отдавая свое маленькое тело для его ласк и страсти.
Но этого больше не будет. Теперь это мягкое маленькое тело с нежной кожей, со своими потайными теплыми местечками, с родниками женского голода больше не принадлежало ему. Оно скрылось под завесой ее отдельного, неизвестного ему существования, жизни, которую он и не мечтал понять или разделить.
Он знал, что не способен думать о ней как о женщине и не терзаться от мысли, что она что-то скрывает от него, что у нее есть свои дела, свои удовольствия, которыми она может наслаждаться без него или о которых может мечтать. Несмотря на то, что его глупая ревность к ничтожному Томми Стардеванту давно прошла, он все еще грезил наяву, и в этих грезах его преследовали лица, уже не похожие на Томми, красивые лица мужчин, которым Лаура с готовностью и восторгом подставляла свои губы, мужские тела, которые она ласкала своими мягкими пальцами в моменты взаимного экстаза, взаимного наслаждения…
Он старался избавиться от этих мучительных видений. Однако этому мешали мысли о ее прошлом. Он знал, что и до него у нее были мужчины. Он почувствовал это в самый первый день их встречи. Что-то в ее грустных глазах говорило ему, что когда-то она испытывала сильное чувство к какому-то человеку и сильно страдала из-за него.
