Елена Гайворонская - Пепел звезд
В строгом сером костюме и при галстуке, он выглядел вполне респектабельно и благопристойно – благородная седина, отеческая улыбочка… Вот только взгляд – холодный, немигающий. Как у удава, желающего загипнотизировать и слопать миллионы глупых доверчивых кроликов, прильнувших к своим «окнам в мир».
– Кто это? – не своим голосом спросил Шурик.
– Бизнесмен, – с готовностью отозвалась Татьяна. – Хочет в президенты баллотироваться на следующих выборах. Деловой человек, умные вещи говорит. Может, вправду за него проголосовать? Богатый, воровать не будет. Порядок навести обещает…
– Какой порядок?! – завопил Маслов прорезавшимся фальцетом. – Это ж бандит, уголовник, мафиози!
– А ты откуда знаешь?
– Знаю! – рявкнул Шурик. – Где пульт?! Выключи сию минуту!
Он с размаху плюхнулся на угловой диванчик и тотчас подскочил, потому что искомое дистанционное управление оказалось аккурат под его мягким местом. Раздалось противное дребезжание. Маслов потряс пульт.
– Ничего не понимаю, – недоумевал он, – сломался что ли? Чего это звенит?
– Это телефон, – снисходительно сказала Татьяна, – сотовый. В коридоре, в кармане твоей куртки.
– Слушаю! – вкрадчиво произнес бархатным голосом Шурик, ожидая услышать Юльку.
– Работа сделана? – тоном, не терпящим отрицания, констатировали на том конце.
Это прорезался заказчик.
Удушливый дурманящий дым мягкими клубами постепенно окутывал комнату. И, вместе с ним, Ник «отлетал» в сладостное небытие…
Она была белокурым ангелом. Несомненно, она спустилась с опостылевших небес ради спасения его, Ника, души, перепачканной цинизмом и мерзостью окружающего мира. Когда она входила в класс, Ник слышал пение разбуженных птиц, шорох распускающейся листвы свежим майским утром. Взгляд ее лазоревых глаз был чист и прозрачен, как горное озеро. И даже имя ее было нежным, непорочным и душистым, как цветок – Лилия… Именно так пахли и ее духи – легко, сладковато. Когда она, задумавшись над контрольной, машинально облизывала полные розовые губы, мысли Ника путались и заплетались, как мухи в паутине. Всего за месяц, со дня ее появления, он напрочь растерял все свои ухищрения и уловки, на которые, как рыбешек на мотыля, ловил юных и не слишком, опытных и не очень, «цыпочек».
Он поджидал ее у подъезда и по дороге в школу болтал о разных пустяках, не решаясь коснуться ее нежной, еще бронзовой от цепкого средиземноморского загара, руки. Когда она удостаивала его благосклонным взглядом, он был на седьмом небе от счастья.
– Пап, – сказал Ник однажды, мечтательно разглядывая большую картину в золоченой раме – подлинник Моне, – я думаю, среди девчонок попадаются и совсем не испорченные.
Отец не ответил, лишь усмехнулся в пышные седые усы.
Идиллия продолжалась месяц с небольшим. Пока однажды, на вечеринке, в чисто мужской компании, когда пьют дорогой коньяк и разговаривают, как водится, о девушках, кто-то бросил невзначай:
– А Лилька-то, новенькая, классно минет делает.
Несколько человек согласно закивали, остальные принялись возбужденно уточнять детали.
– Конечно, она ж за бугром жила… В Италии. Свободная страна!
– Научилась всяким премудростям… – доносилось со всех сторон.
Ник чувствовал себя так, словно его сбросили головой вниз в выгребную яму. Он все еще надеялся, что речь идет о ком-то другом, иной Лильке…
– О ком вы говорите?
Один из ребят пошло гоготнул:
– Да о Диричевой, блин! Ты что, с дуба рухнул? Только не рассказывай нам, будто вы два месяца за ручку гуляете! А то мы тебя не знаем! Тут все свои. Последнее время ты стал таким джентльменом, Ник!
– Ага, будто не он перетрахал полшколы!
Компания одобрительно загоготала. Кто-то хлопал его по плечу, кто-то подливал «Мартель». Ник поднялся и вышел. Впервые за многие годы ему захотелось заплакать.
После бессонной ночи, бледный и решительный Ник попросил отца – после развода мальчик пожелал остаться с ним – дать ему на день «Волгу». Отец поглядел на сына с лукавой усмешкой и, бросив ключи, сказал только: «Осторожнее.»
Как всегда, в восемь-пятнадцать, она вышла из подъезда. При виде безмятежной синевы ее невинно распахнутых глаз сердце Ника заколотилось. Но теперь он не верил в сказки. «Все женщины продажны… Изначально. Даже те, кто еще об этом не догадывается…»
– Садись, – сухо скомандовал он.
– Куда мы едем? – спросила она удивленно, когда машина, свернув с привычной дороги, помчалась в сторону «окружной».
– Скоро увидишь, – он включил магнитолу на полную мощь. До сих пор помнит слова, врезавшиеся тогда в уши:
«Нет в жизни ни счастья, ни горя,Весь мир для меня и во мне…»
– О, класс, – сказал мрачно Ник, – это мне подходит, детка.
– Что с тобой, Ник? Ты странный сегодня.
– Заткнись.
Вскоре машина оказалась на загородной трассе. Ник свернул на глухую проселочную дорогу, заехал в глубь дивного майского леса.
– Выходи.
Она стояла, смотрела на него изумленно, испытующе.
– Ну?
– Говорят, ты клевая минетчица. Пора и мне раскрыть твои таланты. Давай покажи, на что ты способна, – наслаждаясь ее замешательством, пьянея от возбуждения, он принялся расстегивать ремень.
– Ник…
– На колени, сука, живо! – он, размахнувшись, ударил ее по щеке.
В глубине души Ник отчаянно трусил, и закричи она или заплачь, кинулся бы наутек, не разбирая дороги. Но ничего такого не произошло. Ее глаза расширились, потемнели, на губах заиграла шлюшеская улыбочка. Перед ним была распущенная девка, с нетерпением ожидавшая продолжения игры.
– Я думала, – проворковала она грудным, чарующим голосом, один звук которого мог бы ввести в искушение и святого, – ты еще не готов… Ты мне нравишься, но я считала тебя совсем ребенком. А ты, оказывается, настоящий мужчина…
Ее пальцы медленно расстегивали белую блузку…
Экран телевизора давно погас.
«Почему ты не могла оказаться другой?
Потому, что иначе не бывает. И ты, Лена Веденеева, обыкновенная шлюха в ангельском обличии. Я докажу это, тебе и всем. Даже если мне придется…»
Высокий красивый мужчина с блуждающим взглядом держал в окровавленной руке сигару и улыбался в такт своим мыслям…
Резкий ночной звонок в дверь поднял Марину с постели.
– Безобразие! – крикнул соседка, – три часа ночи!
– Н-ну и что? – нетвердо возражал Степаныч, – может, у человека срочное дело… Мариш, эт-то к тебе.
– Да вы что, чокнулись? – Марина накинула халатик, высунулась в коридор и замерла от неожиданности – на пороге стоял Антон. Он был здорово пьян, едва держался на ногах.
