Пола Сторидж - Желтая долина, или Поющие в терновнике 4
– Нет, это еще не все…
Лион с трудом нашел в себе силы задать встречный вопрос:
– А что же еще?
– Буквально через несколько часов после случившегося один из этих людей, видимо его сообщник, позвонил в ближайший полицейский к «Форуму» участок и, представившись активистом ИРА, выдвинул ультиматум…
– Ультиматум? – переспросил Лион таким тоном, будто бы он никогда ранее не слыхал этого слово. – Вы говорите – ультиматум?
Джентльмен кивнул.
– Да.
– И что же?
– Если мол, – спутник Хартгейма принялся говорить с поддельным ирландским акцентом, сознательно коверкая и искажая слова, – если, мол, в самом скором времени его дружки не будут выпущены из тюрьмы, то по всей Англии, не только по Лондону прокатится волна взрывов…
– И что же?
Джентльмен злорадно ухмыльнулся.
– Ну, теперь они допрыгались. Премьер потребовал от Министерства внутренних дел жестких мер – это я вам говорю точно, потому что я являюсь депутатом Палаты общин… Мое имя – Адам Мориссон… может быть, слыхали?
Лиону это имя ни о чем не говорило, однако он не мог не удовлетворить тщеславия своего случайного спутника, и потому произнес:
– Приходилось…
– Так вот: этим самым актом они только навредили себе… Видимо, североирландцы рассчитывали, что правительство, расписавшись в собственной беспомощности, разом подаст в отставку. Но этого не произойдет. Англичане теперь должны сплотиться, как никогда, и как никогда проявить твердость…
Адам Мориссон еще долго что-то горячо доказывал, убеждал, пояснял, хотя в чем-чем, а в пояснениях Лион не испытывал ровным счетом никакой необходимости.
До его слуха доносились лишь реплики:…
– …они допрыгались…
– …проявим твердость…
– …не допустим развала…
– …своими деструктивными действиями они начисто отвергают малейший намек на возможный диалог с североирландцами…
Он слушал и не слушал навязчивого спутника – всем своим сердцем, всей душой он был уже в Оксфорде, рядом с Джастиной…
Когда он появился дома, Джастина только что пришла из своей театральной студии.
Внимательным, немигающим взглядом посмотрев на мужа, она всплеснула руками.
– Боже! Что с тобой случилось?
Лион, оглянувшись по сторонам в поисках стула, не нашел его и сел на краешек трюмо.
– Что с тобой? Ты весь бледный, ты весь дрожишь! Лион, скорее в постель!
Облизав пересохшие от волнения губы, Лион выдавил из себя:
– У меня все в порядке…
– Какое там в порядке!
Джастина подошла поближе – Лион инстинктивно согнул локоть, чтобы она не заметила бурого кровяного пятна на рукаве.
– Лион… Я очень прошу тебя – разденься и ложись в постель…
В этот самый момент взгляд Лиона неожиданно упал на стол – там лежала утренняя газета, та самая…
И вновь в глаза ему бросилось набранное жирным шрифтом:
«ПО СЧАСТЛИВОЙ СЛУЧАЙНОСТИ НИКТО ИЗ ЗРИТЕЛЕЙ НЕ ПОСТРАДАЛ…»
Он все понял…
Не проронив ни слова, Лион прошел в спальню и, сбросив с себя одежду, лег в кровать…
Он знал, что Джастина знала, и что она знает о том, что он знает об этом.
Нет, это было просто невыносимо!
Неожиданно он услышал скрип половиц, легкие шаги Джастины…
Подняв голову, он спросил хрипловатым голосом:
– Это ты?
Она, подойдя к кровати и усевшись рядом, ласково погладила его по голове и произнесла:
– Молчи, молчи…
Лион захотел было что-то сказать, но не смог – в горле застрял какой-то комок, и он почувствовал, что еще немного – и он разрыдается словно ребенок, который сотворил что-то ужасное и теперь с ужасно ожидает неотвратимого наказания.
Джастина, казалось, все понимала.
Продолжая нежно поглаживать его жесткие седые волосы, она повторяла:
– Молчи, молчи…
Вскоре Лион забылся тяжелым, свинцовым сном…
Во сне они шли вместе с Джастиной по какому-то осеннему парку.
Под ногами шуршали опавшие, уже преющие листья, они весело переговаривались о чем-то, но Лион со страхом ожидал от нее вопросов…
Наконец, ласково посмотрев на мужа, она промолвила негромко:
– Лион, я все вижу и все знаю… Я никогда не буду задавать тебе никаких вопросов…
Он слабо улыбнулся.
– Да?
– Конечно!
Голос Джастины звучал столь убедительно, что тревоги и волнения Хартгейма как-то улеглись сами по себе.
А действительно – что волноваться?
Ведь теперь они рядом, они вместе, они всегда будут вместе, всегда будут любить друг друга…
А разве может быть как-нибудь иначе?
Теперь, вспоминая свои мысли о смерти, вспоминая свое желание умереть, Лион невольно содрогался.
Нет, нет, и еще раз нет!
Он не хочет этого!
И, обернувшись к Джастине, он несмело спросил у нее:
– Послушай…
Она приветливо посмотрела не него.
– Что, мой милый?
– Ты по-прежнему любишь меня?
– Конечно же! А почему ты меня об этом спрашиваешь? Ты что – сомневаешься?
– Нет…
– Лион, не надо никаких вопросов… Вот увидишь – все будет хорошо у нас с тобой…
– Правда?
– Конечно… Зачем же мне обманывать тебя, зачем мне обманывать свою любовь?
– И ты знаешь все?
Она кивнула.
– Конечно!
– И ты прощаешь меня?
– Да… Потому что ты мой маленький, когда-то потерянный и затем найденный ребенок… Потому что, Лион, я действительно люблю тебя!
– И ты никогда не вспомнишь о том, что произошло со мной в Лондоне?
– Никогда…
И удивительно проснувшись через несколько часов, Лион поверил в то, что сон был вещим…
Так оно и случилось на самом деле: Джастина никогда ни единым словом не обмолвилась ни о той поездке в Лондон, ни о загадочной смерти соседа, аббата О'Коннера, ни о роли в этой истории его, Лиона Хартгейма…
Правда, иногда вспоминая покойного аббата, она не могла сдержать в себе раздражения к этому человеку, но, тем не менее, никогда не давала понять, что раздражение это каким-то образом связано с той историей…
IV. ОКСФОРД
Питер
Первые дни после возвращения из Лондона Лион находился в оглушенном состоянии. Он не сразу понимал, о чем его спрашивают, когда к нему обращались. А отвечал отрывисто, коротко и однозначно.
Болезнь свалила Лиона, когда он сидел за письменным столом с ручкой в руке. До этого он долгие десятилетия, с раннего детства, серьезно никогда и ничем не болел. И даже боли в сердце, которые он стал ощущать года два назад, ничему его не научили.
Как любой человек, который привык себя чувствовать всегда здоровым, он даже не допускал мысли о том, что когда-нибудь может заболеть. Но на этот раз все было очень серьезно. И этот случай его просто обескуражил.
